Поясню еще: вы все живете в хороших квартирах, сыты, одеты, обуты - но все это вы заслуживаете сами, своей хорошей работой, и только ей. Я понятно объясняю? Вопросы ко мне есть?
А цехе стояла тишина.
- Хорошо, я думаю все всё поняли. Сегодня три человека подвели всех собравшихся тут. Вы сами знаете, кто забивал болты кувалдой, кто ленился закручивать гайки, кто вместо хорошей доски взял суковатое полено. Меня не интересует, почему эти люди так делали - меня интересует лишь кто из вас не достоин тех благ, которые получают рабочие на моих заводах. Вы мне это и скажете до обеда, через бригадиров, мастеров или через профсоюз. А если я этого не узнаю, что буду вынужден считать, что вы все поддерживаете бракоделов - и мне будет проще поменять рабочих на этих производствах полностью. Ну а теперь митинг закончен, принимайтесь за работу.
Вася, стоявший во время моего выступления у дверей цеха, догнал меня по дороге в контору:
- Саш, а ты чего собираешься сделать с этими... бракоделами?
- Уволю их немедленно, чтобы завтра их не было не то что на заводе, а даже в городке.
- Ну как же так! Ведь у них, поди, семья - и куда они пойдут?
- Вот это меня вообще не волнует. Меня волнует то, что сегодня три пушки сломаны, а мороз с каждым днем сильнее. Ты сам не из крестьян будешь?
- Нет, отец у меня тоже рабочим был, а что?
- А то. Возьми мотоцикл, съезди-ка ко мне в колхоз и посмотри что крестьяне делают.
- А что они делают? На печке сидят - зима же...
- Они все в поле. Все - и мужики, и бабы, и дети кто уж сам ходить может. Они снег, что пушки делают, по полю разносят. Каждая пушка в сутки три-четыре десятины снегом укрывает - и на этих укрытых десятинах озимые может и не вымерзнут. Чугунов срочно шланги высокого давления делает, чтобы пушки можно было подальше от каналов ставить - а крестьяне ждать не могут, им посевы нужно как можно быстрее укрыть. Сейчас в колхозе под снегом уже триста десятин - а под озимыми две тысячи, и они, если их снегом не прикрыть, вымерзнут нахрен. То есть если опоздать, то десять тысяч пудов зерна окажутся выброшенными - только в колхозе. А на левобережье озимых уже двенадцать тысяч десятин - и снега нет. Так что увольнять я их буду не за эти три пушки, а за те десятки пушек, которые из-за таких, как они, будут сломаны зимой. Или - если их уволить - сломаны они не будут.
- Но ведь жены, дети их не виноваты...
- Я знаю. Знаю даже, что очень может быть из жены и дети даже заболеют от холода и помрут. И сами они с голоду помрут. Если по одной жене и по два ребенка - помрет двенадцать человек...
- И ты так спокойно про это говоришь! А я-то всегда считал тебя добрым, думал что ты о рабочих заботишься...
- Я о людях забочусь. А они - нет. И они не помрут - наверняка денег немного поднакопили на моих зарплатах-то. А вот они - эти трое - уже убили, и не одного, а под сотню человек. Ты посмотри вокруг-то! Не то что в уезде, в губернии, даже, считай по всему Поволжью вымерзнут все озимые нахрен! Голод будет, страшный голод. И каждый пуд зерна - это, может быть, одна спасенная жизнь. А десять пудов - это наверняка один не умерший. Так и считай: каждые десять потерянных пудов - это еще один покойник в деревне. Лично я именно так и считаю - а еще я знаю, что если ничего не делать, то помрет в этом году два миллиона человек. С голоду помрет.
- Это что, как в девяносто первом будет?
- Хуже будет. Если не делать ничего. Так что нужно делать - и каждая снежная пушка спасает тысячу человек из этих двух миллионов. Ладно, ты иди, надо до Нового года маршрутки закончить, хотя бы одну...
