Заметив жандарма, «Муся» выпрямилась и не спеша пошла к нему навстречу.

— Хальт! — жандарм поднял руку. — Документ.

«Муся» спокойно достала из сумочки паспорт и подала жандарму, прямо глядя в его холодные бесцветные глаза.

Тот перелистал паспорт, внимательно осмотрел печати, прописку, посмотрел на фотокарточку, на «Мусю» и нехотя вернул ей документ.

Она уже хотела итти, как вдруг жандарм неожиданно сорвал с ее головы шляпу и заглянул в нее — немцы почему-то считали, что русские женщины должны прятать листовки на голове. Не найдя ничего в шляпе, он заставил «Мусю» расстегнуть пальто и начал грубо обшаривать ее толстыми пальцами.

«Муся» не растерялась. Кокетливо улыбаясь, она широко расставила руки и, подняв их кверху вместе с «авоськой», поворачивалась перед жандармом, как бы желая облегчить ему обыск.

Видя такое безмятежное отношение женщины к обыску, жандарм успокоился. На крутившуюся около его лица «авоську» с минами он не обратил внимания, козырнул «Мусе» и отпустил ее.

«Муся» не спеша пошла дальше. Голова кружилась. Ей казалось, что она вот-вот потеряет сознание и упадет.

У дома «Хрена» она осторожно осмотрелась по сторонам, быстро вошла в подъезд, поднялась на второй этаж и постучала.

Открыла ей Люда, жена «Хрена». Александра Андреевна прошла мимо нее и в изнеможении опустилась на стул.

— Что с вами? — в один голос спросили «Хрен» и Люда, бросаясь к ней, а она сильно побледнела и на лбу выступили крупные, капли пота.

— Ничего, друзья мои, не волнуйтесь. Имела маленькую неприятность по дороге.

Немного успокоившись, она рассказала им о встрече с жандармом и передала «Хрену» сверток с минами и клятвами.

— Знаете, Александра Андреевна, — сказал «Хрен», проверяя мины и запальники, — откровенно говоря, у меня и у моих ребят тоже бывают такие моменты, когда нервы раскисают. Только пять штук? Мало, мало. Значит, не дошла до них моя ругань. А это что? — он взял клятвы.

«Муся» сказала, что есть указание горкома, чтобы все подпольщики дали клятвы. Нужно сделать это не откладывая. «Хрен» взял один листок с текстом клятвы, встал перед «Мусей» по-военному и четко произнес каждое слово.

— Ну как? — «Муся» заглянула «Хрену» в глаза.

— Сильно. Как раз то, что нужно. Подписать свою фамилию?

— Нет, подпишите своей кличкой и запомните номер — сорок восемь. А теперь давайте я вас поцелую — мы с вами приняты в партию.

— Вот здорово! А когда же дадут партбилет?

— Партбилеты мы с вами получим, когда выйдем из подполья.

— Ну, пусть они мне хоть номер сообщат! Обязательно пусть сообщат номер партбилета! — настаивал «Хрен». — А то я скоро отец семейства буду, а все комсомольцем считаюсь.

— Александра Андреевна, — сказала Люда, — разрешите и мне дать клятву.

Лицо Люды было в пятнах от волнения. Александра Андреевна испугалась. За короткое время их знакомства она полюбила Люду.

— Ты, Люда, успокойся. Тебе вредно так волноваться. — Александра Андреевна обняла ее.

— Ничего, ничего! — ласково сказал «Хрен». — Пусть поклянется за обоих — за себя и за будущего сына.

Люда тоже дала клятву, подписав ее кличкой «Катя».

— Как советуете организовать принятие клятвы от моих ребят? — спросил «Хрен».

— Сделайте так, чтобы они почувствовали всю ответственность этого акта. Трусов и колеблющихся нам не нужно. Клятву от них не принимайте.

Поговорив с «Хреном» и Людой о работе и о том, каким будет их сын, «Муся» ушла. «Хрен» спрятал две мины в портфель, а остальные отдал Люде, чтобы она отнесла их к своей матери.

Люда подвязала мины под живот и надела пальто.

— Здорово! — с восторгом воскликнул «Хрен», глядя на жену. — Сын еще не родился, а знает, что такое мины.

Они вместе вышли из дома.

— Будь осторожна, — сказал «Хрен», заботливо оглядывая Люду.

До нападения ребят на водокачку служащие проходили на станцию свободно, теперь же, после диверсии, при входе на территорию станции немцы проверяли удостоверения и пропуска. Для рабочих сделали специальную проходную, там их обыскивали.

