Шиканедер всё не нес ему либретто заявленной оперы. Или же то, что он предлагал, не удовлетворяло Бетховена: на театральной квартире он пробыл только несколько недель. Он еще давал частные концерты в домах своих богатых покровителей и продолжал в напряженном ритме писать музыку. Завершение оратории «Христос на Масличной горе» относят как раз к началу 1803 года. Как бы то ни было, очевидно, что Бетховен — несравненный импровизатор, но композитор-«тугодум» — обдумал ее гораздо раньше, как минимум предыдущим летом. Позднее он будет говорить, что написал ораторию за две недели.

Это произведение исполнили 5 апреля 1803 года во время публичного концерта, в программу которого входили также обе первые симфонии и Третий концерт для фортепиано с оркестром (опус 37). К этому же периоду относится сочинение — непривычно быстрое для него — знаменитой сонаты для фортепиано и скрипки, получившей название «Крейцеровой» по имени французского скрипача, с которым Бетховен подружился во французском посольстве в 1798 году.

Третий концерт для фортепиано стал первым, которым Бетховен был доволен. Ему потребовалось четыре года, чтобы его закончить, — четыре года прошло с первого замысла до первого публичного исполнения. Он настолько был уверен в этом произведении, что (небывалый случай) подготовил своего ученика Риса, чтобы тот исполнял концерт перед публикой, хотя ревниво сохранял за собой монополию на предыдущие концерты. Возможно, потому, что его гений импровизатора мог компенсировать «слабые места» партитуры. Наконец-то он нашел идеальную форму, желанное равновесие между мощью оркестра и виртуозностью солиста. Этот концерт, справедливо вызывающий восхищение, мрачно и насыщенно красивый, в тональности до минор (некоторые мотивы напоминают Двадцатый концерт ре минор Моцарта, которым Бетховен глубоко восхищался), очень скоро станет каноническим образцом в этом жанре.

Но Бетховен недоволен жизнью в Вене. У него такое чувство, будто он не занимает здесь места, которого заслуживает, он разрывается между стремлением к независимости и тревогой перед нищетой. «Только подумайте: у всех вокруг меня есть должность, все знают, на что живут, но — Боже мой! — какое место при императорском дворе может получить parvum talentum com (sic!) ego[10]?» — писал он издателю Гофмейстеру. Он подумывал уехать из Вены и поселиться в Париже, когда закончит свою оперу с Шиканедером, потому что был уверен, что найдет во Франции «свою» публику, сочувствующую его политическим идеям и эстетическим представлениям. Его друг Рейха как раз вернулся из Парижа, где провел три года. Он рассказывал о музыкальной жизни во французской столице. Даже показал собственное сочинение, написанное по «новой системе» фуги (известно, что французы, от Рамо^{42} и даже Жан Жака Руссо до Пьера Булеза^{43}, падки на новшества в области музыкальных теорий). Бетховен был задет за живое: в ответ он сочинил «15 вариаций и одну фугу» для фортепиано ми-бемоль мажор, в которых продемонстрировал, оттолкнувшись от одного из мотивов «Творений Прометея» и который потом встретится в «Героической симфонии», все собственные познания и навыки в области контрапункта и фуги. Париж манил его к себе: в 1797 году там отпраздновали «союз Искусства и Свободы», устроив крайне торжественную встречу «предметам искусства из Италии» (награбленным там) — символам свободы, царившей в «древних республиках». Революционный универсализм полагал, что их место — во Франции, на родине Свободы. Вот так и наполняли музеи «за здорово живешь». Во всяком случае, Бетховен был убежден, что его место — там, в Париже, а не в Вене, городе консерваторов, где всё никак не скончается Старый мир. Он вспомнил о посещении Бернадота. И о симфонии, о которой тот тогда говорил. Он напишет ее; у него даже есть название: она будет называться симфония «Бонапарт».

Людвиг наметил отъезд в Париж на 1804 год. Пока же его удерживала в Вене еще одна вещь. В конце 1803 года он занялся либретто, которое наконец-то передал ему Шиканедер, — «Огонь Весты» («Vestas Feuer»). Но его порыв быстро сошел на нет: вся затея показалась ему нелепой. Вскоре после того Шиканедеру пришлось уйти с поста директора театра. Бетховен быстренько отказался от «Весты» и заинтересовался другим сюжетом, который, возможно, подсказал ему барон фон Браун, новый директор театра «Ан дер Вин». Это была история женщины, которая переоделась мужчиной, чтобы спасти своего благородного мужа, пленника тирана, — «Леонора, или Супружеская любовь» француза Жана Никола Буйи. Автор был адвокатом парижского парламента и общественным обвинителем во время революции. Он похвалялся тем, что спас нескольких «бывших аристократов» от гильотины. Свое либретто он написал в 1797 году, вдохновившись реальной историей одной женщины из Турени, рискнувшей жизнью, чтобы освободить своего мужа из тюрьмы. Оперу уже ставили в Париже, на музыку Пьера Гаво.