— Есть. Белый «мерс». Два жмурика. Он и она.

Водолаз остался в воде. К самому краю утеса подогнали автокран, закрепили его на площадке, спустили в воду стальные тросы. Водолаз с ними опять ушел на дно.

Заработал кран, стальные тросы медленно стали накручиваться на блоки. Из воды показалась сначала белая крыша автомобиля, потом медленно всплыл и сам «Мерседес», из которого обильно вытекала вода.

Алешку снова охватило неприятное ощущение суеверного, мистического страха. Ему вдруг все происходящее показалось чем-то нереальным, мистическим, потусторонним. Закружилась голова — знакомое чувство, словно когда-то в морге на практических занятиях… Это чувство испытывал любой эмоциональный человек, который к тому же не имеет достаточного опыта общения с мертвыми. Он подошел к Лине Витальевне.

— Извините, можно мне идти? Я всю ночь не спал, — произнес он, преодолевая подступающую тошноту.

— Нет, пока, Корнилов, я не могу вас отпустить. Вы и Иван Михайлович — понятые. Придется вам задержаться.

Машину тем временем поставили на землю. Двое милиционеров открыли передние дверцы. Оттуда потоком хлынула вода. Алешка стоял со стороны пассажирского места, ему было хорошо видно, как труп девушки выпал на землю.

Выдержке пришел конец, подвела физиология. Алешку отчаянно рвало, он побежал в ближайшие кусты, чтобы окончательно не пасть в глазах понравившейся женщины. Ему было непривычно оказаться в столь негероической ситуации, но природное чувство брезгливости оказалось сильнее даже его донжуанских наклонностей. Он чувствовал, что близок к обмороку, когда услышал за спиной грубый мужской голос:

— Это еще что за цаца?

— Не стоит удивляться, товарищ майор. Зрелище не для слабонервных. — Лина Витальевна встала на Алешкину защиту. Реплика подействовала ободряюще.

— Я не слабонервный, просто… — Он разогнулся, обернулся и увидел, что следователь идет к нему.

— Возьмите, это поможет, — она протянула ему ампулу с нашатырным спиртом и маленький ватный тампончик.

Трясущимися руками он отломил кончик ампулы и стал нюхать, приставив ее к носу. Лина Витальевна взяла у него ампулу, быстро вытряхнула ее содержимое на ватку и поднесла к Алешкиному носу. Резкий сильный запах привел его в чувство, он, как за спасательный круг, уцепился за руку Лины и таким образом продолжал нюхать. Она не убирала руки, терпеливо ожидая улучшения его состояния. Алешка почти пришел в себя и, пользуясь случайной близостью, перевернул руку Лины и поцеловал ее в ладонь:

— Вы спасли мне жизнь, теперь я навеки ваш должник.

Она отняла руку, достала из заднего кармана джинсов носовой платок и подала его Алешке со словами:

— Умойтесь холодной водой, вам будет легче. И возвращайтесь, пожалуйста, к нам.

— Непременно, — ответил Алешка, уже улыбаясь и чувствуя себя если не счастливым, то уж, по крайней мере, почти влюбленным.

Он отошел в сторону от прибывшей бригады, присев на корточки, ополоснул лицо холодной водой и почувствовал себя новым человеком. Молодость и жизнелюбие победили. Он вернулся к машине, там работали эксперты. Труп женщины уже лежал на земле, а мужчина все еще был пристегнут к водительскому сиденью ремнем безопасности. Алешка посмотрел на мертвую. Это была совсем молоденькая брюнетка, лет шестнадцати-семнадцати, не больше. Бретелька маечки-топика соскочила с ее правого плеча, обнажая совсем еще маленькую девичью грудь, выставив напоказ всем окружающим бежевый крошечный сосок. Коротенькая юбочка из черного атласа, задравшись, тоже небрежно демонстрировала черные кружевные трусики. Одна нога в белой изящной босоножке на невероятно высоком толстом каблуке, вторая — босая. Девушка все еще глядела в небо, из приоткрытого ротика торчал кончик синеватого языка.

Эксперт протянул руку в резиновой перчатке и поправил бретельку, прикрыв грудь. Потом одернул юбочку и последним движением закрыл ей глаза. Обратившись к санитарам, сказал:

— Ее можно забирать. — Он поднялся с колен, подошел к сурового вида майору, стоявшему рядом с Линой Витальевной, и сказал ему: — У этой сломана шея, без сомнения. Но стопроцентный диагноз может дать только вскрытие.

