— Простите, Иван Андреевич, не подумал об этом. Но, согласитесь, красиво вышло.

— Очень красиво! Глупость это, если не сказать хуже…

Я сделал «Косте» серьезное внушение, категорически запретил предпринимать какие-либо диверсии без разрешения горкома и предупредил, что если он когда-нибудь устроит еще такой номер, к нему будут применены строгие меры взыскания.

Военно-политическая обстановка в Крыму с каждым днем становилась напряженнее. В соответствии с событиями на фронте перестроилась и немецкая пропаганда. Немцы уже не говорили, что Красная Армия разбита и уничтожена, а запугивали население чудовищными выдумками о зверствах советских войск.

Не только по тону газет, но и по настроению многих солдат и офицеров чувствовалось, что немцы начинают сознавать неизбежность своего поражения.

Денщик Линдера сказал Ольге: «Наши офицеры и разные „фоны“ улетают из Крыма в отпуск и не возвращаются».

«Муся», опытная разведчица, умела вызвать своих знакомых немцев на откровенность. Однажды майор Мауэр из Баварии, изрядно выпив, сказал ей:

— Мы, немцы, способны на то, о чем другие и не догадаются. Мы выкачали из России и других стран много добра. Все это скрыто в горах и ущельях Германии и на берегах Рейна. Фюрер, конечно, знает, что сейчас мы будем побеждены. Гитлер уйдет, но будет тайно готовить будущую победу.

Зондерфюрер Линдер вежливо предупредил Ольгу, чтобы она заблаговременно подготовилась к эвакуации в Германию.

— Мы получили приказ оборонять Крым, — сказал Линдер, — но только для того, чтобы задержать продвижение Красной Армии. Крым мы сдадим, но это будет мертвая, безлюдная пустыня. Мы вывезем в Германию все работоспособное население России.

Немцы действительно упорно и методически старались превратить Крым в безлюдную пустыню: минировали города, мосты и спешно вывозили все, что можно вывезти. «Хрен» сообщил мне, что на станцию Симферополь немцы согнали до ста паровозов, разобрали их и вывезли всю арматуру. «Савва» доносил из Сарабуза, что в окрестных деревнях немцы забирают скот, хлеб и все продовольствие. Местному коменданту предоставлено неограниченное право грабить население. Общины получили планы посевов, но они были занижены в пять — десять раз против прошлого года. Никто из русских уже не думал о спасении имущества, ни один советский человек не мог быть уверен в том, что, выйдя на улицу, он вернется домой и проведет ночь спокойно.

4 февраля Ольга сообщила, что приехал «Савва» и просит немедленно устроить ему свидание со мной.

В двенадцать часов дня, когда немцы обедали и прекращали облавы, я собрался к Ольге. Надел свое замасленное рваное пальтишко, облезлую шапку-ушанку, взял рабочий ящик, куски стекла подмышку, палочку.

Оглядывая меня, Анна Трофимовна осталась довольна.

— Ну кому придет в голову, что такой жалкий старикашка способен на что-нибудь толковое!

— Не забудьте, Анна Трофимовна, в случае чего снимите занавеску с окна.

— Будьте спокойны! Ну, дай бог все по-хорошему! — проводила она меня своим обычным напутствием.

У Ольги на окне висела занавеска — все в порядке.

Во дворе я столкнулся с двумя немецкими офицерами.

Подошел к ним, прихрамывая и опираясь на палку.

— Операция очень выгодная, — весело говорил молодой, стройный, с красивым холеным лицом офицер. — Деньги пополам и вечер на прощание.

— Только устраивай поскорей, вагоны завтра угонят на Севастополь, — ответил пожилой, с рыжими усиками.

Они загораживали дорогу к Ольгиной двери.

— Дозвольте, господа, пройти, — попросил я по-русски.

Офицер с холеным лицом скользнул по мне игривыми серыми глазами и посторонился.

Я постучал, дверь открыл «Савва».

— Где тут стекла вставлять? — громко спросил я.

— Сюда, сюда, дедушка! — также громко ответил «Савва», пропуская меня в комнату и запирая дверь. — Здравствуйте, Иван Андреевич! — он крепко пожал мне руку.

Я присел не раздеваясь.

— Что это за офицеры?

