Тадеуш Стивенс (1792–1868).

Чарльз Самнер (1811–1874).

Дома он нашел письмо из Гарвардского университета с напоминанием об обещанных комплектах газет. Библиотека желала бы получить их до наступления лета. «Да, надо этим заняться, — подумал он, — в самое ближайшее время». Он отложил письмо в сторону.

2 июня 1872 года дом Дугласа в Рочестере сгорел до основания. С ним вместе сгорели все газеты, и Дуглас ругал себя за то, что был так легкомыслен-и столько откладывал передачу газет, вместо того чтобы давно это сделать. Розетте и ее мужу удалось спасти кое-какие личные вещи. Мебель можно было купить другую: Анна рыдала по поводу множества невозместимых вещей, которые она хранила как память прошлого: детской пелеринки покойной дочери, школьных учебников, свадебного платья цвета спелых слив, первого цилиндра Фредерика.

Дуглас же думал только о своих погибших газетах и казнил себя за то, что вовремя не успел послать их в Гарвард.

Но боги еще не разделались с Фредериком Дугласом. Казалось, что они вступили в заговор против него, чтобы он вовеки не посмел поднять смиренно опущенной головы.

Женское суфражистское общество города Сенека-Фолз очень не хотело терять одного из самых верных и преданных членов, но вместе с тем причина отъезда этой особы вызывала ликование. Государственный пост в Вашингтоне! Господи, какая неожиданность!

— Вовсе не такая уж неожиданность, — протестующе заявила секретарь общества мисс Дин. —

Эллен Питс выдержала экзамены и теперь займет заслуженное место в рядах правительственных служащих.

— Конечно, — дразнящим тоном согласилась Матильда Хукер. — А что, разве Сюзен Антони не тратит всех своих сил на то, чтобы женщины получили такие права?! Это важное событие, и я считаю, что мы, женщины, должны гордиться нашей Эллен.

— Правильно! Правильно! — неслись возгласы со всех сторон.

В эту минуту в зал вошла разрумянившаяся Эллен Питс. Все пошумели еще немного, и собрание началось. В эту осень Эллен явилась сдавать экзамены, обязательные для поступления на государственную службу, как бы желая этим доказать свою независимость. Когда она явилась на почтамт, все с неодобрением уставились на нее.

— Что здесь делает эта учительша? — спрашивали друг друга люди.

А Сид Грин кисло заметил, что до него уже дошли слухи о том, что она из этих самых «современных женщин».

За это он получил нагоняй от своей супруги:

— Стыдно тебе, Сид Грин! У нас никогда еще не было такой милой и женственной учительницы, как мисс Питс!

Но Сид не взял своих слов обратно. Отдел народного образования был недоволен тем, что учительница принимала участие в параде суфражисток прошлой осенью, и Сид это знал. А жена пусть себе говорит что ей угодно! Во всяком случае, у себя дома брюки носит он! Резким движением он подтянул их и вышел на улицу.

Зато уж нельзя было отказать молодой учительнице в популярности среди учеников. Подав рапорт с просьбой освободить ее в конце месяца от работы, она решила не говорить ничего детям, пока не пройдет рождественский концерт. Задача нелегкая, но что ж!..

…Мысли учительницы были возвращены к действительности упоминанием ее имени.

— Я вношу предложение избрать делегаткой Эллен Питс, — произнесла Люси Пейн.

Эллен удивленно заморгала.

— Поддерживаю это предложение! — с энергичным кивком присовокупила мисс Хаггинс.

Эллен подтолкнула девушку, свою соседку, и спросила шепотом:

— Я не расслышала, в чем дело?

— Избирают делегаток на национальный съезд, — так же тихонько ответила та.

— Но…

— Ш-ш-ш! Перед вами путь открылся к славе! — Соседка усмехнулась.

В эту минуту председательница застучала молотком, требуя тишины. Она собиралась приступить к голосованию.

— Поступило предложение, и оно поддержано, направить Эллен Питс в Вашингтон делегатом от нашей организации. Кто за это предложение, прошу сказать «да».

