Последние слова подействовали на Осинцева ободряюще. Он почувствовал себя увереннее. Прибавилось энтузиазма. Старательный, словно бобр в сезон своей бобриной страды, когда готовит жилище к зиме и выносливый, как верблюд, он не знал усталости. Работал днём и ночью. Нередко по 18 — 20 часов в сутки. Студенты, которые жили с ним в общежитии в одной комнате, не видели, чтобы он отдыхал. Они не видели, когда он спал. Как бы поздно ночью не появились и рано утром не вставали, всегда он сидел за столом, шелестел страницами учебников. Читал и писал. Тёр пальцами лоб и глаза и снова читал и писал. На столе всегда стакан крепкого чая. Осинцев любил крепкий час с сахаром и сдобной булкой. Пил чай и снова работал.

Упорный труд принёс свои плоды. Осинцев вошёл во вкус. Упражняясь в задачах с замысловатыми фигурами и доводя их до конца одну за другой, он испытывал азартное удовлетворение, подобное тому, какое испытывает, войдя во вкус, новичок в рыбной ловле, когда начинается хороший клёв. Добровольского на лекциях стал понимать с полуслова. Вскоре отличился и на практических занятиях. С примерами, которые предлагались студентам в дни контрольных работ, справлялся быстрее всех.

За неделю до начала зимней сессии произошло странное событие. Это событие было приятно Олегу. Но случилось так неожиданно, что сначала не столько обрадовало, сколько удивило его.

Осинцев иногда заглядывал в читальный зал библиотеки. Просматривал свежие газеты и журналы, чтобы не отстать от жизни. Не часто позволял себе такое удовольствие, и уж если позволял, то как говорится, крутил на всю катушку. Соберёт у библиотекаря почти всё, что у него осталось, обязательно спросит «Известия», «Неделю», «Знание-сила», «За рубежом», «Вокруг света», «Крокодил» — свои любимые издания. И пока все не просмотрит, не оторвётся. Эта черта, наверно, передалась ему по наследству от деда Иллариона Васильевича. Тот точно такой же. Редко топит свою баню, почерневшую от времени и копоти, но уж если доберётся, то парится и моется до цвета раскалённого железа. Не попустится, пока не выстудит весь пар и пока есть в котле вода.

В тот день Олег читал международные заметки в «Известиях» и увлёкся настолько, что не заметил, как к нему подсел Добровольский. Поздоровались.

— За что сердишься на меня? — спросил Юрий Петрович.

Олег от удивления раскрыл рот.

— Я, сержусь? — спросил он.

— Почему не ходишь ко мне на консультацию?

— Вот в чём дело! — улыбнулся Олег. Девушка, сидевшая по соседству, сделала им замечание, чтобы разговаривали потише.

— Мешаем, — сказал Добровольский. — Выйдем на минутку.

Они вышли на лестничную площадку.

— Я не сержусь, просто не нуждаюсь в консультациях, — сказал Олег. — Сейчас сам решаю все задачи.

— Неужели?

— Честное слово. Контрольные работы по математике делаю быстрее всех в группе. Канат в моих руках. Тот самый канат, о котором ты говорил в сказке о горцах.

— Если держишься всё время за него, то это бессмысленно. Воду варить, вода и будет.

— Я следом же занялся начертательной геометрией, — сказал Олег.

— Правильно, — поддакнул Юрий Петрович.

— Представь себе, — продолжал Осинцев, — стоило мне взяться за неё по-настоящему, внимательно, очень внимательно прочитать учебник с первой страницы, включая предисловие, я через три дня раскусил этот предмет. И сейчас считаю его самым лёгким, несмотря на то, что вначале он казался самым трудным. Помню тот вечер, когда почувствовал, что схватился ещё за один канат. От возбуждения не спал всю ночь. Закрою глаза, а в голове гвоздём сидит чертёж с системой координат, всякие комбинации из линий и точек… Тогда я не раз вспомнил тебя добрым словом. — Олег улыбнулся и прибавил искренне, от всей души: — Уважаю тебя, Петрович, как никого на свете. Честное слово!

— Ну-ну! Слишком большое уважение — подозрительно, — сказал Юрий Петрович. — Сейчас чем занимаешься?

— Кажется, доканал уже физику, — ответил Олег. — На днях примусь за химию.

— Я что-то не очень верю насчёт математики, — сказал Добровольский. — Пойдём ко мне на кафедру. Я дам тебе задачу.

