— Наверное, так и сделают, — сказала Розамунда. — Я только не понимаю, почему это должно занимать у Лоуренса весь день.

— Ну, он же должен работать…

— Но в этом-то всё и дело, леди Питер: он не должен работать! Он может завтра же бросить всё, и не проиграет материально. Фактически, он даже выиграет, потому что пьесы не всегда приносят прибыль. Некоторые из них приводят к убыткам — иногда довольно значительным. Фактически, быть этаким театральным ангелом-хранителем для Лоуренса скорее хобби, чем что-то другое, и не знаю, что сказал бы он, если бы у меня было хобби, из-за которого он оставался бы в покое в течение долгих часов!

— Ну, а почему бы вам не попробовать? Не оставлять его в покое в течение долгих часов, но завести хобби? В Лондоне так многим можно заняться, не правда ли? Например, вы могли бы сделать для себя обязательным посещение всех выставок или заняться благотворительностью.

— Ну, не знаю… — с сомнением протянула Розамунда. — Не понимаю, как это могло бы помочь.

— У вас не было бы столько свободного времени, — сказала Харриет. — И вы продемонстрировали бы немного независимости. Покажите своему Лоуренсу, что вы не абсолютно зависите от него. Ему это могло бы даже понравиться — это могло бы его заинтриговать.

— Правда? Но я ничего не могу придумать.

— А если съездить в ваше бунгало на несколько дней и взять ремонт в свои руки? Вы могли бы выбрать хорошую новую мебель — это вас развлечёт!

— Ах вы, бедняжка, — внезапно сказала Розамунда, — вам не позволяют развлекаться, обставляя ваш большой новый дом, и, думаю, лорд Питер пренебрегает вами даже больше, чем Лоуренс мной, всё время занимаясь своими расследованиями.

Харриет с досадой прикусила язык, чтобы не сказать: «Уж у меня-то есть, чем занять время». Она не умела вести подобные беседы «между нами, женщинами». Через минуту Розамунда обязательно начнёт разговор о детях.

— Ну, нет, — сказала она, — у Питера не было расследований с тех пор, как мы вернулись из свадебного путешествия.

Совершенно предсказуемо, как реплику в старой комедии, Розамунда произнесла:

— И, я полагаю, у вас, как у всех титулованных семей, будет куча детишек, мельтешащих вокруг. Я твёрдо заявила Лоуренсу, что не желаю ничего подобного.

— Поживём — увидим, — сказала Харриет. — А теперь мне действительно нужно идти. Я пришлю свою горничную с несколькими воротничками и надеюсь, что вы получите удовольствие от сегодняшней прогулки.

— О, — сказала Розамунда, пожимая плечами, — это всего лишь из-за того, что у Лоуренса какие-то дела.

— Чёрт возьми, Харриет, — воскликнула Сильвия Марриот, — совершенно потрясающая шляпка!

— Всё это часть больших перемен, — сказала Эилунед Прайс. — Ты никогда и не мечтала о такой вещице. А теперь вот, пожалуйста, носишь на голове приблизительно годовой доход. Удивительно ещё, что ты смогла снизойти, чтобы одарить нас благотворительностью.

— Замолчи, Эилунед, — приказала Сильвия. — Это не самый лучший способ выразить Харриет благодарность за приглашение на ланч.

— И я не думала о благотворительности, — тихо сказала Харриет. — Я просто подумала, что вам понравится ланч в «Ритце».

— Я буду в восторге, — сказала Сильвия. — Давайте посибаритствуем хоть разок. И мне наплевать, сколько отдано за это платье — оно того стоит!

— Ну, всё относительно, — сказала Харриет. — Это не Баленсиага или Скиапарелли. [104] Только что куплено в Лондоне. И Эилунед, ты права относительно шляпки. Кое-кто помог мне выбрать её на прошлой неделе — одна из самых глупых женщин, которых я когда-либо встречала. Вы понятия не имеете, как я рада видеть вас обеих.

— Гора с плеч? — грубо спросила Эилунед.

— Так, давайте схватим такси, а по дороге вы сможете мне рассказать, как дела у вас и у всех остальных.

