Марина Ефремова
В омут с головой
ГЛАВА 1
Лето для Алешки всегда было мертвым сезоном. Зимой в Москве — жизнь, пусть и не очень праведная, но жизнь. Друзья, девушки, общение и посещение различных заведений. Теперь этого ничего нет, и Алешка скучал.
Дальняя дача, которую прикупил отец еще в бытность первым секретарем Дальнославского обкома партии, была, конечно, райским местечком, но уж больно далеко от Москвы. Для общения Алешке оставили только телефон. Такой отдых больше походил на ссылку. Как Пушкин в Михайловском или Сахаров под городом Горьким. Но, честно говоря, Алешка на отца не обижался, не мог, не имел права. За бурно проведенную зиму его вполне могли сослать не на Дальнюю дачу, а в Сибирь на рудники. А при положении, которое занимал отец, для него это было бы серьезным ударом. Да только «ударять» себя отец не очень-то позволял. Распорядился круто, по-мужски, он это умел — за что его многие и уважали, и Алешка в том числе. После последнего приключения, которое закончилось, как и многие предыдущие, приводом в органы правопорядка, отец принял радикальное решение и запихнул Алешку в машину под бдительное, но не очень строгое наблюдение мамы, отправив сюда, в дальние дали. Жить, конечно, было можно и здесь, но уж очень скучно.
Так или примерно так рассуждал Алексей Корнилов, совершая свою традиционную ночную прогулку к озеру. Алексею двадцать пять лет. За плечами два курса медицинского института и два — юрфака МГУ. Он до сих пор так и не понял, что ему интересно, какая профессия близка. Стать врачом, как мама, помешала природная брезгливость и лень, а юристом — характер хоть и не воинствующего, но все-таки анархиста.
Уже в прошлом две пышные свадьбы с кольцами, белыми платьями и тихими разводами. А в настоящем вполне обеспеченное, бесшабашное существование. Мама, которая любила и позволяла почти все. Папа, который тоже любил, но немного опоздал воспитывать. Друзья, которые, как и Алешка, были представителями золотой молодежи. Это были сынки и дочки высоких номенклатурных родителей, им, как и папам, разрешалось делать все. К их услугам всегда были лучшие казино, бары, рестораны, дискотеки, клубы. У них были лучшие автомобили, одежда от лучших французских кутюрье.
Алешка не видел смысла в учебе или работе. Он без труда мог бы поступить в любой институт и занять любое номенклатурное местечко в любом из министерств. Но то ли по природной своей лени, то ли еще по каким-то причинам он не торопился использовать предоставленные жизнью шансы. Оставлял это на крайний случай, справедливо полагая, что это от него никогда не уйдет.
И теперь Алешка решил стать писателем: в данный момент находился в поисках подходящей темы для своего будущего произведения. Намеренно не устраиваясь на работу, он говорил, что художнику нужна свобода. Его свободу никто не ограничивал, и он вовсю наслаждался ею. Опубликовав несколько небольших рассказов в разных молодежных журналах и окрыленный неплохими отзывами критиков, он взялся за роман. Но оказалось, что держать ручку в руках или корпеть над клавиатурой компьютера для него было непосильным трудом, поэтому пришлось наговаривать отрывки своего «творения» на миниатюрный диктофон. Его литературным кумиром был Генри Миллер: он мечтал написать что-то подобное «Тропику Рака».
Алексей прожигал жизнь и искал в этом философский смысл, но… После первого десятка мини-кассет наговоренного текста запал Алешкиного творчества иссяк, и он, впав в очередную депрессию, пустился во все тяжкие. Перепробовал все известные стимуляторы творческой энергии — от спиртного до наркотиков, сопровождая их сексуальным удовлетворением во всех его проявлениях — исключая разве только однополую любовь и зоофилию: здесь он держался твердых принципов, основанных на здоровой наследственности и классическом воспитании.
