Разговор этот происходил на явочной квартире. Дома меня поджидала «Нина».

— Большая неприятность, Иван Андреевич! — забыв даже поздороваться, сказала она. — Я только что встретилась на улице с одной знакомой женщиной. Ее зовут Людмила. За все время оккупации я ни разу не видела ее. И вдруг сегодня она подошла ко мне и сказало: «Будьте осторожны. Гестапо знает, что вы занимаетесь подпольной работой». Я, конечно, спокойно ответила ей, что бояться мне нечего, но она настойчиво повторила: «Берегитесь. Я вас предупреждаю, что за вами следят. Вы можете попасть туда, где я была, но откуда не все выходят». Я опять сделала непонимающий вид, но она так пронизывающе взглянула на меня, что мне стало холодно. Она сказала: «Ну, смотрите! Я была обязана вас предупредить. Вы ведь живете на улице Островского? Да, да! Я знаю ваш адрес. Если бы я не встретила вас, я бы пришла к вам домой». Мне не хотелось продолжать с ней разговор, и я не стала расспрашивать, откуда она узнала мой адрес. Меня это так ошеломило, просто ноги подкашивались.

«Опять Людмила! — подумал я. — Очевидно, та же самая, о которой говорила „Муся“».

Почти физически я ощущал близость большой, серьезной опасности. Нужно было немедленно спасать людей.

— Сейчас же переходите со всей семьей на другую квартиру, — сказал я «Нине». — Чтобы не вызвать подозрений, оставьте дома все как есть. Хозяйку предупредите: если вас будут спрашивать, пусть скажут, что вы скоро придете. Есть у вас подходящая квартира?

— Есть у сестры. Она живет в глухом переулке и к подпольной организации не имеет никакого отношения.

— Переселяйтесь туда. Об этой Людмиле мне только что говорила «Муся». Очень темная история с этой женщиной. К «Мусе» пока не ходите. Учтите, что за вами уже может быть слежка. Поэтому и ко мне ходите пореже и с оглядкой. Когда пойдете к кому-нибудь из наших, обращайте особое внимание на опознавательные знаки. Предупредите об этом всех связанных с вами товарищей. Ничего лишнего в доме не держите.

— Я уже все подчистила, — сказала «Нина». — Литературу роздала всю, а клятвы подпольщиков у меня спрятаны в бутылку и закопаны во дворе. Сверху навален разный хлам. На всякий случай имейте это в виду.

В тот же день Ольга Шевченко обратилась ко мне с просьбой отправить в лес женщину, находящуюся под угрозой ареста.

— Кто эта женщина? — спросил я.

— Ее зовут Людмила.

Холодок пробежал у меня по коже.

— Откуда ты ее знаешь?

— Я ее в глаза никогда не видала. Но ее знает один подпольщик, наш хороший знакомый. Он еще в 1942 году был с «Саввой» в одной группе. Его кличка «Максим Верный». Он связан с лесом, работает разведчиком и с Людмилой знаком по разведке.

— А он не говорил, почему ее нужно отправить в лес?

— Сказал, что она попала в тяжелое положение, ей угрожает арест, и она хочет со всей семьей уйти в лес.

— Что же она за разведчик, если сама дороги в лес не знает?

— Он говорит, что Людмила давно не ходила в лес, а сейчас много минированных полей, и она боится подорваться.

— Людмилу с семьей в лес мы отправим, — сказал я Ольге. — Пусть «Максим Верный» передаст ей об этом. Но его строго-настрого предупреди: Людмила ни в коем случае не должна знать, с кем он ведет переговоры и кто организует отправку.

Мы все подготовили. Уже было назначено место явки за городом, назначен проводник, но Людмила, ссылаясь на семейные обстоятельства, откладывала уход.

Тем временем произошли новые, очень тяжелые для нас события.

5 марта в городе опять появился «Николай». Днем «Николай», Анатолий Досычев (бывший ученик «Муси», который связал ее с партизанами), Люся Серойчковская и Вера Гейко, тоже имевшие связь с лесом, пошли в кино. По выходе они были арестованы.

Случилось то, чего мы с «Мусей» больше всего боялись: «Николай» оказался в гестапо.

Я предложил Волошиновой немедленно перейти на конспиративную квартиру и предупредить всех подпольщиков, которых знал «Николай», чтобы они тоже приняли меры предосторожности и были готовы уйти в лес.

