— Она лаяла, когда я пришёл туда в первый раз, — сказал Эймери. — Проклятая тварь постоянно вертелась около меня. Розамунда увела её в спальню.

— Она продолжала лаять оттуда?

— Нет. Немного поскулила и поскреблась в дверь. А затем сидела тихо, пока я не ушёл.

— Но когда Розамунда провожала вас, она снова залаяла?

— Да. По дороге к парадной двери мы проходили мимо двери в спальню, и она начала снова.

— Очень хорошо. Теперь, позже вечером вы возвратились в бунгало и провели некоторое время в саду и в садовом сарае?

— Да. Я так и сказал.

— Тогда вы слышали лай собаки?

— Да, но недолго. Я ещё испугался, что она выдаст меня.

— Вы думали, что она обнаружила ваше присутствие около дома и подняла тревогу?

— Я боялся, что да.

— А это действительно была хорошая сторожевая собака?

— О небо, нет. Глупая скотина, рявкающая на любого, друг или враг. Просто входит в азарт и всё.

— Но её лай мог заставить кого-нибудь задаться вопросом, почему. Вам приходило в голову, что она могла лаять на кого-то или что-то внутри дома?

— Нет, — медленно сказал Эймери. — Не приходило. Я считал, что она бесится из-за меня.

— А когда вы возвратились в дом в третий раз, что тогда?

— Ну, тогда я ничего не слышал. Это странно, правда?

— Именно так я и подумал. Я имею в виду, вы же, кажется, бродили вокруг, стучали в окна…

— Мой клиент… — начал было мистер Манто.

— Всё в порядке, Манто, — раздражённо сказал Эймери. — Я уже рассказал об этом в полиции. Что толку отрицать то, что уже сказал?

— В ваших собственных интересах…

— Разве вы не понимаете, я хочу, чтобы всё выяснилось? — сказал Эймери. — Лорд Питер пытается помочь. Он должен хотеть поймать и наказать убийцу Розамунды — он её знал.

— Да, я действительно имел честь встретиться с ней, — сказал Уимзи.

— Значит, вы тоже должны были любить её! Она была самым красивым человеком, лорд Питер, ведь правда? Как мог родиться на свет тот, кто способен причинить ей боль? Я — последний человек в мире, кто поднял бы на неё руку, вы же верите мне, лорд Питер?

— Нам поможет лишь то, что может быть доказано, а не мои мысли или мнение кого-то ещё, — сказал Уимзи. — Итак, вы подходили близко к дому и ходили там, вы стучали в парадную дверь, вы заходили на веранду и заглядывали оттуда в окно гостиной.

— А она сидела в кресле, совершенно не замечая меня. Она разбила моё сердце, лорд Питер.

— Но собака не лаяла на вас тогда?

— Нет, — сказал Эймери, хмурясь. — Я тогда об этом не думал. Возможно, её выпустили побегать.

— Но тогда она прямиком направилась бы к вам.

— Да, наверное.

— Вы сказали, что она пыталась до вас добраться в течение всего вечера.

— Нельзя предполагать, что мой клиент является экспертом в моделях поведения собак, — сказал Манто.

— Конечно. Теперь о другой вещи, — сказал Уимзи. — Бокал для хереса. Ранее Розамунда предложила вам херес, и вы двое выпили его вместе?

— Да. Стол был уже сервирован для обеда, но она сказала: «Вы не можете оставаться долго. Но раз уж вы здесь, полагаю, мы можем выпить».

— Таким образом, вы использовали два бокала? Когда вы выходили из дома, мистер Эймери, где в точности были бокалы?

— Вернулись назад в бар в гостиной, — сказал Эймери без колебаний. — Она вымыла их, когда я был ещё там.

— Вы видели, как она их мыла?

— Да. Она дала мне понять, что пора уходить, взяла бокалы — в моём ещё оставалось на глоток — и пошла с ними на кухню. Я продолжал что-то говорить и поэтому последовал за ней и стоял в дверях, а она подошла к раковине и вымыла бокалы.

— У неё были какие-то затруднения с этим? — Тон Уимзи был лёгким и нейтральным.

