Это было неожиданно и невероятно даже для самих участников боя, которые и раньше не надеялись на победу, сознавая свою слабость во всех отношениях.

Этот факт надо признать, ему нельзя не придавать подобающего значения из опасения, что указание на материальную причину отвлечет от преклонения пред “неизменными началами”, а тем более “духовными”, которые все же воплощаются в материальные формы». 

300-кратное превосходство!

«По количеству взрывчатого вещества, вносимого в 1 минуту, а следовательно, по фугасному действию, японские суда превосходили русские в 15 раз[209].

Сила взрывчатого вещества у японцев (шимоза) гораздо больше, нежели пироксилина, допустим, вдвое, значит, японский огонь только от качества снарядов в 30 раз превосходит русский, и, следовательно, один японский корабль стоил 30-ти русских[210].

Вот где сидел принцип сосредоточения сил на этой дистанции (35 кб) и вот как понимали его японцы. А более близкая дистанция для русских была невозможна.

Главнейшее применение этот принцип нашел в качестве разрушительной силы снарядов, а не в числе кораблей, ни в скорости, которых уже нельзя было увеличить, ни в маневрировании.

Считая меткость комендоров японских вдвое превосходящей русскую (в “Миказа” 30 попаданий, в “Орел” — 42, в “Суворов” еще больше), получим, что огонь японцев превосходил русский в 60 раз.

Это примечание столь важно, что позволим себе его немного дополнить свидетельством академика А.Н. Крылова, воспроизведенного А.С. Новиковым-Прибоем в примечании к эпилогу своей дилогии.

Какой-то умник из Артиллерийского управления (а может быть, действительно умник и за хорошие бабки?!) велел чуть не втрое увеличить влажность пироксилина в снарядах для 2-й эскадры против стандартной десятипроцентной. Чтобы в тропиках — де самовозгорания не было. Русский флот узнал об этом только в 1906 году, когда однотипный «Суворову» броненосец «Слава» обстреливал взбунтовавшуюся крепость Свеаборг снарядами из запасов для 2-й эскадры, и офицеры, ведшие наблюдение за стрельбой на мостике броненосца, с изумлением видели, что снаряды не взрываются! Когда крепость была взята и артиллеристы «Славы» смогли осмотреть ее, то они нашли свои снаряды практически совершенно целыми. Только некоторые из них были без дна, а другие слегка развороченными. Сведения эти были немедленно засекречены, и адмирал Рожественский так никогда об этом и не узнал. А вот адмирал Того, похоже, знал об этом еще до Цусимы. (И ведь хоть бы кого из ответственных за все эти безобразия умников повесили у нас, когда все вскрылось! Глядишь, никаких бы 1917-х годов не было! И 1991-х, кстати, тоже.) То есть страшным напалмовым снарядам мы ответили в основном стальными болванками.

На доступном для них расстоянии (до 25 кб) они чисто прошибали любую японскую броню — бронебойность у нас была на «ять», — иногда даже оба борта, оставляя гладкие круглые дырки. Аккуратные японцы сразу после боя вставляли в эти дырки деревянные кругляши, закрашивали краской — и хоть на парад.

Площадь незабронированного борта у русских (60%) была приблизительно в 1,5 больше, чем у японцев (около 40%).

Следовательно, разрушительное действие японского огня было больше русского в 90 раз.

Скорострельность японских орудий в два раза превышала скорострельность русских.

Если этот расчет приблизителен и груб, то все же он говорит много.

В полтораста раз японский огонь был действительнее русского при условии одинаково выгодного первоначального расположения, точнее, при условии возможности обеим сторонам стрелять всеми судами, чего не было в первую четверть часа.

При невозможности стрелять для половины русской эскадры сила японского огня увеличилась еще вдвое.

Следовательно, искусство маневрирования в данных условиях давало японцам увеличение силы в 2 раза, а остальные причины более чем в 150 раз». 

Новое оружие — «жидкий огонь»

«Так вот каков был этот “жидкий огонь”, материальная причина, quantite negligeable[211] для многих, опасающихся умаления “духа” и видящих в новом оружии явление временного характера, пока оно не сделалось общим достоянием, после чего все приходит в равновесие.

Увы!

Пока солнце взойдет, роса очи выест!

После гибели флота, создающегося десятилетиями, плохая надежда на “равновесие”.

И, быть может, если бы немцы выпустили газовые волны впервые не в незначительной стычке, а в широком масштабе — на Марне в решающий момент, который не повторился больше, — la France nexisterait plus[212].

И если бы в разгар подводной войны Америка выступила не на стороне Антанты, то Англия стояла бы на коленях.

Введение нового оружия есть то же разделение сил противника, который в данный момент, часто длительный, не может воспользоваться всеми силами, ресурсами всей страны для восстановления равновесия и отыскания “противоядия”.

И если введение нового оружия связано с тайной, применение его — с внезапностью, в решающий момент, то катастрофа неизбежна».

Итак, скоро уж как 90 лет тому назад самым компетентным в данном вопросе лицом в русском флоте, крупнейшим знатоком всех фактов, относящихся к Цусимскому бою, была выявлена истинная материальная причина цусимской катастрофы русского флота. Было ясно показано, что отнюдь не мифические ошибки адмирала Рожественского, а подавляющее — многосоткратное[214] — огневое превосходство японского флота стало непосредственной причиной гибели 2-й эскадры.

И что же? Послужила ли статья генерал-майора по флоту царскому, будущего флагмана 1-го ранга и вице-адмирала флота советского основой для нового взвешенного подхода к Цусиме?

Отнюдь! Слова Шталя ушли будто вода в песок.

Уже в «Морском сборнике» 1925 года, посвященном 20-летию битвы, вопрос огневого превосходства японского флота практически обходится стороной. Современные же наши исследователи, особенно военно-морские, вообще делают вид, что в сражениях 28 июля 1904 года и 14 мая 1905 года обе стороны использовали одно и то же оружие. Просто Порт-Артурская эскадра стрелять умела, ну и талант адмирала Того не успел пока развернуться в полномасштабный гений. Хотя, вообще, не очень ясно, зачем нужен гений против нас, бездарностей и недоучек.

Нигде не найдете вы слов не только о «жидком огне» как тайном оружии японцев, но и о том, что в русских снарядах с перемоченной взрывчаткой влажность у взрывателя доходила вообще до 80%, превращая могучие снаряды в стальные болванки. Напротив, можно услышать, что только нервные штатские могут думать, что влажный пироксилин хуже сухого: «В сознании обывателя сухие дрова горят хорошо, а влажные плохо, поэтому и пироксилин более влажный должен хуже взрываться»^{212}. А на самом-то деле пироксилин очень даже любит, когда его мочат. А действительно, скажи плохо? Лежишь себе спокойно и взрываться не надо. Целей будешь. И вообще, при Цусиме «японцы не имели значительного превосходства в силах, которое могло позволить им безнаказанно уничтожать противника»^{213}.

При этом слова А.В. Шталя этими авторами даже не опровергаются. Будто не было ничего сказано. Так и не в курсе остается сегодняшний, даже флотский, читатель о том, какое на самом деле огневое превосходство, достигнутое самоотверженной работой в масштабах, не боюсь сказать, Земного шара и до сих пор тщательно скрываемое, ожидало адмирала Рожественского и его эскадру.