– И в самом деле… А если нарвемся на сипахов?

– У нас есть разрешение Пурим-бея, – похлопав себя по груди, успокоил Лешка. – Пока там они еще разберутся.

Дальше шли молча – о чем было еще говорить? Да и устали. Клонившееся к закату солнце окрасило в багровый цвет далекие горы, а вскоре и вообще скрылось. Сразу сделалось темно, холодно, где-то совсем рядом, в лесочке, тоскливо завыл волк. А, может, это была просто потерявшаяся собака – кто знает?

Заночевали на давно скошенном лугу, устроив себе лежбище в стогу сена. Тут их было много, стогов, наверное, где-то неподалеку находилась деревня, а то и несколько. Внутри стога Лешке неожиданно показалось довольно уютно – вроде, как бы уже и не под открытым небом, да и не холодно, и не так сыро. Решив на этот раз не разжигать костер, подкрепились в сухомятку, запив скудный ужин несколькими глотками вина.

Проснулись от шума. Кто-то свистел, кто-то громко стучал в бубен, кто-то пел песни. Что еще за черт? Какой-нибудь сельский праздник?

Парни осторожно выглянули наружу – на востоке уже занимался рассвет, но все же было еще довольно рано, солнце еще не взошло, лишь возвестило о себе первыми робкими лучами, пробивавшимися сквозь золотистую вату облаков. Совсем недалеко от стогов, по проселку, неспешно шла небольшая группа людей, человек пять в рваных, но довольно ярких одеждах, у некоторых даже – откровенно чудных. Впереди решительно вышагивали двое светловолосых подростков в каких-то грязно белых, с красной оторочкой, простынях, чем-то напоминавших древнегреческие хитоны, правда, надетые не на голое тело, а поверх рубах из грубой шерстяной ткани. Один из парней бил в бубен, второй свистел, причем – в такт. Получалось весело и довольно складно.

Следом за парнями, прихлопывая в ладоши, двигались еще двое – один длинный, тощий и сутулый, другой – добродушного вид толстяк в широкополой шляпе. Оба время от времени били в ладоши и громко восклицали:

– Хэй-я, хэйя, гэй-я!

Замыкал шествие крючконосый седобородый старик, правивший запряженным в скрипучую одноколку осликом. Одноколка была доверху нагружена самым невообразимым хламом – какие-то шесты, обломки досок, рваные куски разноцветных тканей…

Полное впечатление – сумасшедшие или цыгане.

– Веселей, веселей, дети мои! – приподнявшись, громко крикнул старик. – И громче – так нас не услышат ни в одной деревне.

– Уже услышали, дедушка Периклос!

Периклос?! Ого! Не слишком ли громко?

– Вот, собаки лают повсюду.

– Ну, слава Богу! – старик размашисто перекрестился и подогнал ослика. – Главное, чтобы окрестные крестьяне не ушли в поле. Ищи их потом, собирай.

– Не уйдут! – обернулся толстяк. – Сегодня же праздник!

– На то и надеюсь…

– Что сегодня ставим, дедушка Периклос? Опять Аристофана?

Эти слова уже донеслись еле слышно – вся веселая компания спустилась в лощину.

– Нет, что-нибудь свое, – донеслись слова старика. – Аристофан для местных слишком уж непонятен.

Говорили, кстати, по-гречески!

Земляки?

– Актеры, – громко чихнув, прошептал напарник. – Бродячий театр… У нас, под Мистрой, такие часто бывали.

– Актеры? – Лешка улыбнулся. – Ну, надо же! То-то я и смотрю – поют, пляшут. Аристофана вспомнили… Тебе, Аргип, кстати, что у него больше нравиться – «Птицы» или «Женщины в народном собрании»? Мне так – «Птицы».

Аргип не успел ответить: выскочив откуда-то из кустов, прямо перед стогом застыл огромный серо-палевой масти пес и, злобно обнажив клыки, громко залаял.

– Тьфу ты, – вытащив нож, досадливо сплюнул Лешка. – Тебя еще не хватало.

– А ну-ка, вылезайте! – раздался повелительный голос. – Да не вздумайте шутить – быстро подымем на вилы!

Откуда-то сзади, из-за стога вышел крепкий мужик с вилами, по виду, крестьянин, к которому тут же присоединилось еще человек десять таких же – кто с вилами, кто с комами, кто – с топором.

