вдруг вспомнил Алешка строчки Маяковского. Спасибо Ольге Степановне, хорошую растила морковку.

Алешка снова оказался на хозяйственном дворе. Подошел к бане, присел на невысокий порожек. Здесь совсем недавно он сидел вместе с Павлом Николаевичем. Здесь он впервые услышал историю жизни стариков Орловых. Алешка кинул в сторону ботву от съеденной морковки, проследил, куда она упала — чуть-чуть не долетела до густой высокой травы. Теперь это выглядело как мусор, а в траве было бы похоже на компост. Созерцание увядающей зелени на вытоптанной земле — не из приятных. Алешка нехотя поднялся, подошел к морковным веточкам, наклонился, подобрал ботву, выпрямился, оглядел двор. Павел Николаевич идеально вел хозяйство. Все на дворе чисто, ухожено, даже поленница около баньки сложена с особым старанием, даже изяществом. Возле поленницы урна для мусора. Алешка подошел к ней и выбросил туда ботву. И тут возле урны заметил на земле что-то блестящее, наклонился и подобрал тонкую золотую цепочку. Она была расстегнута; на ней, зацепившись за круглый замочек, висел маленький кулон в виде ангелочка с крылышками. Алешка долго рассматривал этот предмет, пытаясь вспомнить, кто из его знакомых мог потерять его тут. Явно он видел это украшение впервые. Такие цепочки носят обычно молодые девушки, да и «ангелочек» больше подошел бы скорее молоденькой грешнице, чем женщине в возрасте, а тем более мужчине. Вряд ли он мог принадлежать Ольге Степановне, украшение не в ее стиле. У мамы он тоже никогда не видел такого. Из женщин вчера здесь крутилась Лина. «Ангелочек» вполне мог принадлежать ей. Алешка пошел в дом, взялся за телефон, начал набирать номер, затем посмотрел на часы — всего половина пятого. Положил трубку на место.

Опять посмотрел на «ангелочка», повертел его в руках, потом, недолго думая, надел цепочку на шею, застегнул, не получилось. Снял. Подергал замочек, он оказался сломанным. Вот почему цепочку потеряли. Но все-таки кто? Опять задачка. Прямо интеллектуальная телевикторина «Что? Где? Когда?», надо добавить еще «Кто?».

Алешка усилием воли все-таки заставил себя задремать и проспал несколько часов, и первое, что он собирался сделать, когда проснется, — это позвонить Лине. Но не успел, его разбудил телефонный звонок. Он снял трубку, прижал ее к уху, не в силах ничего ответить.

— Алеша, — услышал он голос Лины, — ты еще спишь? Просыпайся, соня, немедленно.

Но Алешка уже проснулся. Он был счастлив слышать голос любимой. К тому же она не сердилась, она шутила с ним — он был счастлив вдвойне.

— Линочка, я не сплю, я не спал почти всю ночь. Я звонил тебе вчера, где ты была?

— Потом расскажу. Сейчас к тебе приеду. Вернее, мы сейчас к тебе приедем.

— Кто это мы? — наигранно сердито ответил Алешка. — Этот писака опять вьется около тебя?

— Не груби, Пинкертон, — услышал он в трубке голос Андрея.

— А, ты еще и подслушиваешь? Папарацци несчастный, — продолжал в шутку кипятиться Алешка.

— Я не подслушиваю, к вашему сведению. Просто ты слишком громко кричишь.

— Алеша, я сама включила громкую связь. Не ругай Андрюшу, он опять нам помог, — попыталась оправдать Андрея Лина.

— Хорошо, на этот раз я его помилую, но только если информация стоящая.

— Сейчас узнаешь. Мы едем.

Алешка быстро оделся, спустился на кухню. Поставил чайник на огонь. Открыл холодильник, приятно удивился. Мама, как всегда, позаботилась о нем. Тут стояла кастрюля с супом, любимым Алешкиным борщом, вторая — с тушеной картошкой, еще блюдо с котлетами, и все полки заставлены тарелками с бутербродами с икрой, рыбой, колбасой, ветчиной и салом. Алешка набрал на тарелку по одному, поставил на стол. Выставил на стол варенье, конфеты, поставил баночку быстрорастворимого кофе. Свисток чайника прозвучал одновременно со звонком в дверь.

