— Ты знаешь, кто мы?

Викторина молчала.

— Мы из СД. Там тебе язык развяжут.

Пока гестаповцы обыскивали дом Енджияка, Володя побежал к Борису Еригову. Увидев настежь раскрытую дверь, разбросанные вещи, он понял, что и здесь были немцы.

Ночь была лунная, тихая. Скоро во двор вошли четыре человека с автоматами и в немецкой форме, но Вова сразу узнал Борю Еригова, Анатолия Басса, Петю Бражникова, Евгения Демченко.

Вова рассказал о том, что случилось.

Ребята решили спасти Викторину. Еригов, Басс и Демченко через сад пробрались во двор Енджияка. Володя, вооружившись автоматом, подошел к окну, из которого выпрыгнул. Он наткнулся на часового. Тот его окликнул. Володя выстрелил и убил гестаповца. Подбежав к окну, он распахнул ставки и дал очередь из автомата по комнате. Находившиеся в доме полицейские, беспорядочно стреляя, бросились во двор. Один из них, обернувшись, выстрелил в Викторину.

Ребята поджидали гестаповцев во дворе. Все немцы были убиты, но во время перестрелки погибла и Лена Еригова.

Вскочив в окно, Володя увидел Викторину в луже крови. Она была ранена в голову и не узнала брата.

— Это я, Володя. — Енджияк поднял сестру, развязал ей руки, положил на сундук.

Ребята взяли оружие убитых гестаповцев и, захватив с собой Викторину, скрылись.

Евгений Демченко хотел увести в лес и свою семью, но старик-отец отказался, боясь, что у него нехватит сил дойти до леса и он только свяжет молодых.

Не прошло и получаса после перестрелки, как Речная улица, где жил Енджияк, была оцеплена немцами. Начались повальные обыски и аресты. В доме Демченко немцы обнаружили тело убитой Лены Ериговой, которую старики подобрали во дворе Енджияк. Вся семья Демченко — отец, Николай Петрович, шестидесяти четырех лет, мать, Прасковья Евгеньевна, пятидесяти трех лет, сестра матери, Мария Евгеньевна, шестидесяти трех лет, с шестнадцатилетней дочерью Светланой и бабушка, Агафья Семеновна, восьмидесяти семи лет — была арестована и расстреляна.

На этой же улице, в доме номер пять, при обыске немцы нашли красный флаг. Марцинюк, хозяйка этого дома, хранила его для встречи Красной Армии. Ее тоже расстреляли.

Был арестован и расстрелян больной отец Бори Еригова.

Ребята, участвовавшие в перестрелке, спрятались на ночь в противотанковом рву. На другой день, 9 марта, были отправлены в лес Вова Енджияк с родителями и братом, Анатолий Басс, осиротевший Демченко, Петя Бражников, Еригов, потерявший всю свою семью, Вася Бабий и Алтухов с семьями и другие. Всего двадцать два человека.

Викторина находилась в тяжелом состоянии. Ее укрыли в городе на конспиративной квартире.

В связи с начавшимися арестами «Хрен» пока прекратил диверсионную работу. Чтобы отвлечь от себя внимание, он даже решил на несколько дней выехать из города и организовал поездку в Севастополь за рыбой для работников станции. Он уехал, еще не зная об аресте «Муси».

Возвращаясь со станции после отъезда мужа. Люда встретила Усову.

— Где Виктор Кириллович? — спросила та.

— Только что уехал в Севастополь. А в чем дело? — Люда встревожилась.

— «Муся» и Иван Михайлович арестованы Горком поручил передать «Хрену», чтобы вы немедленно ушли в лес.

Люда побледнела. Она почувствовала себя нехорошо — были последние дни ее беременности. Чтобы не упасть, она взяла Усову под руку и оперлась на нее.

— Кто еще арестован?

— Не знаю. Слышала, что арестован какой-то разведчик «Николай».

— «Николай»? Он приходил к нам из леса и знает Виктора и его помощников.

Люда тотчас же пошла домой, осмотрела ящики стола, сожгла все, что могло их скомпрометировать. Ее мучила мысль, как предупредить мужа.

Вскоре и к ней пришли гестаповцы, обыскали квартиру, ничего не нашли и ушли.

Люда сорвала с окна занавеску, служившую опознавательным знаком, написала на клочке бумаги: «Ушла на базар», что значило — «был обыск», наклеила записку на двери и вышла на улицу.

