Лешка улыбнулся:

— Спасибо на добром слове, дорогой родственник!

Косой Абдулла с удовольствием принял нового воина, к тому же рекомендованного самим Харчаллой — а кабатчика уважали по всему побережью. Отряд прибился к большой и многолюдной орде Кадай-бека, сильной и молодой орде — у каждого воина было по три заводных коня — жаждущей богатств и славы. И то, и другое можно было получить в земле урусутов. Туда и пошли.

Степь, бескрайняя голубая степь, бесконечным ковром расстилалась под копытами коней, и горьковатый запах полыни будоражил Лешкино сердце предчувствием близкого дома. Потом потянулись леса, сначала небольшие рощицы, а потом и очень даже непроходимые буреломы. Там юноша и сбежал в одну из темных ночей. Долго мыкался по деревням, даже пристал к скоморошьей ватаге, и все расспрашивал про окрестные болота. Скоморохи смеялись:

— Да что тебе дело до этих чертовых болот?

— Не до чертовых, а до Черного!

И нашел-таки!

В одной из деревень крестьяне с ужасом кивали головами — да, мол, есть такое болотце, там частенько пропадает скот и люди, верно — утаскивает леший или болотник.

— А точно — Черное болото называется?

— Да, точно!

— А никаких… гм… необычных предметов там нет?

— Необычных?! Господи! А ты-то откуда знаешь?

— Ну, ну?!

— Там, на Черной болотине-то, стоит дом болотника! Ну, того что в болоте живет да людей утаскивает.

— Да не может быть!

— Может! Антип, мужик наш, видал — ужас, говорит, какой страшный! Сам железный, синий весь, как небо. А впереди — глаза!

— Неужто, глаза?

— Вот те крест! Так Антип говорил. Страшные, большие — так и смотрят, так и смотрят… Насилу ушел, Антип – то, а на следующий месяц — помер.

— Так покажете мне болото?

— Как идти — скажем, а уж сами с тобой не пойдем, извиняй.

— Ну, спасибо, мужики и на этом.

Селяне не обманули, привели к самой гати — отсель, сказали, иди. А в воздухе пахло грозою, небо сделалось темным, а над дальним лесом уже вовсю полыхали зарницы. Гроза… Это хорошо, что гроза…

Лешка заметил трактор еще издали — вон он, родной, синеет! Все так же сидит в болотине по самые уши, понятно, вытаскивать некому. И даже не поржавел нисколько! Не чувствуя, как текут по щекам слезы, Лешка ухватился за ручку распахнутой дверцы и забрался в кабину. Господи! Как хорошо-то!

И тут, над самой головой, громыхнул гром, и синяя молния ударила прямо в трактор! Свет померк в закатившихся глазах Лешки, и последнее, что он помнил, была Ксанфия. Она неслась в белой своей повозке по ночным улицам, залитым ярким электрическим светом, и попадавшиеся на пути светофоры подмигивали девушке желтым лукавым светом. Вот она, Ксанфия… Вот улицы… Светофоры… И вот — совсем ничего. Одна темнота… Темнота…

Лешка очнулся от солнца. Отражаясь от наружного зеркала, оно било в глаза, да так ярко! Юноша покрутил головой, выпрямился на сиденье. Где это он? Ага, в тракторе! Стоп… Гроза ж была! Как-то она быстро кончилась… А вокруг все то же болото, чахлые кустики, гать. Чуть подольше — лес. Густой, темно-зеленый… Господи!

Лешка вздрогнул. Что там за оранжевое пятно, у леса?

Выскочил из кабины, рванул, не обращая внимания на вязнувшие в болотной жиже ноги…

«ДТ-75»! Гусеничник! Так, значит, пригнали? Приехали!

— Леха-а-а! — послышался в лесу чей-то крик. — Лех-а-а-а!

Юноша бросился было бежать на голос, но вдруг застыл. Он же вот… Ладно — грязный, но заросший, в чудной одежке, с саблей…

Саблю Лешка поспешно спрятал в кустах…

И тут к трактору выбежал Вовка. В тех же своих зеленых шортах. Живой!

— Вовка!!!

— Ой… Слышь, парень, ты Леху – практиканта не видел? А то его тут мужики давно ищут, приехали вот, вытаскивать, а его унесло в деревню. Обещал прийти.