— Молодой, красивый — Миркин зондерфюрер Линдер. А второй — его приятель. Вместе спекулируют и пьянствуют почти каждую ночь.

— А Линдер мне понравился, веселый.

— И «добрый», — подтвердила Ольга. — Он сам хвастался мне своей «добротой». «Я, — говорит, — никогда русских пленных не бью, как другие офицеры, я их только наказываю: сажаю в темный подвал и напускаю туда крыс».

— Недаром такой молодой и уже зондерфюрер! Ну, что нового у вас в Сарабузе? — спросил я «Савву».

— Оля, ты нам приготовь чего-нибудь и последи за этими господами, — сказал жене «Савва». — У нас, Иван Андреевич, положение критическое. В одно прекрасное утро вы можете лишиться всех сарабузских подпольщиков. Забирают и вывозят в Германию всех мужчин поголовно. Мы на очереди.

— Я знаю, что забирают. Прятаться будем.

— Легко сказать — прятаться! Первого февраля утром в поселок Саки прибыло шестьдесят машин с немцами. Поселок окружили и пошли по дворам. Забрали всех мужчин от четырнадцати до шестидесяти лет, даже больных подняли с постели. Такую же облаву они провели в деревнях Сакского и Биюк-Онларского районов. Вывозят под охраной. Если кто-нибудь скрывается, забирают его семью.

— Но ведь железнодорожников немцы забронировали?

— Добрались и до железнодорожников. У нас уже переписали всех и запретили отлучаться. В Саках, несмотря на ходатайство начальника станции, угнали тридцать шесть человек. На станции Княжевичи забрали даже тех, кто работал на ремонте путей. Подпольщики волнуются. Я приехал за вашими указаниями.

— Без разрешения горкома ни один подпольщик на должен уходить со своего поста, — сказал я. — Но будьте начеку и приготовьте на всякий случай надежное убежище.

«Савва» задумался.

— В домах, конечно, укрываться нельзя. В Биюк-Онларском районе одна женщина спрятала своего мужа в сундуке. Немцы нашли его, заперли сундук, привязали жену к сундуку и сожгли вместе с домом. Недалеко от Сарабуза у деревни Андреевка есть каменоломня. Может быть, там сделать убежище?

— Немцы знают об этих каменоломнях?

— Может быть, и знают, но не обращают на них внимания: ведь партизан там никогда не было.

— Сколько там может поместиться народу?

— Порядочно. Думаю, человек четыреста — пятьсот.

Я велел «Савве» подготовить в каменоломнях убежище, завести туда продовольствие, воду и подумать об организации партизанского отряда. «Савва» рассказал, что в Сарабуз для охраны железной дороги прибыл какой-то добровольческий батальон. Настроение у этих добровольцев как будто неважное, некоторые хотят уйти в лес, но не знают дороги. Просят проводника.

— Все дороги ведут в лес, — сказал я. — Кто захочет, найдет и партизан. Через таких добровольцев просачиваются в лес провокаторы. Нужно их тщательно проверить. Проводника мы им давать пока не будем.

Я сообщал «Савве» место, время и пароль для направления в лес проверенного гражданского населения.

— Направляйте не только мужчин. Можно и женщин, если они способны быть бойцами.

— А с семьями, с детьми как?

— «Мартын» просил небоеспособных людей сейчас не направлять, кроме семей тех подпольщиков, которым угрожает арест.

«Савва» рассказал, что сарабузцы собираются взорвать баки с горючим, замаскированные на аэродроме. Передал мне разведданные и семьдесят пять бланков пропусков на право выезда в районы Крыма. Бланки выкрала подпольщица, работавшая переводчицей у сарабузского коменданта.

Я дал указание, чтобы подпольщики повели агитацию в деревнях за лучший и полный посев полей, маскируя всячески эти действия от немцев.

Дома я подготовил очередную почту подпольному центру и отправил ее в лес. На другой день утром «Нина» уже была у меня и сообщила: «Павлик» вернулся, все в порядке.

— По улицам ходить невозможно, — жаловалась она. — Пока до вас добралась, три раза документы проверяли.

— А не обшаривали?

— На этот раз нет.

Из-под стельки сапога она достала конверт, а из-под кофточки — несколько пачек денег.