— Циник ты, Гриша. Мертвым диагноза не ставят, — вступила в разговор Лина.

— Знаю, Линочка, знаю. Но иногда и живые бывают не лучше мертвых! — С этими словами он многозначительно поглядел в сторону Алешки. Все присутствующие улыбнулись, улыбнулся и Алешка, его ничуть не смутило колкое замечание эксперта.

А Гриша тем временем осматривал труп мужчины. Его уже отстегнули от сиденья и положили на землю. Алешка подошел ближе. Погибшему было около сорока. На нем хороший дорогой костюм, сорочка и галстук явно нероссийского производства. Туфли из натурального «крока». На пальце массивный золотой перстень. Большинство мужчин из окружения Алешкиных родителей одевались примерно так же, поэтому он мог с уверенностью сказать, что это «дорогой» пациент для доктора Гриши. Черты лица правильные. При жизни покойник, вероятно, нравился женщинам.

Рядом с Алешкой стоял Михалыч. К ним подошел майор и спросил:

— Вы кого-нибудь из них знаете?

— Нет, — в один голос ответили оба понятых.

— Посмотрите внимательнее. Может быть, они приезжали сюда к кому-нибудь в гости? — продолжал допытываться майор.

Оба опять отрицательно покачали головой.

— Я на память покамест не жалуюсь, — обиженно проговорил Михалыч. — Ежели бы он хоть раз на ентой тачке через мой КПП проследовал, я б его непременно «сфотографировал».

— Линочка, — подал голос доктор Гриша, — поди-ка сюда. На, почитай на досуге, только смотри, не на ночь.

Он протянул ей извлеченные из кармана трупа водительские права. Лина взяла их, сличила фотографию с трупом и прочитала:

— Татурин Илья Сергеевич.

— Мать честная! — шлепнул себя вдруг ладонью по лбу майор. — Господи, да за что же такое? Татурин в озере, да еще и с девочкой. А может, не он?..

Все ближе подошли к трупу, а сержант Кондрин пробасил:

— Он, точно! Как же я его сразу не узнал.

— К сожалению… — развел руками доктор Гриша.

Майор поднял глаза и руки к небу, картинно зарыдав. Доктор Гриша поспешил успокоить его:

— Не убивайся! Это, похоже, самоубийство. Он нахлебался воды.

— А может, несчастный случай? — спросила Лина.

— Вряд ли. Скорее всего развлекался с девочкой, потом в порыве чего-то сломал ей шею. Струсил, видно. И решил, концы в воду, в омут с головой. — Мнение Гриши было весьма убедительным.

— А она того… сама не могла шею сломать, когда падала? — спросил майор.

— Могла, судя по всему, летели они носом вниз, могла и удариться о лобовое стекло. Может, и несчастный случай, — резонно предположил Гриша.

— Глеб Жеглов! — Лина похлопала эксперта по плечу. — Товарищ майор, дело можно сдавать в архив. Доктор Закревский преступление раскрыл.

— Линочка, хочешь, расскажу патолого-анатомический анекдот? — не унимался Гриша.

— Хочу, только без мерзких подробностей, — кивнула Лина.

— Только для тебя. Авария, машина в лепешку, водилу вышибло через лобовуху на двор. Подходит к нему гаишник и говорит: что ж ты, мол, не пристегнулся? Видишь, теперь рука сломана, нога сломана, весь стеклом порезался, а вот пассажир твой, как живой, сидит.

— Нет, Гриша, ты все-таки патологический анатом, — подытожила Лина.

Алешка проспал сутки. Когда, очнувшись после столь продолжительной отключки, он спустился из своей комнаты в столовую, то увидел за столом собственную маму, Светлану Арнольдовну Корнилову и, чем был немало удивлен, — Лину Витальевну Шевченко. Женщины мирно беседовали и попивали чаек с плюшками.

— Ой, девчонки, привет, — дурашливо произнес Алешка. — Вы уже познакомились? Я несказанно рад. Примите в свою компанию.

Алешка подошел и поцеловал мать в щеку, потом так же непринужденно подошел и поцеловал Лину.

Светлана Арнольдовна, ничего не понимая, крутила головой, как сова на ветке, разбуженная днем. Лина загадочно улыбалась: она понимала, что Алешка дурачится, и ее это забавляло.