После обеда, когда бригадиры принесли мне данные бракоделов, всех троих пришлось, как я и обещал, уволить нахрен. И я ни капли не пожалел их, а пуще всего не пожалел плотника, сделавшего пропеллер - лично отправил Никонороваза губернской стражей. Рабочие из столярной мастерской не просто назвали его имя, а добавили, что "сэкономленный" кленовый брус он использовал для изготовления табуреток, которые его жена продавала в городе на рынке. А я-то удивлялся, зачем лопасть делалась из отходов - ведь для этого усилий нужно приложить в разы больше! А тут все стало понятно: гражданин спер с работы ценнейшего материала на пятнадцать копеек - и мало того, что убил человека, но и разбил мотор ценой в полторы сотни рублей...
Вася дня три ходил очень задумчивым, со мной даже не здоровался демонстративно. Я его понимал - очень неприятно выкидывать из квартир женщин и детей. Неприятно - но надо. В конце концов Никаноров, похоже, осознал это. И смирился - даже несмотря на то, что, как я узнал уже к лету, семеро детей и один уволенный с женой, зимой скончались.
Я не знаю, что он говорил на очередном собрании бригадиров и мастеров, устраиваемом "профсоюзом" каждую неделю, но уже двадцатого декабря завод выпустил восемь пушек.
Рождество я отмечал у гостях у Ильи, в новом доме - Архангельские устроили "Рождественский обед". Были приглашены все участники новоселья, Чаев, Ионовы, еще несколько человек из тех, кого я знал. И с десяток семейств из тех, кого я не знал, и мне это не понравилось. То есть познакомиться с новым человеком для меня не проблема... но вот если у каждого их этих "новых человеков" обязательно имеется дочь в возрасте от шестнадцати до восемнадцати, с которой я тоже "обязан" познакомиться и даже "подружиться" - это напрягает. Причем напрягло это не только меня: минут через пятнадцать после того, как мы пришли и процедура представления гостей друг другу закончилась, подошла Камилла и тихонько сообщила:
- Мария Иннокентьевна просила передать, что ни она, ни я не заржавеем если ты кого-то из нас нежно приобнимешь невзначай прилюдно. Убежать тебе все равно не удастся, Елена Андреевна обидится, а так хоть девицы к тебе приставать меньше будут.
Я внимательно поглядел на неё. Снизу вверх.
- Она - старая, а тебя невзначай приобнять трудновато будет, хотя идея мне нравится. Как насчет Машки?
- Не воспримут, она же не из света. А Иннокентьевна не старая, это ты зря ее обзываешь.
- Я знаю, просто шучу я так. А без обниманий нельзя?
- Не знаю. Но охота на тебя уже открыта, так что сам думай. Мы - женщины глупые, ничего другого пока не придумали...
- Вы - умные. И очень добрые - но что про вас думать и говорить начнут? Потерплю как-нибудь...
К счастью, особо терпеть не пришлось: Илья заранее позаботился об устройстве "курительной комнаты", куда мужская часть присутствующих быстро стеклась сразу после обеда - и большую часть времени я провел там, в обсуждении различных технических новинок. В основном, конечно, обсуждалась "Божья Коровка". Поначалу народ интересовался возможностью заказа аналогичного автомобиля, но после того как я озвучил цену, почему-то начали обсуждать именно техническую сторону.
А цену я узнал от Водянинова. Сергей Игнатьевич к работе приступил с радостью, и буквально за пару недель прошерстил всю документацию - после чего пришел ко мне с докладом:
- Мария Иннокентьевна в целом дела ведет очень хорошо, но вот сами вы ведете их в сильном беспорядке. А потому, боюсь, картина у вас складывается неверной. Для примера, у вас - из-за отнесения расходов в иные производства, нежели те, где они проистекают, цены на продукцию изрядно занижаются либо завышаются. И, как результат, больше сил уделяется производствам менее выгодным в ущерб более доходным.
- Например?
- Производство, например, тракторов учитывается по ценам выше, нежели реальные траты. "Бычок" вас встает в тысячу сто девяносто семь рубликов, а учитывается по тысяче триста девяносто. Потому что в это производство относятся и расходы, которые следовало бы отнести на мотоциклы - которые, в свою очередь, встают дороже, нежели учитываемые на них затраты. Вот тут у меня показаны все реальные расходы по каждой статье производства...
- А по строительству вы тоже такой переучет произвели?