Алешка быстро выскочил во двор, отпер ворота. Перед ним стояли Андрей и Лина. Схватив Лину в охапку, он прижал ее к себе, поцеловал и не отпускал, пока она не взмолилась:

— Отпусти, сумасшедший, мне больно!

— Да, я сумасшедший, я душевнобольной. Ты свела меня с ума, ты ранила мою душу. Не отпущу тебя никогда.

— Лина Витальевна, может, милицию вызвать или «Скорую помощь»? — подал голос Андрей, молча стоявший до этого момента в сторонке.

— Я тебе вызову, — пригрозил Алешка, отпуская Лину. — Мне надоели менты и журналюги, еще раз вякнешь, кофе не дам.

— Если вам, сэр, не нравится общество милиционеров и журналистов, мы можем уйти. Да, Лина Витальевна? — продолжал Андрей, все еще оставаясь за воротами.

— Нет, — ответила Лина, прижимаясь к Алешке и поглядывая на Андрея из-под опущенных ресниц.

— Что, съел, папарацци? — засмеялся Алешка.

— Змей-искуситель! Приехал, натворил, покорил, — проворчал Андрей.

— Ладно тебе ворчать. Заходи уж. Чайник остывает, — предложил Алешка мировую.

— Нет, Алеша, мы за тобой. Сейчас в Спасском будут Орловых хоронить. Так что чай отменяется.

— Хорошо, — вмиг посерьезнел Алешка. — Я сейчас.

Вернувшись в дом, он быстро проверил, все ли выключено и закрыто. Не хватало еще, чтобы он устроил тут пожар или потоп. Теперь все в порядке, похоже, он еще не утратил навыков самообслуживания, которые активно культивировали в нем его родители в пору детства и отрочества и которые он активно забывал в пору ранней молодости. Он выскочил на крыльцо, запер входную дверь, положил ключ в карман.

— Алеша, — услышал он за спиной голос Лины, выходящей с хозяйственного двора и несущей в руках огромный букет ярко-красных пионов. — Алеша, ты не против, я сорвала их у вас в огороде? Положим на их могилу. — Алешка, на мгновение задумавшись, кивнул в знак согласия. Он, конечно же, был не против. Но его опять поразила эта ироничная усмешка судьбы: Ольга Степановна позаботилась даже об этом. Она вырастила цветы для собственной могилы.

Маленькое церковное кладбище сплошь заросло яркими розово-лиловыми цветами иван-чая. То там, то здесь среди этого жизнерадостного цветения выглядывали верхушки могильных крестов. Высокие березы низко свешивали свои тонкие трепещущие ветки, мерно покачивая ими от малейшего дуновения легкого ветерка.

К воротам небольшого деревенского храма подъехала скромная похоронная процессия, состоящая из автобуса-катафалка и легковой машины.

Из автобуса вынесли два закрытых гроба и понесли в церковь. Все выполняли молодые подтянутого вида мужчины, одетые, согласно протоколу, в черные строгие костюмы.

Алешка, Лина и Андрей вошли вслед за ними в церковь, встали в сторонке, стараясь не привлекать к себе внимания. Кроме них и представителей похоронного бюро, в храме были только трое певчих и священник. Из легкового автомобиля так никто и не вышел.

Священник, не обращая ни на кого внимания, делал свое дело. Алешка присмотрелся к нему. Это был еще молодой человек лет тридцати пяти, может, чуть больше. Выше среднего роста, плотного телосложения, но ничего в его облике не было от тех картинных или киношных попов, чей стереотип годами навязывался советским людям, чтобы отвратить их от церкви и бога. Напротив, облик этого священника привлекал, располагая к общению с ним.

Церемония закончилась, гробы на руках служителей поплыли из храма, их понесли в глубь кладбища. Две вырытые рядом могилы желтели свежим песком среди летнего розово-лилово-зеленого буйства природы. Священник тоже шел рядом с процессией. Все остановились около свежих холмиков, гробы поставили прямо на них. Священник завершил обряд, сказав: «Святый боже, святый крепкий, святый бессмертный, помилуй нас». Два мужичка с лопатами, остававшиеся все это время немного в стороне, опустили гробы в могилы. Каждый подошел, бросил горсть земли, и могилы стали закапывать.

Когда все отошли от места захоронения, к Алешке подошел священник.

— Здравствуйте, вы, вероятно, Алексей Корнилов? Ваша матушка предупредила меня, что вы придете на похороны. — Он протянул Алешке руку и представился: — Отец Василий, настоятель храма Спас Преображения.