— Затруднения? Что вы имеете в виду? Она не была неумехой или чем-то в этом роде только потому, что была красивой. У неё была тяжёлая жизнь, она знала, что такое работа. Она…

— Ваши отпечатки остались на ножке одного из бокалов, — сказал Уимзи. — Вы можете попытаться вспомнить, как в точности она мыла бокалы?

— Мы пили из них обычным способом, — сказал Эймери, хмурясь. — затем она подошла, держа свой в руке, и взяла мой с небольшого приставного столика около стула. Конечно, лорд Питер, я задавался вопросом, как могли мои отпечатки остаться на бокале после того, как его вымыли. Я подумал, что полицейский сам нанёс мои отпечатки, чтобы заманить меня в ловушку. Но понимаете, она держала их оба вместе за ободки, а не за ножки.

— Это объясняет, почему ваши отпечатки остались на ножке, — сказал Уимзи. — А затем?

— Она отнесла их на кухню и ополоснула под краном.

— Под краном?

— Она поставила их в раковину. Затем она взяла их один за другим, держа за чашу, как делает человек, желая помешать жидкость в бокале, и облила струёй воды. Затем она опрокинула их на сушильную доску.

— А вода всё это время текла из крана?

— Да. Затем она быстро протёрла чашу полотенцем — очень быстро, — отнесла их назад в гостиную и убрала.

— Мистер Эймери, вы совершенно уверены, что всё сказанное вами правда?

— Абсолютно. Вы, конечно, подразумеваете, что смешно думать, будто какие-нибудь отпечатки способны пережить подобную процедуру?

— Отпечатки пальцев могут быть очень устойчивыми, — сказал Уимзи, вставая и собираясь уходить.

— Вы сделаете всё, чтобы раскрыть это дело? — спросил Эймери. — Я совершенно невиновен, а всё это меня погубит.

— О, я бы так не сказал, — улыбнулся Уимзи. — Немного скандальной славы — превосходное паблисити, разве вы не знаете?

— Ты не собираешься спросить меня, где я был? — поинтересовался Питер.

— Я подумала, что лучше не стоит, — сказала Харриет.

— Моя дорогая Кальпурния! Хоть я и не Цезарь, ты — моя жена, и должен же я рассказать хоть кому-то. Держи это за семью печатями, но позволь мне облегчить душу. [159]

— Дорогой мой, иногда исключительно трудно отличить, дурачишься ты или смертельно серьёзен.

— На сей раз это всё серьёзно и, может быть, даже смертельно, — сказал он. — Меня попросили, чтобы я вернул несколько официальных бумаг. Ты спросишь меня, у кого.

— Конечно нет. Я спрошу, от кого?

пробормотал Питер.

— От кого ты должен был возвратить их? — любезно поинтересовалась Харриет.

— От короля.

— Но я думала, речь идёт о чём-то утерянном?

— Дело в том, что он устроил вокруг себя настоящую свистопляску, — сказал Питер. — Ему каждый день приносят официальные бумаги, и он иногда просматривает их, а иногда нет. Когда он во дворце, всё в порядке, потому что его штат не спускает глаз с секретных документов, подчищает его огрехи и подсказывает, что на том или ином документе подпись требуется срочно. Но каждый уик-энд он отправляется в форт «Бельведер» [161] и не берёт штат с собой. И из-за этого возникают опасения, что, когда сумки с документами находятся в форте, их может увидеть любой, а у короля, скажем прямо, имеются странные друзья.

— Да, но…

— Но что, Харриет?

— Ну, нет ли здесь преувеличения? Я имею в виду, он же не педант, а все те официальные люди вокруг него — зануды. Но это не означает, что он показывает государственные бумаги команде шпионов. Он лишь нарушает правило «делай как мы», не так ли?

— Ты видишь это под таким углом? — задумался Питер. — Значит ли это, что так думает большинство? Интересно. Так или иначе, на прошлой неделе пропало что-то жутко важное. Штат дворца пришёл к заключению, что бумаги отправились в форт с королём. Поэтому кто-то поехал туда, чтобы их вернуть, но его не пустили.

— Как так?