Большинство было «за», и все с сияющими улыбками посмотрели на Эллен.

— Встаньте! Надо поблагодарить! — толкнула ее локтем соседка.

Глупо было так нервничать: ведь здесь же все друзья! Но глаза ее подозрительно заблестели, а аккуратно повязанная вокруг горла косыночка вдруг заколыхалась.

В кассе общества не хватало денег, чтобы отправить делегатку. А в Вашингтон надо было явиться за неделю до начала работы. Почти все рождество она провела дома, собираясь в дорогу и выслушивая наставления родителей. Гидеон Питс смотрел на дочь с гордостью, смешанной со страхом. Преподаватель в школе — такое спокойное, приятное дело, а большой город — это «западня», «рассадник пороков»! Не лучше ли поехать вместе с нею, подыскать ей квартиру в каком-нибудь почтенном семействе? Но жена отговорила его.

Как и следовало, Эллен Питс заняла место делегатки на IV национальном съезде суфражисток, состоявшемся в Вашингтоне в январе 1874 года.

Возбуждение царило в воздухе. Сейчас, когда 14-я поправка помогла до некоторой степени определить, что представляет собой «гражданство» в Соединенных Штатах, некоторые политики предложили термин «избирательное право для мужчин» вместо «всеобщего избирательного права», которое недавно вызвало столько шума. Сюзен Антони призывала всех женщин Америки сказать свое веское слово. Хотя над руководительницами женского движения смеялись, издевались и давали им разные клички, но они прибыли в Вашингтон, что называется, вооруженные до зубов.

С пылающим лицом и возмущенно сверкающими глазами Сюзен Антони объявила собравшимся, что в сенат поступила петиция с возражениями против избирательного права для женщин. Жена генерала Шермана, жена адмирала Далгрина и другие вашингтонские дамы подписали ее.

— Это те женщины, — заявила Сюзен Антони, — которые никогда не знали нужды, чьи дети сыты и тепло одеты. Но они не хотят, чтобы так же могли жить и другие женщины, даже зарабатывающие на хлеб честным трудом. Эти богатые дамы не только глушат лучшие свои стремления, но они подрывают интересы всех матерей.

Эллен старалась, чтобы ее аплодисменты звучали громче остальных. Ее тянуло подняться и рассказать присутствующим, что она уроженка Рочестера и еще девочкой, самым младшим членом, подвизалась в клубе Сюзен Антони. Но женщины на этом съезде не тратили времени на обмен любезностями. Выдвигались предложения, Эллен голосовала то за одну резолюцию, то за другую, потом ее избрали в комиссию. На одном из последних заседаний в зале появился Дуглас. Он был весь в снегу. Кто-то помог ему снять пальто, кто-то торопливо стянул с него калоши. Он вытер лицо и голову большим носовым платком и поспешил по ступенькам на трибуну.

Публика мгновенно разразилась взрывом аплодисментов. Сюзен Антони пожала руку Дугласа; Ингерсолл, перегнувшись вперед, тепло приветствовал его. Когда Дуглас сел лицом к публике, слегка опустив широкие плечи и устало сложив на коленях руки, Эллен Питс показалось, что он на миг закрыл глаза. Эллен не слышала его выступлений с конца войны. Седина придавала еще больше благородства всему его облику; но только сейчас Эллен заметила, как выдаются у него под бородой скулы. «Это, очевидно, потому, что он похудел», — подумала Эллен.

Для участниц съезда Дуглас являл собой символ борьбы. Он был одним из первых людей, признавших, что борьба за избирательное право женщин и негров, по сути дела, одно и то же. Ему не раз доводилось выступать вместе с Сюзен Антони на собраниях, которые она устраивала в Сиракузах и в Рочестере. Теперь негры добились своего, а вот женщины еще нет, и он по-прежнему стоял с ней рядом.

Немногие из публики догадывались, каких усилий стоило Дугласу говорить в этот день. Они слышали его слова — и только. Но сидевший за его спиной Роберт Ингерсолл, нахмурился и, крепко сжав губы, подумал: «Чем бы мне ему помочь?»