Моим вышеизложенным соображениям могут быть противопоставлены указания на те преимущества, которые получил японский флот вследствие того, что им были высланы крейсера на разведку.
На такие указания я могу ответить повторением утверждения моего, что преимущества неприятеля были бы еще больше, если бы его разведчики встретили моих несколькими часами раньше, чем они встретили мою эскадру».
Я знал в точности… я не мог не идти
«Я знал в точности численность японского флота, который целиком мог препятствовать прорыву; я пошел на него, потому что не мог не идти.
Какую же пользу могла дать мне разведка, если бы в предвидении ныне торжествующего мнения публицистов я решил застраховать себя таковою?
Говорят, при большой удаче я заранее знал бы строй, в котором надвигается неприятель. Но такая осведомленность не могла бы быть использована для моей сравнительно тихоходной эскадры: неприятель, придя на вид моих сил, не дозволил бы мне начать бой ранее, чем не расположился бы для первого удара так, как ему угодно.
Во всем, только что мною показанном, содержится ответ на вопрос Комиссии, почему не было принято мер, чтобы не допустить неприятельских разведчиков на вид нашей эскадры: если я считал вредным иметь сам разведчиков, то, конечно, моя эскадра должна была рано или поздно прийти в соприкосновение с неприятельскими разведчиками.
Вопрос 30. Почему утром 14-го мая нашим крейсерам не было приказано попытаться отрезать неприятельских разведчиков, державшихся сзади эскадры?
Ответ. Я не пытался гоняться за ними, потому что должен был сосредоточенно подвигаться вперед.
Младший флагман, командовавший крейсерами, тоже считал неразумным перед боем рассылать свои суда для побочных предприятий, особенно имея в виду, что мгла закрывала горизонт утром за пределами пяти миль и только к началу боя постепенно раздвинулась до семи — восьми миль».
Почему в хвост эскадры?
«Вопрос 31. Почему утром 14-го мая разведочный отряд был поставлен в хвост эскадры?
Ответ. В ночь с 13 на 14 мая эскадра, следуя к Корейскому проливу в походном строе, имела в голове цепь из крейсеров: “Светлана”, “Алмаз”, “Урал”, “Жемчуг” и “Изумруд”, протяжением более мили поперек курса эскадры. Цепь эта, не несшая никаких огней, кроме фонарей малого углового освещения на корме у первых трех судов, занимавших средние места, ориентировалась сама по отличительным огням.
Эскадра была невидима ни спереди, ни с флангов и служила заслоном от встречных минных атак, причем на сигнальных постах и у заряженных орудий всю ночь бодрствовали люди, обладавшие лучшим зрением в темноте. (Подобными же заслонами по длине походного строя и с тыла эскадры служили не несшие внешних отличительных огней колонны боевых судов.)
Из числа судов, составлявших переднюю цепь, протянутую поперек курса эскадры, “Светлана”, “Алмаз” и “Урал” принадлежали к разведочному отряду, не исполнявшему в данное время разведочной службы, по выше объясненным соображениям моим. Утром 14 мая эти три корабля по отданному накануне приказанию ушли в тыл эскадры, чтобы не стеснять перестроения эскадры из походного строя в боевой, когда в том явилась бы надобность».
Могли и имели. Боевой ход эскадры
«Вопрос 32. Какой ход могли развить 14-го мая суда эскадры?
Ответ. 14-го мая новые броненосцы эскадры могли бы развивать до 131/2 узлов хода, а прочие от 111/2 до 121/2.
Крейсер “Олег” с поврежденным в Кронштадте цилиндром, стянутым обоймой, мог по нужде идти 18 узлов, с тревогой, однако, за целость машины.
Крейсера “Светлана”, “Аврора”, “Урал” и “Алмаз” могли иметь также 18-ти узловой ход, причем “Алмаз”, как всегда, рисковал бы целостью своих паровых труб.
Крейсера “Жемчуг” и “Изумруд” могли делать короткие переходы по 20 узлов при огромном расходе масла.
Крейсера “Дмитрий Донской” и “Владимир Мономах” имели предельную скорость 13 узлов.
Наиболее тихоходные транспорты “Иртыш” и “Камчатка” доносили о неспособности держать ход более 10 узлов, но донесения эти не оправдались исследованиями флагманских механиков.
В бою головные броненосцы имели от 9 до 10 узлов хода, крейсера же имели переменные хода от 9 до 17 узлов».
Но почему?
«Вопрос 33. Почему на эскадре держали в бою такой небольшой ход?
Ответ. Принимая во внимание, что во 2-м отряде броненосцев “Наварин” не мог развивать более 12-ти, а 3-й отряд имел предельную скорость в 111/2 узлов, головные броненосцы в сомкнутом строю не имели права держать более 10 узлов[273].
По ходячему ныне мнению, бой мог принять другой оборот, если бы броненосцы разной подвижности не стремились держаться соединенно, а распределены были на отдельно действующие отряды. Я не согласен с таким мнением».
Внесем ясность
Чтобы не возвращаться больше к вопросу о возможном раздельном маневрировании 2-й эскадры в бою, так же как и к вопросам о том, что
— 4 новых русских броненосца с неясно каким ходом должны были «броситься» на заведомо превосходящую в скорости японскую эскадру,
— о «талантливых тактических маневрах», которые так любят обсуждать Прибои с разными порядковыми номерами, дополним предыдущий ответ Адмирала строками его собственноручного письма к редактору «Нового времени», написанного в ответ на очередную профанацию в этом печатном органе, продолжавшем свою неутомимую работу «на пользу своего крысиного царства» Н.Л. Кладо.
Письма, опубликованного в отрывках в № 5 «Морского сборника» в 1913 году, семь лет спустя после написания.
Дело в том, что с нового 1906 года приказом Морского Министра адмирал Рожественский и его офицеры были лишены права на защиту от газетной и прочей клеветы. Действие этого приказа растянулось почти на сто лет. Воспроизведем текст этого письма, поскольку, повторим: «Нет более безопасного средства сохранить для потомства интересные документы, как печатный станок»[274].
О пользе многоотрядности и раздельного маневрирования
Письмо адмирала Рожественского редактору «Нового времени»{246}
16-го января 1906 года
Многоуважаемый Александр Егорович.
…В сегодняшнем (10719) номере «Нового Времени» г. N. приводит следующий отзыв по поводу Цусимского боя из книги французского капитана Daveluy (уроки русско-японской войны):
«Построение русских в двух неравных колоннах было неудобоуправляемо, насколько возможно себе представить. В довершение несчастья адмирал находился не с той стороны, откуда неприятель нанес свой первый удар.
А между тем при наличности инициативы можно было выйти из затруднительного положения: как только Того начал свой поворот (поперек пути русской линии), левая русская колонна могла развернуться влево, тогда как четыре лучших броненосца, составлявших правую колонну, могли броситься на передовые корабли японцев. Тогда последние были бы атакованы с двух сторон».
Г. N. вполне присоединяется к этому отзыву и прибавляет, что на мне лежал долг использовать скорость четырех лучших броненосцев, отделившись от восьми товарищей и устроив японцам род обходного сюрприза.
Я печатно заявил, что наши броненосцы первыми открыли огонь в бою 14-го мая и были к моменту открытия огня в одной колонне[275]…
