Ополченцы захохотали.

Хорошо им всем сейчас было, счастливо. А ведь, когда давеча в бой собирались, многие смурными ходили, молилися… Вот уж, не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Что и говорить – нашли-то многонько, на всех хватило.

Впрочем, нет, пока – не на всех. Есть еще одна зловредная бабка на красной «Таврии»…

– Ну, парит как! – Епифан тяжело утер со лба пот. – Как бы грозы к вечеру не нагнало.

Сказал – и как сглазил. После полудня уже в небе стали собираться тучи. Сначала небольшие такие, палевые… А потом – глядь-поглядь – и засверкала серебристо-синею чешуей огроменная угрожающе-мрачная туча.

Сразу сделалось темно, тихо, тревожно…

И сверкнула молния…

И ударил гром…

И застучали по крытой осиновой дранкой крыше тяжелые капли…

– Это хорошо, что хоть с дождиком… – крестился в горнице Епифан. – Все не так страшно. Ты, Алексей, квасок-то пей, пей… Вкусен, квасок-то.

– Твой квасок прямо как джин-тоник какой-то! – одобрительно заметил Лешка. – Убойной силы пойло. Вань, тебе как?

– Уф, хорошо! – Купеческий сын только что вылакал полную кружку. – И еще бы не отказался.

Староста засмеялся:

– Так пей! Наливайте уж сами, все слуги на лугу – сено мечут… Вернее, отметали уже. Дай Бог, до дождя управились…

Напившись квасу, гости пошли на сеновал – отдохнуть… «а то в горнице душно!».

Бегом через двор – дождь! – забрались, улеглись на свежее сено. Хорошо!

Снова сверкнула синяя молния…

– Как бы в сеновал не попала! – перекрестясь, забеспокоился отрок.

– Не попадет, – успокоил его Лешка. – Чай, на дворе-то и повыше строения есть. Вон, хотя бы светлица…

Иван опасливо высунул голову наружу… и улыбнулся:

– Глянь-ко, Алексей, радуга!

– Радуга? – Юноша поспешно подобрался к отроку, выглянул.

Туча тяжело уползала, обидчиво, словно побитая камнями собака, огрызаясь молниями и громом. Сильно пахло озоном, дождь практически кончился, а в образовавшихся на дворе лужах отражалась веселая небесная просинь.

– Пойду-ка! – вдруг встрепенулся Лешка.

Иван удивился:

– Это куда это?

– Много будешь знать, скоро состаришься! – Юноша, шутя, щелкнул парнишку по носу. – Есть здесь и у меня одна краля… В соседней деревне.

– Ха! – радостно ухмыльнулся отрок. – И когда успел?

– А когда и ты… Пойду… Не то потом поздно будет.

– Давай. – Иван хохотнул. – Старосте-то чего сказать, ежели вдруг спросит?

– Скажи… Скажи, на реку прогуляться пошел.

После только что прошедшего дождя земля была сырой, а трава – мокрой, и Лешка быстро промок, срезая путь лугом. Торопился… Не потому, что так надо было торопиться, просто очень уж хотелось взглянуть, наконец, что там с оставленными для бабки сокровищами? Получилось ли? И – о каком таком знаке толковала старуха?

В быстро прояснявшемся небе вновь засияло солнце. Свежее, чистое, умытое, и какое-то совсем по-детски радостное. Не то, что было перед самой грозою – хмурое, недовольное, пыльное. На лугу пахло сладким клевером, душистыми ароматами Иван-чая, мяты и чабреца. Прибитые дождем цветы на глазах выпрямлялись – синие колокольчики, сиреневые фиалки, небесно-голубые васильки, лимонно-желтые лютики и солнечно-желтые одуванчики, розовый клевер, анютины глазки, купальницы… Ближе к лесу Лешка нагнулся, сорвал на ходу щавель, пожевал, выплюнул – кисло. Вот бы щей щавелевых похлебать! Здесь их варить умели…

Черное болото оставалось все таким же унылым. Реденькие чахлые деревца, покрытые мохом кочки, трясина, затянутая буровато-зеленой ряской. Угоди только…

Едва не ухнув в трясину, Лешка подобрался к пню… Сумка! Он сразу же увидел сумку, торчащую из тайника, сбоку, оттуда, где он не так давно спрятал жемчуг. Нервно облизав губы, протянул руку… Обычная матерчатая сумка, с такими деревенские бабки обычно ходят в сельпо или к автолавке, покупая к чаю слипшиеся дешевые конфеты-подушечки или каменной твердости пряники.

