Но как и с кем начинать строить там партийное подполье? Старые подпольные организации провалены, провокаторы не все раскрыты и продолжают действовать. Сошлись на том, что партийное подполье нужно строить заново, установить связи с проверенными на практическом деле патриотами, ничем не связанными с теми подпольными организациями, которые уже провалены.
— Какие новые люди имеются сейчас в Симферополе? — спросил Павел Романович у Лугового.
— За последнее время мы нащупали в городе несколько новых патриотических групп и одну комсомольскую организацию. Сейчас изучаем их. Послали на связь с ними нашего нового связного. Он должен скоро вернуться.
— А как с «Серго»?
— Недавно я получил от него письмо. Он устроился в Симферополе как будто неплохо. Имеет связь с патриотами. Обещал нам помочь в организации подполья.
Слушая товарищей, я обдумывал, как поступить в этой обстановке. Мне казалось, что единственно правильным будет пробраться самому в Симферополь и там на месте решить, с кем и что нужно делать. Но для того чтобы осесть в Симферополе и ориентироваться в обстановке, мне нужна была конспиративная квартира, на которой я мог бы устроиться с фиктивными документами. Так я и высказался на этом заседании.
В тот же день в Симферополь были отправлены связные с заданием найти для меня конспиративную квартиру.
Через десять дней они вернулись.
Квартира для меня была найдена у одного из подпольщиков, который вместе со связными и пришел сейчас в лес.
— Что за человек? — спросил я у Павла Романовича.
— Я сам его еще не знаю, — ответил он. — Вот иду с Луговым к нему на свидание. Познакомимся, посмотрим.
Они вернулись поздно вечером.
Вид у Павла Романовича был мрачный. Он отвел меня в сторону:
— Этот «подпольщик» оказался самым махровым шпионом. Вот влипли бы! Уж очень наши ребята доверчивы. Думают: раз хорошо ругает немцев, значит свой, патриот.
— Как же это выяснилось?
— Начали беседовать. Он и запутался. Говорит, учился в Ленинграде в военной академии, а кто тогда был начальником академии — не знает. В Симферополе прикинулся бежавшим военнопленным, вошел в доверие к одной нашей подпольщице, которая укрыла его, женился на ее сестре. Встречался с нашими связными, брал для распространения листовки. Чем не «патриот»!
— Как же теперь будет с моей отправкой?
— Не спеши, отправим. Сам видишь, что получилось.
Придется, старина, ждать «Серго». Это наш подпольщик. Я его лично знаю, и, думаю, он поможет нам.
Мне пришлось задержаться в лесу еще и по другой причине. Штаб получил сведения, что противник готовит новый большой прочес. Партизан обстреляли в районе Суата. Немцев обнаружили и в районе Иваненковой казармы, где я приземлился. Значит, немцы уже вошли в лес.
Штаб решил встретить противника активно и выделил несколько боевых групп. Вечером собрались командиры и комиссары отрядов. Луговой коротко доложил обстановку и изложил план командования. Штаб бригады менял место стоянки.
Поздно ночью мы тронулись в путь. Опять подъем и спуск, Джелява… лес и лес…
Я уже несколько втянулся в эти ночные переходы и не чувствовал такой усталости, как в первое время. Но в темноте я был совершенно беспомощным, и это пугало меня. Выручал Андрей, который бережно следил за мной, а белый лоскут, прилаженный ему на спину поверх вещевого мешка, служил мне ориентиром.
— Окурки базируйте! — предупреждал на привалах командир.
Слово «базировать» совершенно вытеснило у партизан много других слов разного значения: «прятать», «укрывать», «закапывать». Никто не говорил «надо спрятать», а обязательно «надо забазировать» — безразлично, шла ли речь о тоннах груза, об оружии или какой-либо мелочи, вроде окурка.
Около часа ночи над лесом появился вражеский самолет. Он долго кружился над нами, видимо высматривая партизанские костры.
— Дудки! — тихо сказал кто-то.
Через несколько часов мы вошли в мелкий густой лес. Входили развернутым строем, чтобы не проторить тропы.
Мы пробыли в этом лесу три дня. Противник, получив отпор, ушел из лесу. Ночью мы перешли в Баксанские леса на гору Яманташ, в лагерь, прозванный партизанами «Козырек». Штаб разместился на площадке, защищенной с трех сторон глубокими балками. С четвертой «Козырек» лепился к многоярусной горе с большими скалами. Там стояли наши посты.
