Герман Гоппе Однажды у старых окопов Чудо из реальности суровой, Вымысел, помноженный на грусть... Юность спросит: — Мне вернуться снова? — Невозможно... — Хочешь, возвращусь? — И такой же точно будешь? — Буду. Повторюсь, не пропустив ни дня. Вот, чудак, ведь ты поверил в чудо, Что ж тебе не веровать в меня?! — Сосны покачнутся. И тревогу Вынесет простуженный мотив На одностороннюю дорогу, На одноколейные пути. Под ногой камней возникнет ропот. С тяготением земным не в лад С бруствера осевшего окопа Медленные камни полетят. И уже движеньем увлеченный Прошепчу: «Ты воскресишь друзей?» А она спокойная: «О чем ты? Я тогда не стала бы твоей. Впрочем, ладно, им в могилах тесно. И уж раз завел об этом речь, Пусть твои товарищи воскреснут, Пусть встают, им снова в землю лечь...» И предсмертной болью обжигая, Ударяет ледяное — «пусть». — Врешь! — кричу. — Ты не моя — чужая. А моя не скажет — «возвращусь». Архимед
К слепым и полузрячим На госпитальный свет, Должно быть, наудачу Забрел к нам Архимед. Не слишком ли? Не слишком. Блокадная пора. Шуршат страницы книжки, Читает медсестра... Когда грабеж повальный, Мечей злорадный звон, Трудом фундаментальным Решил заняться он. В своем саду-садочке, Витая вдалеке, Чертил углы, кружочки На чистеньком песке. Ворвался воин Рима, Ворвался — ну и что ж? Врагу невозмутимо: — Не затемняй чертеж! — К несчастью, воин ведал Одно: тупить свой меч. А мог бы Архимеда Просить, предостеречь. И вывод хитроватый На тыщи лет вперед: Уж выбрал с краю хату, Молчи — и повезет... И замерла страница, Когда сказал сосед: — Кончай читать, сестрица. Оболган Архимед. Хозяин камнепада, Он до последних дней Командовал что надо По-нашему бригадой Тяжелых батарей. — Почти, — добавил некто, Подняв лицо в бинтах, — Точней, он был инспектор В технических войсках. Но главное, ребята, Я утверждать берусь, Что он погиб солдатом, Мудрец из Сиракуз.— Свет от коптилки замер, Немногим видный свет. И плакал перед нами Счастливыми слезами Блокадник Архимед. Глеб Горбовский Рубежи Беспристрастно, как птица с вершины полета, без добра и без худа, без правды и лжи я гляжу на бегущие в рвах и болотах, на шуршащие в скалах ничьи рубежи. Зеленеют солдаты. Торжественно мокнут. Полосатый шлагбаум ложится на путь. А в ничейном кустарнике птицы не молкнут: всепланетные песни терзают им грудь. Вечереют солдаты. Торжественны лица. Только я беспристрастен, как каменный пик. ...А земля, будто в трещинах, в этих границах, подо мною, растущим к звезде напрямик! Собираю глазами наземные краски, отпираю себя, словно ржавый замок, и... срываюсь! И бьюсь! Не могу беспристрастно... И на русскую землю валюсь, как щенок. Обнимаю корявую старую вербу, поднимаю над полем себя, как свечу... И в стальную, пшеничную, кровную — верю! И вовек никому отдавать не хочу. Детство мое Война меня кормила из помойки: пороешься и что-нибудь найдешь. Как серенькая мышка-землеройка, как некогда пронырливый Гаврош... Зелененький сухарик, корка сыра, консервных банок пряный аромат. В штанах колени, вставленные в дыры, как стоп-сигналы красные горят. И бешеные пульки, вместо пташек, чирикают по-своему... И дым, как будто знамя молодости нашей, встает над горизонтом золотым... Наталия Грудинина Дедушка Начинается день усталостью. Поясничными злыми болями. Это значит, что дело к старости, К отголоскам войны тем более... Что-то колет в боку и в печени. Шестьдесят годков за плечами. Восемь раз в медсанбатах леченный, Больно свыкся ты, дед, с врачами. Что ли, будешь лежачим к завтраму, Чтоб весь дом за тобой ухаживал? Хоть с косой в руке, хоть на тракторе Впереди других, помнишь, хаживал? Или все на земле по-мирному, По-любовному, по-сердечному? Где же совесть твоя настырная — Оборона твоя всевечная? Уж не вздумал ли кто вломиться С этой хвори твоей небдительной! Кто поможет Москве-столице Русской сметкою удивительной? Кто, пропахнувший потом-порохом, В тех краях, что куда не ближе, За Россию сочтется с ворогом, Свободя города-парижи? Кто мундир отутюжить выучит К дню парадному, дню победному? Кто дровами деревню выручит? Без тебя как без рук мы, бедные! Кто полюбится лучшей девушке? С фронтовым дружком хватит лишнего? Вот какой ты здоровый, дедушка, Ус ржаной, борода пшеничная! Молодецкой статью да норовом Ты и мне, замужней, понравился. Так лечила я деда хворого, Чтобы в память вошел, поправился! |