«Муся» ответила, что мины она уже переправила к Пахомовой, которая работает в центральной библиотеке, а людей своих предупредила, чтобы они скрылись и к ней больше не ходили.

Но на этот раз «Муся», умная и осторожная женщина, проявила недопустимую медлительность. Иван Михайлович был тяжело болен, и она на один день задержалась на своей квартире. А 7 марта ее дом оцепили гестаповцы, и она с мужем были арестованы. Гестаповцы произвели тщательный обыск, даже во дворе и в сарае вывернули все камни, перекопали землю — видимо, искали мины и оружие, но ничего не нашли.

При обыске присутствовала квартирная хозяйка, от; которой мы и узнали все подробности.

Александра Андреевна вела себя очень спокойно, была только несколько бледна. Румынскому офицеру она заявила:

— Вы пошли по неправильному пути.

— А какой правильный?

— Не знаю.

— Покажите сводки, которые вы отправляли в лес! — потребовал офицер.

— Я не отправляла никуда никаких сводок.

— Где ваш дневник?

Александра Андреевна все отрицала. Выведенный из себя офицер прикрикнул на нее:

— Не прикидывайтесь! Скажите лучше, какие сведения вы давали партизанам?

— Никаких.

— У вас, сударыня, память плохая. Но ничего, мы ее подлечим! — значительно бросил офицер, подталкивая в машину «Мусю» и Ивана Михайловича.

Выяснилось, что «Николай» знает почти всех диверсантов из молодежной организации: и Бабия, и Енджияка, и Еригова. Они учились в одной школе, а в лесу он видел их всех.

Было решено, что Вася Бабий и другие диверсанты, которых знал «Николай», немедленно переменят квартиры и вместе с семьями уйдут в лес.

В тот же день вечером немцы явились на квартиру к Васе Бабию. Его не было дома. Предупрежденные родители сказали гестаповцам, что Вася женился и переехал на другую квартиру. Указали фиктивный адрес. Гестаповцы бросились по указанному адресу, а родители Васи и его младший брат сейчас же ушли из дома, разыскали Васю и предупредили его.

Вернувшись, гестаповцы нашли пустую квартиру, разграбили ее и оставили засаду.

Гестаповцы ворвались в квартиру Анатолия Басса. Его тоже не было дома. Они арестовали его мать и, так же как у Бабия, оставили засаду.

Пришли за Борисом Ериговым. Дома была только его сестра Лена с ребенком.

— Где Борис?

— Не знаю, куда-то ушел.

— Одевайся. Пойдешь с нами.

Угрожая пистолетами, немцы приказали Лене итти к Енджияк, где якобы находился Борис. Растерявшаяся женщина пошла к Енджияк, не понимая, что она таким образом указывает, где он живет. Володя был дома и подготовлялся к уходу в лес, в кармане у него была граната и пистолет. Кроме него, дома были мать, отчим и сестра Викторина, собиравшаяся итти вместе с братом. Открыв дверь, Володя увидел гестаповца и услышал команду:

— Руки вверх!

Но парень не растерялся. Он захлопнул дверь. Раздался выстрел, пуля пробила доски. Володя подпер дверь плечом. На шум выбежала Викторина:

— Что случилось?

— За мной пришли.

Внутренняя задвижка была слабенькая, гестаповцы ломились.

Викторина подбежала к двери и, подперев ее, крикнула Володе:

— Беги!

Володя распахнул окно и выпрыгнул в соседний двор подпольщика Демченко.

— Бегите! — крикнула Викторина отчиму и матери. — Бегите скорей!

Отец и мать с трехлетним мальчиком выскочили вслед за Володей в окно и закрыли за собой ставни.

Оставшись одна, Викторина некоторое время держала дверь, а потом отпустила. На пороге стояли три гестаповца с пистолетами. Видимо боясь сопротивления, они не решались сразу войти в комнату и, только убедившись, что девочка одна, набросились на нее и связали ей руки. Осмотрев пустой дом, они стали допытываться у Викторины, куда исчез брат.

— Его дома не было! — ответила она.

— Врешь, мы видели. Говори — где!

Немцы повели Викторину во двор, в огород, требуя указать, где спрятался брат, где оружие. Они избили ее и бросили на пол.