— Ради Христа передайте им, чтобы не спускали флага.
Узнав, что на “Суворове” все сбито и не на чем даже поднять флага, Адмирал раздраженно возразил:
-Пусть хоть как-нибудь приспособят, хотя бы на весле или на крюке.
Во время перевязки Адмирал разговаривал с подходившими к нему офицерами и командиром, спрашивал о курсе и говорил, что надо идти во Владивосток»{258}.
Продолжает Владимир Семенов.
Эскадрой! Владивосток! NO 23°!..
«В это время мы догоняли эскадру, и флаг-капитан, решив, что раньше, чем делать какой-либо сигнал, все-таки надо спросить мнения Адмирала, поручил это мне. С большими затруднениями, поддерживаемый добровольными санитарами, пробравшись на корму и спустившись по трапу, я заглянул в капитанскую каюту.
Фельдшер заканчивал перевязку. Адмирал лежал на койке неподвижно, с полузакрытыми глазами, но был в сознании.
Окликнув его, я спросил, чувствует ли он себя в силах продолжать командование эскадрой и на какой корабль прикажет себя везти?
Адмирал с трудом повернул голову в мою сторону и некоторое время точно усиливался что-то вспомнить…
— Нет… куда же… сами видите… командование — Небогатову… — глухо проговорил он и, вдруг оживившись, с внезапной вспышкой энергии добавил:
— Идти эскадрой! Владивосток! Курс NO 23?!.. — и снова впал в забытье…» Для полноты картины вновь слово Николаю Коломейцову.
«А крейсера все стреляют по “Суворову”…»
«А крейсера все стреляют по “Суворову”: но миноносец, закрывшись от них бортом “Суворова”, — в сравнительной безопасности.
Но медлить нельзя — надо уходить от борта. Наступил самый критический момент. Отвалить от наветренного борта при такой зыби можно было, только сдавшись за корму, и там уже разворачиваться. Дав задний ход и отойдя за корму, я стал разворачиваться, и в это время на миноносце сосредоточился убийственный огонь.
На юте убит наповал только что спасенный с “Ослябя” квартирмейстер Шуваев, а крупный снаряд, разорвавшись о воду, осколком пробил носовую часть выше ватерлинии. Пробоина быстро была заделана»…
Разорвавшись о воду! Значит, это был снаряд именно с броневых гигантов Камимура. Легкие крейсера Дэва, Катаока и прочих Уриу были снаряжены «шимозой обыкновенной», а та об воду не рвалась. Как не рвались гиганты Камимура в бой с нашими главными силами.
«Отошел от “Суворова” около 5 часов 30 минут вечера[301] и снова стал догонять нашу эскадру, далеко ушедшую вперед. Тело квартирмейстера Шуваева с краткой молитвой предали морю…
Пришел ко мне на мостик механик и доложил, что в машине лопнул теплый ящик, и котлы приходится питать из-за борта. Ход уменьшился, и я догнал эскадру только через час…
Японцы меня не преследовали».
С «Суворова» сняты следующие чины
«Начальник эскадры, Вице-Адмирал Генерал-Адъютант Рожественский; флаг-капитан, Капитан 1 ранга Клапье-де-Колонг; флаг-офицер, Капитан 2 ранга Семенов; флагманский штурман Полковник Филипповскии; флагманский минный офицер Лейтенант Леонтьев; флаг-офицеры: Лейтенант Крыжановский и Мичман Демчинский, юнкер Максимов, боцман Наумов, писарь Матизен, комендор Фирсов, минер Жильцов, матрос вестовой Пучков, матрос вестовой Балмасов, матрос Суханов, матрос Конченко, машинист Колотушкин, кочегар Замышляев, сигнальщик Суверов, матрос Никитин, матрос ординарец Бардин, писарь Степанов, писарь Филь — всего 7 офицеров и 16 нижних чинов»[302].
Адмирал был в полузабытьи…
«Адмирала положили в моей каюте, а штаб разместился в кают-компании, но так как там уже были раненые с “Ослябя”, то коек не хватило, и все разместились кто как мог, даже просто на палубе в кают-компании, подложивши циновки.
