— Сорвал восстание? Да мне, по большому счёту, плевать на все восстания людей, вместе взятые! Не удалось одно — если надо, организуем другое. Бессмертным спешить некуда. Нет, потом Саня ничего не натворил. Всё случилось именно тогда, в тридцать четвёртом году от Рождества Христова. Прошу не путать с нашей эрой.

— Разве это не одно и то же?

— Нет. Хотя, конечно, должно совпадать. Но смертные ошиблись на шесть лет, а я поправлять не стал, ибо какая разница? Но я отвлёкся на календари и летоисчисление, которые к сути вопроса отношения не имеют. Значит, Саня вам рассказал, что я его проклял за срыв иудейского восстания? Что ж, он соврал. Не зря его называют Отцом Лжи.

— Я тогда был изрядно пьян, — попытался оправдаться Сатана.

— Опьянение по уголовному кодексу практически всех стран — отягчающее, а не смягчающее обстоятельство. То, что ты им сказал — это беспардонная клевета на меня, не говоря уже о богохульстве.

— Отец, ты мне простил всё. Значит, и клевету с богохульством тоже.

— Да, действительно. Тем более, это сущая мелочь.

— Так что там произошло, в тридцать четвёртом году? — напомнила о себе Ромуальдовна.

— Иешуа должен был вместе со своими апостолами организовать мятеж против римлян. Для этого требовалось всего лишь перебить солдат, которые пришли его арестовывать, дальше бы всё само собой пошло. Однако Саня уговорил брата действовать иначе. Так, чтобы Иешуа на глазах у всех сошёл с креста и начал бойню там, на Голгофе. План отличный, кто бы спорил. Но имел одно слабое место. Иешуа не мог без посторонней помощи сойти с креста.

— Почему?

— Потому что бога распять невозможно. Боги неуязвимы, в нас невозможно вбить гвозди. Вот и пришлось ему на время отказаться от божественности и стать обычным трёхмерным человеком. О том, что он был одновременно и богом, и человеком, никогда не слышали? А снять его с креста как раз и должен был Саня. Так они между собой договорились. Мне, конечно же, ни слова не сказали.

— И не снял? — ахнула Ромуальдовна.

— Более того! Стоял среди зрителей и глумился над умирающим. Если бы Машенька не подоспела, Иешуа бы погиб. Так что тут не срыв какого-то рядового мятежа, а самое настоящее убийство.

— Какое же это убийство, если он остался в живых? — неимоверно удивился Сатана. — Самое большее, потянет на покушение. А если с хорошим адвокатом, вполне могут переквалифицировать на неоказание помощи. Я ведь ничего не делал, просто стоял там и комментировал сложившуюся ситуацию. А мог же, действительно, убить. И вы бы тогда ничего не узнали. Только удивлялись бы, как это римлянам удалось распять неуязвимого бога.

— Си, так и было, — подтвердил Хесус. — Я был висевшим на кресте, а Эль Дьябло был шептавшим «Иисус терпел и всем евреям велел», «Так тебе и надо, наслаждайся теперь, мазохист проклятый», и при этом был ещё противно хихикавшим.

— Не ври, Иосифович! Это я — Отец Лжи. Мне — можно, тебе — запрещено. Как ты мог слышать мой шёпот с такой дистанции? Только не говори, пожалуйста, что висел на распятии и читал у меня по губам. И вообще, ты не забыл, что милейший Леопольд фон Захер-Мазох родился аж в девятнадцатом веке? Подумай сам, мог ли я шептать слово «мазохист» за полторы тысячи лет до его появления? И вообще, нельзя же быть таким злопамятным, Иосифович!

— Две тысячи лет тому прошло, а ты, Эль Дьябло, есть неизменный. Сейчас ты полюбил говорить на меня «Иосифович», что я есть бастардо. Я хочу оставаться злопамятным. А для нашего дела мы есть союзники.

— Как я понимаю, все предварительные вопросы мы решили, — подытожил Яхве. — А раз так, уважаемые гости, идите, умойтесь с дороги, а потом — милости прошу за стол, на праздничный ужин! И имейте в виду: сегодня — никаких разговоров о делах. По крайней мере, я вести такие беседы не намерен. Обсудим их завтра, ибо утро вечера мудренее, как выражаются наши русские православные друзья.