– Дядюшка Геронтий, – из кустов выбежал еще один, на этот раз совсем юный – кудрявый веснушчатый мальчишка. – Это те самые воры?

– Похоже, они, – угрюмо прищурился мужик. – А ну, вылезайте, кому сказал?

– Да вылезаем мы, вылезаем, – пробурчал Лешка. – Собаку только придержите.

– Кубрай, цыц! – осадили пса. – Не пытайтесь бежать, господа воры. Давно вас вылавливали!

– Да не воры мы! Нужно нам ваше сено!

Выбравшись из стога, парни отряхнулись, а Алексей покрутил головой, прикидывая соотношение сил. Так… Если вот сейчас прыгнуть влево – там мужичок, похоже, тютя-тютей, ишь, аж рот распахнул, лошина, стоит, глазами пилькает… Отобрать у него вилы – и сразу рукоятью в лоб вот этому… он, похоже, старший… А, собака? А собаку придется ножом… И – с разу…

– Ишь, как зыркает! – ощерился вдруг мальчишка, доставая из-за пазухи… пращу! – дядька Геронтий, уж я за ними присмотрю, ты не думай…

Мужики при этих словах засмеялись, а старший, Геронтий, лишь улыбнулся в усы:

– На Кубрая-то больше надежа!

– Да ладно вам смеяться, – обиженно протянул мальчуган. – Ежели что… ежели бежать кинуться – я им ка-ак… камнем по голове!

Ну, вот… Лешка усмехнулся. Вот и попались… Ишь, ты – камнем по голове. Прямо…

…как в песне. В той, что пела когда-то группа «Король и Шут».

– Ну, не воры мы, Христом-Богом клянемся! – Алексей быстро перекрестился. – Не знаем, правда, чем вам и доказать… Ну, вот и телеги при нас нету – что же мы, ваше сено на своем горбу потащим?

– Да, воза нигде нет, дядько Геронтий, – подтвердил один из крестьян. – Мы с Бялкой тут все осмотрели, верно, Бялко?

Бялко – здоровенный парняга косая сажень в плечах – покачал головой:

– Да, не видали.

– Ну, вот, видите? – обрадовано воскликнул Лешка. – Не крали мы ваше сено, даром оно нам не нужно.

– Не крали, говорите? – Геронтий пристально осмотрел путников. – Может быть, и не крали… И все же, вы кажетесь мне весьма подозрительными бродягами. Весьма подозрительными! Думаю, неправильно было бы вас отпустить. Верно, людство?

Людство одобрительно загудело.

– И что же вы с нами сделаете? – Алексей переместился левее, чтобы удобнее было сделать первый прыжок.

– Не знаю, – пожал плечами Геронтий. – пока отведем в деревню, посадим под замок, а уж после сдадим властям – пускай они разбираются, кто вы и что. А нам лишней головной боли не нужно.

– Верно, Геронтий, – раздались громкие возгласы. – Правильно рассудил, справедливо.

– Ничего себе справедливо! – Лешка вдруг вспомнил недавно прошедших мимо бродячих артистов. – Мы ж тут, в ваших местах, не просто так шляемся…

– Ого! Слышь, Геронтий – «не просто так»!

– Мы – актеры!

– Актеры? – недоуменно переспросил Геронтий и тут же суровое лицо его тронул некий намек на улыбку. – Балаганщики, что ли?

– Ну да, они и есть.

– Ах, вон оно что…

– Точно, балаганщики! – убрав за пазуху пращу, радостно завопил мальчишка. – Я их с утра слышал – бубны, песни… И Вячко-козопас сказал – балаганщики в их деревню пошли. То-то сегодня весело будет!

– Так ведь праздник!

Вспомнив о празднике, мужики резко повеселели и опустили вилы – несомненно, в их представлении бродячие актеры ассоциировались именно с праздничным весельем. Даже суровый Геронтий явно сменил гнев на милость:

– Так бы сразу и сказали… Что же вы, выходит, от своих отстали?

– Да так уж вышло, – Лешка пожал плечами. – Выпили вчера лишнего… Ну да ничего, нагоним. – Он обернулся к мальчишке:

– В какую, говоришь, деревню, наши пошли?

– В Зуброво. Большое такое село.

Лешка с размаху стукнул напарника по плечу:

– Ну вот, и нам бы следует поспешить!

– Говорите вы как-то не по-нашенски, – снова нахмурился Геронтий.