Усевшись на пень, юноша осторожно заглянул в сумку… Газета! И даже не одна – две…

«Трудовая правда» – орган местной администрации на паях с лесхозом. Лешка развернул… Обе газеты была за седьмое июля… хм…одинаковые… Телепрограмма на четыре страницы – как будто больше нечего печатать! – какие-то статьи, новости и происшествия… Ага, новости и происшествия…

Лешка пробежал колонку глазами…

…Пропала собака – не то… Взбесившийся сиамский кот укусил хозяйку – тоже не то… Украден мобильник… Ограблена женщина… В лесничестве обнаружен незаконный поруб… скончался… в районной больнице скончался юноша – учащийся местного агролицея, будучи на практике… ударило током… Ага! Вот оно! Скончался?! Так, значит, что обманула бабка? Стоп, вот еще одно… «…и коллектив учителей и учащихся Касимовской средней школы с прискорбием сообщает…» С прискорбием сообщает!

«…О трагической гибели учащегося шестого Б класса Разметкина Владимира…» Что?! Так, значит… Так, значит, зря?

Лешка похолодел… И тут наткнулся взглядом на вторую газету… Зачем Федотиха прислала две? Открыл… Новости и происшествия…

Собака… Сиамский кот… Мобильник… Товарищеский матч… Товарищеский матч по футболу между сборной Касимовки и старшей командой ДОЛа «Ровесник»… Отличились… О! «На шестой минуте матча мяч в ворота гостей забил Алексей Смирнов, учащийся агролицея, практикант агрофирмы…» И фото! Почти на четверть страницы! Улыбающаяся Лешкина морда!

Ну-ка, ну-ка… Обрадованный Лешка поискал объявления… Никаких тебе – «с прискорбием сообщаем»! И даже – более того… Вот, даже подчеркнуто красным фломастером – «Конкурс стихов»! Вяткина Наталья, Иванов Саша… Разметкин Владимир… Он что, еще и стихи пишет!? Ну да, так и написано – Разметкин Владимир, шестой Б класс…

Господи! Господи! Как хорошо жить!

Значит, не обманула бабка Федотиха! Ага… и вот приписала чего-то…

Юноша вчитался в красные буквы:

– «Так могло быть» – это на той, первой газете, где смерть…

– «Так есть» – а это – на другой…

Вот оно значит, как…

Что ж, под такое дело не жаль и жемчуга!

Не…

…жаль!

До Брянска добрались быстро и безо всяких приключений, с караваном богатого мценского купца Евсея Окладникова. Когда въехали в город, шел дождь, и аккуратные, усаженные липами и каштанами улицы города, казались затянутыми в серую пелену. На ратушной площади, несмотря на дождь, торговали. В открытых лавках – сукном, лампадным маслом, и разного рода ремесленным товаром, из которого больше всего бросались в глаза искусно выделанные продукты хитрого кузнечного ремесла – сложные узорчатые замки, кованые воротные петли, прихотливо изогнутые подсвечники. Народе попроще разложил свой товар на дощатых рядках, выставив на длинных шестах – от дождя – рогожки. Понятное дело, дождь дождем, а торговля торговлей, однако, и мокнуть зря ума никому не охота. Брянские жители буквицу «у» произносили на литовский манер, кратко, так, что получалось – «зря вма»…

– Ну как, – сидя в купеческом возке, обернулся к Лешке Иван. – Нравится город?

– Да не рассмотрел еще, – честно признался юноша. – Сам видишь – дождь.

Дождик и впрямь, хлестал, поливая. Не так чтоб уж очень большой, но и не маленький – средний. И, похоже, зарядивший надолго.

Доехав до края площади, возы обогнули кожевенный рядок и остановились напротив каменной лавки.

– Приехали, – ухмыльнулся Окладников, потерев широкую – лопатой – бороду. – Сейчас в лавку буду часть товарца сгружать, на постоялый двор уж потом…Так что вы и не ждите.

– И не будем. – Отрок ловко спрыгнул с воза и, одернув кафтан, спросил:

– Куда денежки за наш провоз передать, Евсей Окладникович?