— О чём я хочу услышать, — сказала Сильвия, как только они уселись за стол и заказали устриц, за которыми должны были последовать отбивные из баранины, — это про экзотическое фамильное древо. Харриет, как ты находишь своих родственников?

— Сказать по правде, довольно разнородная смесь, — сказала Харриет, начиная рассказ с приёма у Хелен, герцогини Денверской.

— Но ты же не подразумеваешь, что тебе нравится герцог? — поинтересовалась Эилунед немного спустя. — Что в нём может нравиться?

— Он очень глуп, — глубокомысленно заметила Харриет. — Удивительно, если учесть, что у него такой умный брат. И он напоминает огромного медведя, немного сбитого с толку. Думаю, он вряд ли преуспеет в единственном проекте, который придаёт смысл его жизни.

— Что это за единственный проект? — спросила Сильвия.

— Передать состояние в целости и сохранности своему единственному сыну и заставить этого сына исполнить свой долг, — сказал Харриет. — Но мне он нравится, потому что восхищается Питером, хотя и не совсем понимает его, — то есть он на моей стороне. Можете себе представить: «Не понимаю, почему Питер женился на этой странной женщине, но если он это сделал, то значит, с ней всё в порядке».

— Действительно, какая-то зоология, — сказала Сильвия, — медведь защищает тебя в змеином гнезде.

— Но у меня не будет проблем со свекровью, — сказала Харриет. — Вдовствующая герцогиня великолепна.

— А что с работой? — поинтересовалась Эилунед. — Как продвигается следующая книга?

— Есть затруднения, — сказала Харриет. — Но вы же знаете, они у меня всегда есть.

— Не уверена, что продолжала бы рисовать, если бы не нужда в деньгах, — заметила Сильвия.

— Да нет, продолжала бы, — сказала Эилунед. — И я продолжала бы писать. Мы занимаемся этим не ради денег. Очень рада, что ты работаешь, Харриет. Боялась, что ты можешь бросить.

— А я не бросила. Послушай, Сильвия, ты знаешь что-нибудь о художнике по имени Гастон Шаппарель?

— Немного. Очень успешный. Многими ненавидим. Не очень любим другими художниками.

— Почему его ненавидят?

— Главным образом, ревность. Знаешь ли, эти портретисты, рисующие людей из высшего света, зарабатывают кучи денег, а работают в старинной манере. Напористая молодёжь думает, что надо рисовать как Пикассо, Модильяни, как кубо-футуристы или что-то в этом роде, и они считают несправедливым, что все деньги достаются старым ретроградам.

— И он француз, — добавила Эилунед. — Не забывай наше отношение к иностранцам.

— Я думаю, он мог бы быть отличным шпионом, — сказала Харриет, — если бы Франция не была нашим союзником.

— В наши дни, когда фашисты возникают повсюду, об этом трудно судить, — сказала Эилунед.

— Я хочу знать, кто это — та глупая женщина, которая помогла тебе выбрать шляпку, — потребовала Сильвия.

— Розамунда Харвелл. И странно, это её муж — вон там — обедает с очень симпатичной молодой женщиной. Я только что его заметила.

Эилунед повернулась на стуле, чтобы посмотреть.

— О, не беспокойся. Я её знаю. Это всего лишь молоденькая жрица Терпсихоры: Фиби Сагден, моя подруга по театральной школе. Думаю, он даст ей роль. Хотя теперь, когда я об этом подумала, я где-то слышала, что у неё уже есть роль в будущей пьесе сэра Джуда Ширмана.

— Что ж, конечно же, никто не будет устраивать тайного свидания в «Ритце», — сказала Сильвия. — И разве театральные люди не должны планировать далеко вперёд? Возможно, он даст ей роль в чём-нибудь, что будет поставлено после той пьесы, где она играет… А можно заказать к пудингу crêpes suzettes? [105]

Продвигаясь по Пиккадилли мимо Хэтчардс, [106] Харриет была поражена, увидев, как из дверей вынырнул лорд Сент-Джордж.

— Джерри, что ты тут делаешь?

— Покупаю книгу, — сказал он, улыбаясь.

— Но сейчас разгар семестра — разве ты не должен быть в Оксфорде?