— Обещал — придет, — поспешно отворачиваясь, буркнул Лешка. Все ж таки хорошо, что Вовка его не узнал. Сейчас быстренько домой — помыться, подстричься, переодеться, а уж потом…

Лешка обернулся. Вовка все еще смотрел на него:

— Так, если Леху увидишь, скажи, чтоб быстрее шел, ладно?

— Ладно. Скажу!

Юноша повернулся и зашагал прямо через кусты…

Ускоряя шаг, Лешка уже почти бежал, не обращая никакого внимания на липкий, застилающий глаза пот, на разбитую обувь – зеленого сафьяна сапожки – на рваный, с налипшим репейником и чертополохом, плащ, который юноша, подумав, без всякой жалости сбросил в кусты. Еще раньше припрятал и саблю – хорошая была сабля, турецкая, жаль такую терять, пригодится… Хотя, как пригодится-то? Лешка посмеялся над собственными мыслями – ну зачем, зачем теперь сабля? Он же дома! Дома! Дома! А не в Константинополе, и не в жарких степях, и уж – упаси, Боже – не в рабстве у крымчаков! Переводя дух, юноша несколько замедлил шаг и посмотрел в небо, провожая долгим восторженно-счастливым взглядом маленький серебряный самолетик, оставлявший после себя длинный инверсионный след, постепенно растворявшийся в летней небесной хмари. Да-да – в хмари, во-он, из-за горизонта уже наползала туча… Как и тогда… Как и тогда…

Лешка покачал головой – а было ли все? Был ли тысяча четыреста сороковой год от Рождества Христова, был ли татарский отряд, крымское рабство, Константинополь… Ксанфия… Ксанфия…

Серые, с неким зеленоватым отливом глаза юноши вдруг затуманились. Ксанфия… Златовласая греческая красавица, приемная дочь знатного константинопольского вельможи Андроника Каллы… Ксанфия…

А может, это просто был сон? Ну, не бывает наяву таких красивых девчонок… хотя, нет, встречаются… И эта одежда… Лешка потрогал кафтан доброго немецкого холста, узорчатый пояс. Нет, не сон. Не приснилось. На самом деле все было – и провал во времени на Черном болоте, и налет банды работорговцев, и рабство, и Черное море, и Константинополь – столица некогда великой империи.

Господи, да как же может такое быть? Он, Алексей Смирнов, неполных восемнадцати лет, несостоявшийся студент факультета социальных наук – и крымский раб! А потом, уже в Константинополе – помощник тавуллярия Секрета Богоугодных заведений преподобного Иоанна Дамаскина – нечто вроде министерства по социальным делам. А затем – не совсем по своей воле – воин имперской пограничной стражи – акрит. Потом – разбойник… Нет, лучше сказать – искатель удачи. Рейд по южным степям – Дикому полю – и дальше, на север, в родные места… и шальная мысль в голове – а вдруг удастся выбраться? А вдруг? И ведь удалось же, удалось! Нашел Черное болото – место, где все и началось, нашел трактор – синий МТЗ-82 – он так и сидел в трясине, встретил… вот только что, вот сейчас – Вовку, мальчишку, который там… тогда… был насквозь пронзен злой татарской стрелою… А здесь он был жив! Впрочем, почему – был? Жив! Жив! Трактор сторожит, как и договаривались! А рядом, на старой дороге – желто-оранжевый гусеничник, дядьки Иваничева «дэтэшка», не обманул-таки, вон, приехал на выручку… Ага, обманет он, как же – все ж не зря Лешка спирту обещался купить. И ведь купил же! На последние, между прочим, деньги, у местной торговки бабки Федотихи… Где теперь тот спирт? Да-а-а… Нехорошо получается. Мужики-то надеются… Не только Иваничев, но и слесарюги, поди, с ним – дядька Слава и дядька Федя – Лешка их вечно путал, что и не мудрено – обоим было где-то под пятьдесят, оба низенькие, худые, небритые и вечно пьяные. Ну – или с похмелья. А вообще, хорошие люди – отзывчивые. И как таких кинуть? Нет, надо что-то делать, срочно добывать спирт. Для начала зайти домой, в общежитие, переодеться… Да-да! Лешка окинул себя взглядом – именно переодеться, и побыстрее. Хорошо бы еще как-нибудь понезаметнее подобраться к общаге, чтобы никто не видел… Да и подстричься бы неплохо было бы… хотя б самому перед зеркалом патлы обкорнать, а то эвон, оброс – по лучшей ромейской моде.