В этих условиях стало очень опасно проносить мины. Кроме того, немцы теперь формировали воинские эшелоны секретно и сами быстро отправляли их. Поэтому мины нужно было всегда иметь под рукой.

«Хрен» решил, что кладовая станции, куда он в свое время устроил на работу старика Брайера, — самое подходящее место для хранения мин.

Кладовая стояла в стороне от здания станции, около путей, и немцы редко туда заглядывали.

«Хрен» зашел в маленькое помещение, заставленное карбидными фонарями, метелками, деревянными башмаками. Брайер был один и выписывал наряды.

— Ты, Андрей Андреевич, член партии? — обратился к нему «Хрен».

Тот молча поглаживал большую лысину.

— Я знаю, что ты коммунист. — «Хрен» достал из портфеля мины. — Поэтому ты должен спрятать вот эти штучки. Знаешь, что делается на станции и на перегонах?

Брайер кивнул.

— Так вот, все происходит от этих самых вещей. Ты должен их беречь и выдавать только по моему указанию.

Старик сунул мины под полку в разный хлам.

«Хрен» дал ему листок с текстом клятвы:

— Прочитай. Кличка твоя будет «Голубь». Подпиши клятву своей кличкой, запомни номер.

Старик прочитал, подписал и вернул клятву «Хрену».

— Держи все в строжайшей тайне, — предупредил «Хрен». — Если что случится. — ответишь. Меня не будет, останутся другие люди. Понял?

— Все понял.

«Хрен» сказал ему пароль, с которым будут приходить за минами, и пошел на станцию, насвистывая веселую песенку.

Вечером он пригласил к себе домой «Кошку», «Мотю» и Николая Соколова. Последний работал составителем поездов и давал ценные сведения о движении эшелонов.

Люда по-праздничному накрыла стол. Достала бутылку коньяку, закуску, пироги.

«Хрен» не сразу сказал друзьям, зачем позвал их.

Он прочитал им военный обзор газеты «Правда», показал портрет товарища Сталина в маршальской форме, рассказал, что в Красной Армии введены офицерские звания, погоны, объяснил, почему это сделано. Поговорили и о своей работе и о партизанах.

— Мы партизаны в городе. Пожалуй, нам труднее действовать, чем партизанам в лесу. Их там много, они среди своих, а мы тут работаем среди врагов. Кругом опасность. Все это вы знаете. Чтобы считаться настоящими подпольщиками, вы должны дать клятву.

— Разве ты нам не веришь? — удивился «Мотя».

— Я вам верю, иначе вы не были бы в моем доме. Но клятва подпольщика — все равно что присяга красноармейца. Она еще больше скрепит нас всех, сил прибавит. — «Хрен» дал каждому по листку. — Вот, прочитайте, подумайте и подпишите.

— Прочитай сам, — попросил «Кошка».

— Хорошо, слушайте. — И «Хрен» с воодушевлением, медленно, четко прочитал им клятву, особенно подчеркнув слова: «Если же по злому умыслу или трусости нарушу данную мною клятву, то пусть наказанием мне будет всеобщее презрение и смерть от руки моих товарищей». — Вы понимаете, что это значит?

— Понимаем.

— Ну, вот и хорошо. Скоро мы вместе встретим Красную Армию.

«Мотя» вздохнул:

— Уж скорее бы! Иной раз кажется, что и не дождемся такого дня.

— Дождемся! — уверенно сказал «Хрен».

Все трое подписали клятву, расцеловались.

На другой день «Кошка» и «Мотя» заложили две мины в эшелон с боеприпасами. Взрыв произошел на станции Ислам-Терек, и состав из пятнадцати вагонов был уничтожен. Две мины они заложили в цистерны с бензином, но состав ушел далеко, и о результатах ничего не удалось узнать.

В эти же дни партизаны сожгли станцию Альма (около Симферополя), взорвали пути и устроили большое крушение.

Другая группа партизан напала на станцию Шакул. Станцию сожгли и немецкого начальника станции убили.

Диверсии на железной дороге вызвали среди немцев большой переполох. В симферопольском депо немцы сами отремонтировали бронеплощадку с двумя вращающимися пушками и несколькими пулеметами. Эта бронеплощадка стала курсировать в составе поездов между Альмой и Симферополем. Контроль за рабочими и служащими усилился. На вокзале расставили часовых, установили проверку документов во время работы, при каждом русском машинисте поставили немца-наблюдателя.