— О нет, не надо, — взмолилась мама. — Я временно приостанавливаю воспитательный процесс.

— До какого времени? — поинтересовался Алешка.

— До внуков, — ответила мама.

— Слава богу, значит, надолго, — облегченно вздохнул Алешка.

Исподволь он наблюдал за отцом и мамой. Родители вместе уже тридцать лет. Он даже не может припомнить, ругались ли они когда-нибудь. Кажется, даже не ссорились; спорили иногда, но, не повышая голоса, до сих пор смотрят друг на друга влюбленными глазами. Однажды Алешка вернулся домой поздно ночью и услышал, как родители занимались любовью. Он тогда подивился и позавидовал. Видимо, был еще порох в пороховницах. Каждый год отмечалась годовщина свадьбы, а когда праздновали серебряную, то еще и повенчались. Раньше было нельзя — партийная дисциплина, хотя Алешку мать потихоньку окрестила, а теперь можно. А раз можно, значит, и нужно.

— Мать сказала, что ты с Линой познакомился, — нарушил молчание отец. — Ты смотри, не обижай ее. И так девчонке в жизни досталось.

— Ее обидишь, как же! Такой мне разнос устроила, даже по морде заехала!

— Слушай, ты действительно — одни ходячие неприятности. Когда ты успел ее-то из себя вывести?

— Послушайте, дорогие мои, — возмутился Алешка. — У меня скоро комплексы появятся. Прямо по Фрейду. Ты, отец, сегодня уже третий, кто напоминает мне о моем скверном либидо.

— Я, Лина, а кто еще? — спросил отец.

— Ее начальник, какой-то майор, — ответил Алешка, откусывая кусок хлеба. — Лина сказала, что ему рост мой не понравился и он решил покрутить меня на причастность к убийству.

— Леня, а ты знаешь, кого нашел Алешка в озере? — вступила в разговор мама.

— Да, — кивнул отец, — Илью Татурина с дочкой. Бедный Сергей Ильич, такое горе.

Алешка оторвался от вкуснейшего рагу и удивленно посмотрел на родителей:

— Вы их знаете?

— А что ты так удивляешься? С его отцом мы работали вместе. Я был первым секретарем обкома партии, а Татурин-старший был предоблисполкома. У них тоже дача была здесь, кажется, первая от озера. Потом меня перевели в Москву, а Сергей Ильич ушел на пенсию. Дачу они, кажется, продали, по крайней мере, я их здесь давно не видел. Зачем приезжал сын Илья на озеро? Непонятно! Говорят, попивал прилично. Да и раньше был очень неуравновешенный. Все время в какие-то странные истории попадал, — сказал отец, посмотрев на Алешку.

— Вот только не надо аналогий, — прервал сын отца, опасаясь, что начнутся нравоучения. — Я человек очень уравновешенный.

— Ты еще маленький, — проговорила мама, погладив Алешку по голове.

Он улыбнулся матери, поймал ее руку у себя на голове, поцеловал.

— Не беспокойся, мамочка. Я еще успею состариться. Ты мне лучше вот что скажи — Лина замужем?

— А почему ты сам у нее не спросил?

— Не успел.

— Да он наверняка сразу в любви объясняться начал, — вставил отец.

— Так точно, именно так я и поступил, — принял шутку Алешка.

— Ты с ней подружись, Алеша, — попросила мама. — Она очень славный человечек.

— Может, и тебя, балбеса, чему-нибудь хорошему научит, — поддакнул отец.

— Обязательно, — проговорил Алешка, вставая из-за стола. — Спасибо, все невероятно вкусно.

— Если есть один раз в сутки, то и подметки покажутся вкусными, — ответила мама.

— Это не есть правда, — ответил Алешка, уходя по лестнице на второй этаж.

— А он прав, — подтвердил отец, поднимаясь и целуя жену в щеку, — тебе помочь?

— Спасибо, справлюсь сама. Иди отдыхай.

Вечер еще не наступил, а солнце уже перекатилось на другую сторону дома. Алешка открыл окно настежь, наслаждаясь воздухом, настоянным на сосновом аромате.

В дверь постучали. В комнату вошел отец.

— Чем маешься? — спросил он Алешку, стоящего у окна.

— Романом, — ответил Алешка.

— Сочиняешь?

— Нет, пап, — сказал Алешка, садясь на кровать и откладывая в сторону толстенную книгу в дорогом переплете. Отец успел заметить, что это англоязычное издание. — Читаю.

