— Если в будущем колесо фортуны повернется, и в какой-нибудь стране под вашей властью окажутся белые, умоляю вас, не применяйте к ним тех зверств, которым мы, белые, научили вас! — В напряженной тишине Ингерсолл закончил: — Стойте друг за друга, но еще крепче стойте за свободу всего человечества, за — свободу во всем мире!

Дуглас незаметно вышел. Из зала неслись аплодисменты. Они звучали в тихом морозном воздухе. В этот вечер он долго кружил по незнакомым улицам. Под ногами скрипел снег, но он не ощущал холода. Кровь бурлила у него в жилах, мозг был как в огне, сердце пело.

Он нашел друга. Дуглас в зрелые годы будет пожимать руку Ингерсолла так, как юный Дуглас пожимал когда-то руки Уильяма Ллойда Гаррисона и Джона Брауна.

Эндрью Джонсон был на посту президента целый год, когда конгресс принял закон о гражданских правах вопреки его вето. Этот закон имел своей целью гарантировать полные гражданские права всем лицам, родившимся в Соединенных Штатах (за исключением индейцев), независимо от их расовой принадлежности и цвета кожи или «предыдущего пребывания в рабстве или в иной подневольной зависимости».

Ликование среди аболиционистов было недолговечным. Опять вспыхнул воодушевленный политикой Эндрью Джонсона мятежный дух Юга. Беспорядки, бунты и убийства, совершаемые в Южных штатах, подтверждали опасения, что плантаторы Юга используют свою силу, дабы снова обратить негров в рабство, и что ни один противодействующий им человек, будь то белый или черный, не останется в безопасности. В сенате Чарльз Самнер, а в конгрессе Тадеуш Стивенс требовали принятия такой специальной поправки к конституции, которая дала бы неграм в каждом штате право участвовать в выборах. Благодаря их совместным усилиям родилась 14-я поправка. Уэнделл Филиппс и Фредерик Дуглас организовали всенародную агитацию в пользу этой поправки. Они ездили по городам и проводили массовые митинги, ратуя за то, чтобы вся нация требовала полных гражданских прав для вызволенного из рабства народа.

Деятели республиканской партии одобряли идею участия негров на Юге в выборах. Они были убеждены, что это принесет большое количество дополнительных голосов республиканской партии — партии Авраама Линкольна, павшего мученической смертью. Северные капиталисты тоже одобряли эту идею, ибо участие негров в выборах должно было несколько обуздать южных плантаторов. Отныне капиталисты Севера были намерены контролировать производство хлопка. Вот почему они были столь едины в восхвалениях Фредерика Дугласа.

Дуглас был великолепным оратором. Он не спрашивал, не задавался мыслью, в чем причина его огромного успеха во всех городах, куда бы он ни приезжал. Он не подозревал, что здесь играют роль эгоистические интересы. Когда жители Рочестера избрали его представлять их город на Национальном съезде лоялистов в Филадельфии, Дуглас принял это как знак уважения к негритянскому народу. В Рочестере в это время было свыше шестидесяти тысяч жителей, из них только душ двести негров. Поэтому темнокожий человек мог считать для себя честью избрание его единственным делегатом от «белого» города.

Выборы осенью 1866 года должны были показать, признает ли конгресс Южные штаты в том виде, в каком их реконструировал Эндрью Джонсон. Выборы были не президентские, а только в конгресс и в законодательные органы штатов.

Национальный съезд лоялистов был созван теми элементами Севера и Запада, которые хотели поторговаться с Югом, пользуясь негласным положением о том, что каждому штату будет дано конституционное право самостоятельно решать, какие группы населения могут быть допущены к участию в выборах. На этом съезде собирались поставить вопрос о желательности избирать в конгресс тех лиц, которые приняли бы в свои ряды всех «лояльных» представителей Юга. Дельцы Рочестера избрали своим делегатом Фредерика Дугласа, дабы усыпить бдительность своих противников и скрыть от них истинную цель этого съезда.