Однако все попытки оказались тщетными, муза не желала возвращаться. Творческий зуд сменился душевным простоем, «черной дырой» между сердцем и мозгом. Срочно требовались сильные личностные ощущения. И он пытался их отыскать, таскаясь с компанией таких же, как и он сам, по злачным местам Москвы и ближайшего Подмосковья. Сколько это продлилось бы, одному богу весть, но «точку» поставил отец. И где-то в глубине души Алешка был ему благодарен. Ему и самому уже все надоело, нужно было сменить обстановку. Но как? Сам он, казалось ему, на решительный шаг был не способен. Даже жены уходили от него сами, а он только удовлетворенно говорил: «Все, что ни делается, все к лучшему».
И в который раз повторив любимое изречение, покорился воле отца, тем самым как бы принимая ее как волю божью.
Обычно Алешка спал часов до трех-четырех дня, пытался читать, смотрел телевизор «до упора». Делал попытки возобновить творческую работу, но безрезультатно. Ночью, перед тем как заснуть, шел купаться на озеро. Между часом ночи и примерно тремя утра на озере становилось тихо — дачники давно отправились спать, а рыбаки еще не просыпались. На озере он был один, ему это нравилось: как же — двойное удовольствие — от одиночества и от общения с природой.
Сегодня он вышел из дома немного пораньше — 22 июня, самая короткая ночь в году — и решил встретить рассвет над озером. Говорят, в эту мистическую ночь вся нечистая сила становится особенно злой и свирепой: она успевает сделать очень мало, поэтому старается взять качеством злодеяний. Алешка решил в очередной раз испытать судьбу, пусть даже таким вот суррогатным способом, но приключения все-таки продолжались.
Сосновый бор, окружавший особняк Корниловых, был не очень густой. Даже ночью светлые стволы высоченных корабельных сосен не казались страшными, было приятно прогуляться между ними, ибо покой и благодать окутывали душу, а купание довершало эти ощущения. Тихие мягкие сумерки будили фантазию, рождали фантастические образы.
Когда-то здесь была закрытая зона отдыха: обкомовские дачи. Но с наступлением эпохи «прихватизации» дачи расхватали в собственность все, кто успел. Леонид Иванович Корнилов успел.
На Дальней даче они отдыхали в основном летом, во время отпуска родителей. Остальное время здесь жили консьержи, пожилая пара, супруги Орловы. Они убирали дом, делали необходимый ремонт, ухаживали за садом, готовили еду, когда на даче появлялись Корниловы — одни или с гостями.
Чаще на даче бывали Корниловы-старшие, но однажды Алешка привез сюда и свою «банду». Оттянулись по полной программе, смутив вконец стариков-консьержей, которые в свое время повидали всякое. А удивить их силой разгула было не так-то просто: оба в свое время служили у партийных боссов, бывали невольными свидетелями пьянок и оргий, но после налета Алешкиной «банды» и им стало, мягко говоря, просто дурно, поэтому Алешка решил не повторять подобных экспериментов.
Дальняя дача была очень живописным местом, но самым привлекательным здесь было озеро, которое все называли просто Круглым. Оно действительно было круглым, будто кто-то его очертил огромным циркулем. Берег был пологим, песчаным, лишь в одном месте над водой возвышался небольшой отвесный утес. Он был высотой метров десять и метра на полтора выдвигался над ровной гладью озера. Это было созданное природой излюбленное место дачников и туристов для ныряния — относительно безопасное и невероятно привлекательное. Глубина под утесом была довольно приличная. Черным омутом окрестили это место старожилы. Если глядеть в него с утеса, то в самом деле казалось, что вода черная. Береговая линия не слишком велика, да и само озеро совсем несложно было переплыть человеку, умеющему прилично плавать. Обычно Алешка раздевался, едва выйдя на пляж, потом плыл к утесу, по его выступам взбирался на «вышку», совершал показательный прыжок, доплывал до своего берега, немного обсыхал, одевался и возвращался домой. Ложился спать, стараясь никого не тревожить — для этой цели он даже обзавелся личными ключами от ворот и входной двери дома. На следующую ночь все повторялось сначала.