Сразу же выяснилось, что Яхве, говоря о собственноручно зарезанном телёнке, выражался сугубо метафорически. Ни одно из блюд, поданных на ужин, телятины не содержало, но, несмотря на это, все они отличались отменным вкусом. Ромуальдовна, находясь под впечатлением, попросила у Марии рецепты, но та была вынуждена её огорчить: в этом доме никогда не готовили, а еда доставлялась из лучших ресторанов мира. Точнее, воровалась, как не преминул уточнить Сатана, и ему никто не возразил.

Вино, раздобываемое аналогичным способом, тоже было отменным. Ромуальдовна и, особенно, Жора активно его употребляли, проигнорировав просьбу Сатаны на спиртное не налегать, дабы до свинского состояния не упиться. Хесус молча поглощал пищу, сохраняя на лице мрачное выражение, всем своим видом давая понять, что он на этой вечеринке находится вынужденно, только ради дела, и ни малейшего удовольствия не получает.

Яхве старательно делал вид, что не замечает ни его отвратительного настроения, ни нетерпения Сатаны, который очень хотел узнать, какой же именно магии боится Женя, и совсем не хотел тратить время на пустую болтовню. Но Князя Тьмы о его предпочтениях никто не спрашивал. Мария улыбалась, глядя на то, как он злится, а слова мужа практически полностью пропускала мимо ушей, ведь за две тысячи лет все его рассказы она наверняка слышала неоднократно.

Речь за столом шла исключительно о евреях, говорил в основном Яхве, а Сатана время от времени вставлял реплики, дабы соблюсти вежливость и не настраивать отца против себя безразличием к интересующей того теме.

— Я долго, очень долго занимался развитием этого народа, — рассказывал Яхве, размахивая в такт своим словам индюшачьей ножкой, от которой время от времени откусывал маленькие кусочки. — Я дал им закон талиона и добился его исполнения, это при том, что они на тот момент вообще не имели представления, что такое закон и зачем его нужно исполнять. Я изложил им, как устроен мир, разумеется, на том уровне, который был им доступен. Дабы улучшить породу, я много раз вливал в это племя свою кровь.

— В смысле, сперму, — снова уточнил Сатана.

— Саня, сынок, ну не при дамах же так выражаться! Тем более, эти слова можно назвать синонимами. Вот, например, ты и Иешуа — единокровные братья, а не единосперменные.

— А что ты ещё им вливал, кроме своей так называемой крови и туманно изложенных научных знаний?

— Собственную мощь. Я им помогал выиграть множество сражений. Например, обрушил стены Иерихона.

— Мне казалось, что это я их обрушил, — возразил Сатана.

— Да, ты, но по моей просьбе. А вот знаменитый поединок Давида с Голиафом без моего участия не обошёлся. Пацан запустил камень из своей пращи далеко мимо цели, и мне пришлось разбираться с тем великаном самому. Вмешиваться приходилось часто. Евреи постоянно затевали какие-то невероятные авантюры, из которых трёхмерным людям вообще невозможно выкрутиться. Приходилось спасать, иначе вся моя многовековая работа — псу под хвост. И вот я увидел, что всё это без толку. Евреи остановились в развитии. И тогда я решил устроить так, чтобы их разогнали по всему миру. Ради этого и было организовано то восстание, которое ты сорвал.

— Да ладно! Ты меня уже простил, помнишь?

— Помню, — подтвердил Яхве. — В конце концов, я реализовал свой план с задержкой всего на каких-то там тридцать лет. И вот тогда у евреев вновь начался прогресс. А знаешь, почему?

— Конечно. Естественный отбор. Сэр Чарльз Дарвин очень доступно это изложил.

— Вот именно! А потом, уже в двадцатом веке, мне показалось, что пора восстанавливать Израиль. Но тут обнаружилось, что евреи отнюдь не хотят покидать сытую Европу и перебираться в пустыню. Уговорить их не удалось. Следует отметить, что они упрямы, как ослы. Пришлось должным образом воспитать Гитлера, организовать приход нацистов к власти, затем — Холокост, и, как видите, государство Израиль вновь на карте. Как по мне, блестящее завершение комбинации.

— Сам себя не похвалишь — весь день ходишь, как оплёванный, — прокомментировал Сатана.