Она разыскала «Кошку», «Мотю», Брайера и всех их предупредила.

— Виктор в Севастополе. Как дать ему знать? — спросила она «Кошку».

— А где его там найти?

— Не знаю.

«Кошка» схватился за голову:

— Чорт возьми, что же делать?

— Постарайся пробраться в Севастополь и разыскать его.

— Если будет поезд.

Но в этот день на Севастополь не было ни одного поезда. «Кошка» напрасно проболтался на станции, забыв о том, что ему самому угрожает арест.

Предупредив подпольщиков, Люда зашла к дежурному по станции и со слезами начала упрашивать его связаться с ее мужем, говорила, что ей плохо, начались схватки и она должна родить.

— Передайте ему только два слова: «Жена в больнице».

Эти два слова значили: «Не приезжай, скрывайся».

Немец долго отказывался, ссылаясь на запрещение частных разговоров. Люда не отставала, инсценировала обморок.

Дежурный принялся, звонить в Севастополь, в одно, в другое учреждение, расспрашивая, нет ли там Ефремова, и передавал всем, чтобы он приехал: «Жена в больнице».

В одном месте ему ответили, что Ефремов в Балаклаве, с этим городом телефонной связи нет.

Люда пошла в контору бывшего начальника станции. Там работала надежная женщина — Катя Баженова. Люда предупредила ее:

— Следи за поездами. Как только увидишь Виктора, скажи, чтобы домой не приходил и немедленно скрылся.

Домой Люда вернулась измученная и все ломала голову, что нужно еще сделать. Вдруг вспомнило, что забыла предупредить свою мать. Она бросилась к двери и подалась назад — в квартиру входили гестаповцы. Они снова произвели обыск, арестовали Люду и привезли ее в румынское гестапо.

Через два дня Люду вызвали на допрос.

— С кем вы знакомы? — спросил арестовавший ее офицер. — Среди учителей у вас есть знакомые?

— Я училась в этом городе. Возможно, что и есть. — Люда старалась говорить спокойно.

— А такие, которые бы часто к вам ходили?

— Таких нет.

— А «Мусю» вы знаете?

— Какую «Мусю»?

— А «Николая» и Толю вы знаете?

— Я не знаю, о ком вы спрашиваете. Николаев и Толь много.

Офицер что-то сказал румынскому дежурному, тот вышел. У Люды кружилась голова. Но она старалась владеть собой. Отворилась дверь. В комнату ввели «Николая» и Анатолия Досычева. У Анатолия лицо было в синяках, и он, видимо, еле держался на ногах.

— Она? — спросил офицер у «Николая».

Тот молча кивнул головой.

Офицер повернулся к Люде:

— Что же вы отказываетесь признавать своих друзей?

Люда поняла, что «Николай» предал их. Прямо глядя в лицо «Николаю» и Досычеву, она медлила с ответом, как бы стараясь что-то вспомнить.

— Да, я их как будто видела.

— Где?

— Как-то раз они заходили к нам. Но это было давно, потому я и забыла.

— А зачем они приходили?

— Я не интересовалась. К мужу приходит много людей по делам службы, разве всех узнаешь!

— Вы знаете, кто они?

— Нет, не знаю.

— Тогда я вам скажу, как это было. В октябре месяце они с «Мусей» пришли к вам домой. Они разговаривали с вашим мужем, а вы готовили ужин. Затем «Муся» ушла, а они остались у вас ночевать. Ваш муж познакомил вас и сказал: «Это товарищи из леса». Так это было? — крикнул офицер.

— Не помню, — ответила Люда.

— Это так было? — обратился офицер к «Николаю».

Тот опять молча кивнул.

— Это было так? — злобно процедил офицер, подойдя вплотную к Толе Досычеву.

Тот молчал.

— Я спрашиваю, правильно ли говорит твой приятель? — прикрикнул румын, помахивая плеткой. Анатолий опять промолчал.

— Увести их! — приказал офицер дежурному и подошел к Люде. — Да, это было так, сударыня. Что же вы, и «Мусю» не помните?

— Не знаю такой.

Привели Александру Андреевну Волошинову. Она была в своем плюшевом пальто и черной шапочке. Сильно избитая, в синяках, она стояла прямо, твердо, прикрывая воротником обезображенное лицо.