— Все на языке оригинала шпаришь?

— Пытаюсь.

— Не доверяешь переводчикам?

— Нет. В переводе читаешь мысли переводчика, а не автора.

— А что это у тебя?

— Так, один американский писатель, современный классик.

— Слушай, сын, а может, ты действительно не там учился? Может, тебе на филфак или в литинститут надо было?

— Нет, сейчас, чтобы стать писателем, достаточно просто уметь писать, диплом ничего не решает, если нет таланта.

— А у тебя есть талант?

— Пока не знаю. — Возникла пауза, Алешка заговорил после нее первым. — Ты, бать, не обижайся. Я действительно пока не знаю. Просто поверь мне. Я ведь не случайно публиковаться стал под псевдонимом. Не хочу, чтобы на редакторов давил твой авторитет. Не хочу быть свиньей неблагодарной, спасибо тебе за все, за детство счастливое. За то, что вы с мамой терпите все мои шатания. Только дайте и мне самому что-нибудь сделать. Писатель пишет, опираясь на свой социальный и психологический опыт, а у меня он напрочь отсутствует.

— А тебе не кажется, Алексей, что ты свой опыт начал получать не там, где надо? В борделях да СИЗО ты только славу дурную себе заработать можешь. Мудрость приходит от пережитых страданий, а не от удовольствий. От праздности душа становится ленивой, холодной, бесчувственной. Пользы в этом для писателя никакой.

— Я с тобой не согласен. Вернее, не совсем согласен. Да, опыта нужно набираться не только там… но и там тоже. Опыт нужен разнообразный, иначе как же я буду писать о том, чего не знаю сам.

— А надо ли писать об этом? Ты не забывай, твои книги будут читать разные люди, возможно, и дети. Какой пример для них? Чему могут научить такие книги?

— А почему они должны чему-то учить? Я просто описываю опыт жизни, а принимать ее или нет, пусть читатель решает сам. Навязывать свое мнение как-то, знаешь ли, неэтично.

— Ты не прав, это эгоизм. Получается, ты собираешься писать не для людей, а для себя.

— Нет, для людей. Но я предпочитаю, чтобы они сами хотели читать написанное мною, чтобы их не заставляли взять мою книгу в руки, потому что это модно или входит в какую-то программу. Ведь именно педагогически ценные произведения включались в программу по литературе. Я хочу просто делиться приобретенным опытом, а не навязывать его.

— Это философия человека, не имеющего опыта, сын. Как только у тебя появится горький, тяжкий жизненный опыт, тебе непременно захочется поделиться им с людьми, именно для того, чтобы они его не повторяли.

— Может быть и так, не хочу спорить.

— Ну ладно, хватит философствовать. Пойдем, искупаемся.

— Куда? — опешил Алешка, потому что сама мысль о том, что в озере можно купаться, казалась ему сейчас абсурдной.

— На озеро. О-о-о брат, да ты никак боишься?

— Нет. Но меня туда пока не тянет.

— А вода, наверное, теплая. Пойдем? — соблазнял отец.

Алешка минуту о чем-то подумал, потом поднялся и сказал:

— Пошли. Покажешь мне дачу Татуриных.

— Конечно, она как раз по дороге. Пойдем.

Через несколько минут они уже стояли перед такими же воротами, как и у их дачи. Да и сама дача Татуриных как две капли воды была похожа на дачу Корниловых: такой же большой двухэтажный деревянный дом с крыльцом, мезонином и верандой. С большими окнами и резными наличниками.

Сейчас двор и дом казались необитаемыми. Ворота заперты. Алешка и Леонид Иванович постояли немного, размышляя — уйти или попытаться проникнуть в дом? Потом решили, что не стоит нарушать права собственности. Но внезапно калитка распахнулась и из нее выглянула седая голова Михалыча.

— Вам чаво, граждане? — спросил он, делая ударение на последний слог. Потом, узнав Алешку и его отца, радостно закивал головой. — Левонид Иванович, здорово, дорогой. А ты давно ли прибыл-то?

— Седни, дорогой. А ты что же меня пропустил-то? Я через твой КПП проехал. Не по воздуху на вертолете пролетел, а на машине по земле проехал, — подражая манере Михалыча, ответил Леонид Иванович, пожимая руку отставному полковнику. — Ты что же, спишь на посту, старый хрыч?