— Прямо сейчас? — удивился Олег.

— А что испугался? — спросил Добровольский.

— Пошли! — Олег вернулся в зал, решительно свернул газету, захлопнул журнал «Знание — сила». — Я только сдам все это хозяйство, — сказал он, подходя к окошечку.

Пришли на кафедру. Юрий Петрович достал из письменного стола папку и долго рылся в ней. Нашёл листок, на котором было условие задачи, и подал его Олегу.

— Сейчас я иду на лекцию, — сказал Юрий Петрович. — Если за два часа решишь задачу, я поверю всему, что ты сказал.

— А она по программе этого семестра? — спросил Олег.

— Разумеется.

— Тогда через пятнадцать минут будет готова.

— Не спеши языком.

Добровольский ушёл. Осинцев положил перед собой лист бумаги, вынул из кармана авторучку и сосредоточился…

Прошло два часа. Дали звонок с лекции. На кафедру вошёл Добровольский. Олег, подперев ладонью лоб и согнувшись над столом, быстро писал.

— Как дела? — спросил Юрий Петрович, улыбаясь.

— Сейчас, проверяю ответ, — угрюмо бросил Олег, не поднимая головы.

— Двух-то часов оказалось мало. А говорил — пятнадцать минут хватит.

— Вот и готово, — с облегчением вздохнул Олег. Подал Добровольскому исписанные листы.

Юрий Петрович пробежал глазами решение.

— Всё верно. Молодец.

Олег, широко улыбаясь, расправил плечи и погладил ладонью грудь и живот, как после сытного обеда.

— С математикой всё ясно, — сказал Юрий Петрович, положив на стол решение задачи. — Давай-ка поговорим о начертательной геометрии. — Он выдвинул ящик стола и достал свёрток ватмана. — Так ты не против?

— Пожалуйста, — сказал Олег.

Юрий Петрович развернул ватман и приколол кнопками к чертёжной доске.

— Вот эпюр, — сказал он. — Найди в нём ошибку. Олег, водя пальцами по линиям чертежа, стал искать ошибку. К счастью, нашёл быстро. Так же быстро и точно ответил на несколько вопросов, вовсе не касающихся чертежа.

В этот момент на кафедру вошёл седой и очень смуглый мужчина с портфелем, тот самый, на которого Олег обратил внимание в одну из консультаций. Мужчина сел за стол, вынул из портфеля кипу бумаг и стал раскладывать их на столе.

Юрий Петрович, немного поразмыслив, вдруг спросил:

— Зачётная книжка с собой?

Олег растерянно посмотрел на Юрия Петровича, перевёл взгляд на смуглого мужчину, который был занят своим делом, и отрицательно качнул головой.

— Где она?

— В общежитии.

— Тащи сюда, — приказал Добровольский. — Даю тебе пять минут. Мне надо срочно ехать. Успеешь за пять минут?

— Успею, — ответил Олег, поднимаясь со стула. Он шмыгнул в дверь и во весь дух бросился бежать в общежитие. Благо, оно рядом. Запыхавшись, вернулся и подал Юрию Петровичу зачётную книжку. Он ещё точно не знал, зачем она ему понадобилась, но догадывался. Юрий Петрович начал что-то писать в ней. Олег через плечо посмотрел… и подпрыгнул от радости. Закончив писать, Юрий Петрович отдал ему зачётку со словами:

— Ставлю тебе по обоим предметам отлично. Даты экзаменов проставишь сам, посмотри по расписанию. Но это не значит, что теперь можешь не посещать мои лекции. До конца семестра ещё неделя. Я высвободил тебе уйму времени, чтобы ты использовал его для подготовки к остальным экзаменам.

Юрий Петрович подошёл к вешалке и стал одевать пальто и шапку. Обратился к смуглому мужчине, который сидел за столом и что-то писал:

— Константин Сергеич, будете уходить, ключ вон там, на подоконнике.

Константин Сергеевич оторвался от дела и пристально посмотрел на Осинцева.

— Феномен, — сказал Добровольский, тоже глядя на Осинцева. — Первокурсник, и досрочно умудрился получить две пятёрки. В один день.

— Уж если камень треснул, значит причина большая была, — ответил седовласый мужчина, намекая, что для Юрия Петровича крайне не характерно хвалить с употреблением столь громких слов кого бы то ни было, тем более студента.