Хотя Дугласа избрали белые, но все оказалось не так-то гладко. Неприятности начались уже в поезде, который вез делегатов в Филадельфию. В Гаррисбурге состав был прицеплен к другому специальному составу, шедшему с юго-запада. Южане изумились, увидев в вагоне негра. Скрывая свой гнев, они сумели, однако, убедить других делегатов, что нет необходимости допускать чернокожего на съезд. Свой протест они мотивировали тем, что призыв «к социальному равенству» негров подорвет шансы республиканской партии. Делегаты с Севера согласились с этой точкой зрения. Передать их решение ничего не подозревающей жертве поручили велеречивому и обходительному джентльмену из Нового Орлеана. «Надо отдать ему должное: у него были превосходные манеры и ораторское дарование», — рассказывал Дуглас.

Свою речь этот джентльмен начал с того, что продемонстрировал свое знакомство с историей жизни Дугласа и его литературной деятельностью, затем заявил, что испытывает к нему высочайшее уважение. Он заверил делегата города Рочестера, что джентльмены, направившие его вести переговоры, а также те, кто сейчас сопровождает его, восторгаются достопочтенным мистером Дугласом и не имеют ни малейших помыслов отстранить его от участия в съезде. Здесь он сделал паузу, жеманно вытирая пальцы белоснежным носовым платком. Засунув его обратно в карман, он эффектным жестом простер к Дугласу руки и изогнул свой стан, вопрошая: «Разве не считаем мы необходимым отбросить все личные желания ради общей цели?» Не давая Дугласу ответить, он передернул плечами и продолжал говорить. По его словам, важно было только одно: «Полезно это для партии или нет?» Мистеру Дугласу, несомненно, известно, что сильное и глубокое предубеждение против его народа существует не только на Юге, но и на Севере. Поднимется крик, что-де республиканская партия ратует за социальное и политическое равенство негров, если знаменитый Дуглас будет присутствовать на Национальном съезде лоялистов.

В голосе джентльмена слышались слезы, когда он говорил: «Чем не приходится жертвовать во имя осуществления задач республиканской партии?» Но надо помнить, подчеркнул он, что в штате Индиана имеется несколько округов, где существует такое равновесие между республиканцами и демократами, что любая мелочь может перетянуть чашу весов, а если республиканские кандидаты будут там забаллотированы, то партия может не набрать в конгрессе двух третей голосов, нужных для проведения столь настоятельно необходимых законов.

— Милостивый бог дает крест, — закончил он набожно, вздымая очи к потолку, — и дает силу нести его!

Дуглас молча, внимательно слушал эту речь. Оратор откинулся на спинку кресла. Подошедшие с ним трое делегатов, стоявшие в проходе, повернулись, чтобы уйти. Но они застыли на месте, услышав голос Дугласа. Это был звучный голос, и то, что он говорил, было слышно всем пассажирам в вагоне:

— Джентльмены, при всем моем уважении к вам, скажу вам следующее: ваше требование, чтобы я отказался участвовать в съезде, делегатом которого я был законно избран, для меня равносильно тому, что вы предложили бы мне пустить себе пулю в лоб!

Физиономия южанина застыла. Один из сопровождавших его делегатов выругался — правда, не сразу.

Дуглас продолжал говорить убеждающим тоном:

— Какая выгода будет вам, джентльмены, если вы не допустите меня на съезд? Разве обвинение в трусости, которое будет непременно вам предъявлено, для вас не опаснее, нежели обвинение в излишней близости с неграми? Разве не назовет вас вся Америка трусливыми лицемерами, разглагольствующими о принципах, которые вы нисколько не намерены осуществлять в жизни? С точки зрения политики и необходимости разумнее будет допустить меня. Ведь известно же, что я по всем правилам избран жителями Рочестера делегатом на съезд. Этот факт был широко освещен и комментировался по всей стране. Если меня теперь исключат, народ будет спрашивать: «Где же Дуглас, почему его не видно на съезде?»

Слушатели не шелохнулись. По их холодным физиономиям было видно, что он не переубедил их. Дуглас вздохнул. Затем его лицо приняло такое же холодное выражение. Он встал.