Фельдшер приступил к трудной и ответственной операции — вынуть осколок снаряда из головы и ног Адмирала и затем перевязать другие раны. Адмирал был почти без памяти. Справившись с этою задачею, была сделана перевязка другим раненым.
Адмирал пришел в себя, но был в полузабытьи, изредка справляясь о ходе боя, но никто не мог сообщить ему что-либо утешительное о состоянии нашей эскадры…»
«В это время, по приказанию штаба, я поднял сигнал»
«Догоняя эскадру, правил по ней, а в компас не смотрел, почему румб не помню. Подходя к эскадре, стал держаться у крейсера “Дмитрий Донской”, который шел в кильватере “Авроре” и “Олегу”. В это время, по приказанию штаба, я поднял сигнал:
“Адмирал передает командование адмиралу Небогатову” и “Адмирал находится на миноносце — ранен”.
Кроме того, известие о спасении Адмирала было передано по семафору на ближайшие крейсера и миноносцы, шедшие рядом.
По приказанию же штаба, миноносец “Бедовый” был послан на “Суворов” снять оставшихся штабных, а миноносец “Безупречный” послан к “Николаю I” передать предыдущий сигнал.
После этого мы “Безупречного” больше не видали»[303].
Заметим, что все приведенные выше материалы были прекрасно известны Следственной Комиссии. Потому так явственна ирония в ответе Адмирала на вопрос 56, почему на «Буйном» не был поднят его флаг:
«…Потому что раненый флаг-капитан чувствовал себя не в силах командовать эскадрой…»
О своей невозможности осуществлять командование Адмирал, отвечая на комиссионный вопрос, даже не счел нужным упоминать. Это было слишком известно.
Приведем теперь завершение ответа Адмирала на вопрос 56.
О передаче командования: «не был к тому расположен»
«На броненосце же “Император Николай I” не подняли моего флага, как я заключаю из последовавших движений, потому что командовавший 3-м отрядом броненосцев, получив приказание принять командование эскадрой, не был к тому расположен, находя, вероятно, что командование эскадрой связало бы движение его флагманского корабля. По свидетельству участников боя, он, зная о беспомощном положении “Суворова” и о гибели “Ослябя” — флагманских кораблей броненосной эскадры, долгое время не видел сигнала о передаче ему командования, который был поднят на “Буйном” и отрепетован крейсерским отрядом.
А когда содержание этого сигнала было сообщено ему словесным приказанием, переданным командиром миноносца, приблизившегося к борту “Николая I”, тогда он, вступив {не ранее удаления главных сил неприятеля) в голову уцелевших наших броненосцев, прибавил ход до полного, развил 111/2 узлов, при каковой скорости, без сомнения, не мог держать оставшуюся эскадру соединенно и скоро растерял ее».
Добротворский — путь на юг. Шанхай или Манила?
«Вопрос 57. Отчего “Буйный”, имея сигнал: “Адмирал на миноносце”, в 6 часов 35 минут повернул на зюйд от эскадры (рапорт капитана 1-го ранга Добротворского)?
Ответ. Я не знаю, шел ли миноносец “Буйный” на юг 14 мая в 6 часов 35 минут вечера, и очень сомневаюсь, чтобы бывший командир крейсера “Олег”, капитан 1-го ранга Добротворский, вел в то время запись курсов миноносца “Буйный”.
Я думаю, что “Буйный” следовал, насколько позволяла ему расстроенная машина, за адмиралом, которому передано было командование эскадрой, хотя, может быть, и менял курсы, чтоб уклоняться от неприятельского огня.
Я имел возможность совершенно убедиться в том, что движениями “Буйного” капитан 1-го ранга Добротворский не мог быть настолько введен в заблуждение относительно моих намерений, чтобы иметь право проявить неповиновение несшему флаг на “Олеге” контр-адмиралу Энквисту и увести свой корабль по направлению к Шанхаю в предположении, что путь на юг был указан в 6 часов 35 минут вечера курсом “Буйного”, на котором я находился.
