Такая вот странная история, на которую Комиссия не обратила, понятно, ни малейшего внимания. Но это опять цветочки.

Таким образом, проход Корейского пролива был отложен на 14 мая, а возникшие 4 часа временного запаса Адмирал решил посвятить эволюциям. Днем 13 мая наша эскадра еще не была обнаружена, и японцы переговаривались по радио открытым текстом, не прибегая к шифру.

«На первых изданных в Японии планах боя эскадра показана идущей из-под южного берега Кореи. Значит, японцы полагали, что мы (зачем-то) направились в глубь Желтого моря и обогнули Квельпарт с севера. Ясно, что они нас совершенно потеряли из виду в этот период времени»^{314}. 

Несанкционированный радиообмен. Глупость или измена?

2. Вечером 13 мая командир того же броненосца береговой обороны «Адмирал Сенявин», машина которого так некстати и странно сломалась накануне, капитан 1-го ранга С.И. Григорьев 1-й, несмотря на категорический запрет Командующего эскадрой пользоваться радиотелеграфированием, решил вмешаться в радиопереговоры врага, чтобы «перебить японцев». А затем воспользовался «замеченным» японским позывным и под этим позывным послал в эфир некое сообщение.

На это сообщение был получен от японцев ответ: «Ясно вижу»^{315}.[363]

В развернутом виде на «морском языке» означающий: «Ясно вижу и понял».

Через несколько часов после получения на «Сенявине» фразы «Ясно вижу!» японский разведчик «Синано-Мару» в кромешной тьме майской ночи, в еще не рассеявшемся тумане «совершенно случайно» находит окрашенную в черный цвет эскадру.

Чтобы понять цену подобной «случайности», приведем единственный, но хорошо известный нам факт. Через двое суток, вечером 15 мая, после тяжелого боя с шестью японскими крейсерами уже сильно поврежденный ветеран 2-й эскадры «Дмитрий Донской» сумел, немного оторвавшись от противника, зайти в тень острова Даже лет. После чего был немедленно потерян им из виду и оставлен в покое до утра, не считая неудачных миноносных атак вдогонку.

Это дало ему возможность спокойно свести команду на берег и, отойдя на глубокую воду, достойно завершить долгую службу Родине, затонув под Андреевским флагом. 

Без огней эти суда идти не могли

А ведь известно было, где искать «Донского», да и уйти он далеко не мог. А тут, скажи на милость, — случайность. Традиционно объясняется эта случайность тем, что «Синано-Мару» обнаружить эскадру помог «ярко освещенный» госпитальный корабль — то ли «Кострома», то ли «Орел» — тезка броненосца. Из чего читатели долгие десятилетия делают вывод, что «Орел» освещен был примерно, как «Титаник» перед столкновением с айсбергом. Да еще эскадру прожектором высвечивал — чтоб не потеряться, а ведь и в самом деле — темно.

На самом деле «Орел» нес минимум огней, предусмотренных для госпитальных судов Женевской конвенцией, — без чего они считались бы военными судами со всеми вытекающими, — и терявшихся в «начавшем рассеиваться» тумане за несколько сот метров. Вообще без огней эти суда идти не могли. Адмирал Рожественский не мог полностью исключать того, что эскадра все же открыта. В этом случае госпитальные суда, идущие без огней, могли быть специально потоплены, чтобы обвинить в этом Командующего эскадрой и в его лице Российскую Империю.

И шли «Орел» с «Костромой» в значительном удалении: в 40–50 кабельтовах, то есть по-простому в 8–10 км, — от соблюдавшей строгую светомаскировку черной эскадры. Об отдаленности госпитальных судов от эскадры свидетельствует, в частности, в своем донесении о бое командир «Сисоя» каперанг Озеров Мануил Васильевич. А адмирал Энквист Оскар Адольфович уже в показании Следственной Комиссии и вовсе настаивает на том, что госпитали шли на таком удалении от эскадры, что не могли способствовать ее демаскировке^{316}.

На каждом же корабле окрашенной черным эскадры до боли в глазах всматривались в ночную темь сигнальщики, знавшие, что от их внимательности зависят жизнь и судьба товарищей и их самих. «Синано-Мару», что характерно, эти десятки внимательных глаз не заметили. А «Синано» был отнюдь не черной масти и выделялся в темноте лучше черных судов нашей эскадры.

А вот был ли он вообще, этот «Синано»? 

А был ли мальчик?

«Ясно виденную» по радио уже накануне вечером русскую эскадру с ее заранее известным 9-узловым ходом и уточненным — наконец! — маршрутом можно было теперь спокойно, не шибко утруждаясь, просчитать и встретить утром в высчитанной точке при входе в проход Крузенштерна. Что и сделал, когда рассвело, крейсер «Идзуми». После получения радиограммы с «Сенявина» стало ясно, где нас ждать. Другого пути у эскадры не было.

Думается, что Командующий эскадрой все же предпринял бы определенные контрмеры, если бы вовремя узнал о тайных художествах своих командиров^{317}.

Любопытно, что о своем воинском преступлении — нарушении приказа Командования и содействии врагу в деле обнаружения потерянной японцами 2-й эскадры, С.И. Григорьев 1-й сообщает Следственной Комиссии вполне браво, с чувством выполненного долга: «Тем и кончилось наше вмешательство в телеграфирование японцев»^{318}. 

Кончилось — лучше не придумаешь.

Насчет выполненного долга — может, так и было? Во всяком случае ни в каких мнениях Комиссии подвиг Григорьева 1-го натурально не упомянут.

Зачем? Пусть себе мальчики шутят.

А вот адмирал Рожественский, кажется, так и не узнал никогда о смелой инициативе командира «Сенявина». Пеленгаторов тогда не было. А Комиссия, думается мне почему-то, Адмиралу о сем курьезе не сообщила. Но ощущение если не измены, то некоей странности, непроясненности обстоятельств, при которых была открыта врагами его эскадра, у Адмирала присутствовало. В своих показаниях Следственной Комиссии он сказал (ответ на вопрос 28): «Я и в настоящее время не могу утвердительно сказать, когда именно неприятельские разведчики открыли нас…»

Адмирал чувствовал неладное, как и в случае неожиданной для него «плохой» стрельбы эскадры в первую четверть часа боя.

Адмиральскую интуицию Комиссия гордо проигнорировала.

3. Контр-адмирал Небогатов грубо нарушил приказ адмирала Рожественского о необходимости строго соблюдать не более чем 2-кабельтовый интервал между судами в боевой кильватерной колонне, чтобы эскадра могла действовать в бою одновременно орудиями всех броненосцев. Только это оправдывало в какой-то степени присоединение ко 2-й эскадре 3-го броненосного отряда.

Самому Адмиралу хотелось верить, «что 12 кораблей в боевой линии сделают больше, чем 8»^{319}. Но заметное отставание небогатовского отряда уже в завязке боя, в дальнейшем его течении все более превращало железный кильватерный строй эскадры в призрак боевой линии, а потому и 12 кораблей, по словам адмирала Рожественского, сделали гораздо меньше, чем могли бы сделать 8.^{320} 

«Оттянул и скучился». Действительный строй эскадры

Приведем ряд свидетельских показаний о том, как руководил Небогатов своим отрядом в начале и во время боя, а также о действительном строе нашей эскадры 14 мая 1905 года в 1 час 49 минут дня по Владивостоку.