Я поселился рядом с радистами и занялся устройством своего быта. Из парашюта сделал себе «домик», на случай дождя и холода получил зеленую плащ-палатку, обзавелся котелком, ложкой и автоматом. Для будущей маскировки в Симферополе я набрал с собой разных инструментов — и слесарных и сапожных. Сапожные принадлежности сразу пригодились, да и за другими инструментами ребята прибегали частенько:
— Василий Иваныч, у вас, говорят, плоскогубцы есть?
— Нет ли шильца, Василий Иваныч?
Но беда была в том, что все это хозяйство мне приходилось таскать на себе. Да еще автомат, а в нем семь с половиной килограммов. Да еще постель, — я очень боялся простудить почки: ведь меня бы тогда отправили на Большую землю.
Луговому, Павлу Романовичу хорошо! Они идут себе налегке, с одним оружием, а за ними ординарцы с поклажей. А мне надо соблюдать конспирацию. Да и слабость свою тоже не хочется показывать.
Я попробовал инструменты базировать. Запрячу часть, потом на меня нападает страх: вдруг понадобятся! Как придем на место, возьму и таскаю опять.
Наконец мочи моей не стало. На одном ночном переходе мои инструменты поручили тащить Грише Гузию.
А Гриша — моряк, щеголеватый парень, не любил обзаводиться «барахлом». Автомат, маленькая сумка с хлебом — и все. Он был очень недоволен.
Его спросят:
— Что это ты, Гриша, оброс?
— Да вот, старый чорт набрал. Таскай за него…
Тут я рассердился: как на привалах, так все ко мне, а носить никто не хочет!
И когда мы первый раз были на «Козырьке», я разбросал все, кроме самого необходимого.
Вернулись мы на то же место — болит моя душа: а вдруг в Симферополе понадобятся? Да и вообще я очень люблю инструменты, дома у меня целая мастерская, всякую мелочь всегда сам исправляю.
Полез по скалам. Полдня собирал свои инструменты.
Павел Романович меня хватился:
— Куда девался старик?
А Костюк хохочет:
— Да вон он карабкается по скалам.
— Дались тебе эти инструменты! — с досадой сказал Павел Романович, когда я выбрался наверх, обливаясь потом.
Но все-таки с этого момента я уже больше инструменты не разбрасывал и безропотно таскал на себе.
Однажды вечером Луговой сообщил мне, что от «Серго» получено письмо.
— Завтра он будет в лесу на грузовой машине. На свидание с ним пойдем вместе и подробно обо всем договоримся.
Мы должны были встретиться с «Серго» в пятнадцати километрах от штаба. Пользуясь плохой погодой, мы отправились днем. Вел нас Костюк, охранял Сакович с бойцами. Дорога была тяжелая, скользкая. Я забыл захватить плащ-палатку и скоро промок насквозь. Недалеко от места встречи шедший впереди Сакович остановился:
— Едет кто-то!
Мы спрятались за деревьями. В нескольких метрах от нас на дороге показался обоз. На телегах сидели вооруженные татары. Они ехали за дровами.
Мы отошли в мелкий лесок и залегли там. До нас доносились голоса и стук топоров.
Решили ждать «Серго» здесь, выставили охрану. Дождь все продолжался, холодный, безжалостный. Я озяб, зубы стучали.
Луговой послал Саковича на место явки.
Вскоре мы услышали шум автомашины. Но Сакович привел только связного «Серго», молодого парня Тиму, и солдата-словака.
Тима доложил Луговому, что он приехал со станции Воинка с двенадцатью словаками, которые дезертировали из дивизии «Быстрица».
— А «Серго» приедет?
— Не знаю. Он застрял где-то в районе, я его не видел несколько дней.
Тиму и словаков Луговой отправил с проводником в отряд, а мы остались ждать «Серго».
Шел шестой час, уже темнело — «Серго» не появлялся. Мы медленно побрели в лагерь. Стояла жуткая темень, хлестал дождь, шумели ручьи с гор; при спуске легко можно было искалечиться. Добрались мы до лагеря только под утро. Развели костер, стали сушиться. Безуспешно. Дул порывистый ветер, и ветви деревьев то и дело сбрасывали целые потоки воды. Просушишь одежду спереди, а сзади холодная вода стекает по спине в брюки. Начинаешь сушить спину — моментально промокает немного, обсохшая одежда спереди.
