К моему удивлению, на складе даже оказалось из чего их делать - стальной лист полудюймовой толщины вполне подходил. Причем сталь была легированная - но зачем и кем она была закуплена - я и понятия не имел. Рабочие, правда, сказали, что это-де "остатки от заказанного госпожой Камиллой", но Камилла - последний человек, кому может понадобиться такая сталь... разве что она надумала себе подводную лодку делать? Книжку Жюля Верна я у нее видел. Но подводную лодку - точно нет.
Так что сталь я забрал со спокойной совестью. На заводе Барро была кое-какая оснастка для изгибания толстого железа, и за неделю рабочие нагнули мне дюжины три толстостенных труб. В кузнице "из того же материала" выковали полусферические торцы, ну а затем я электродами, опять сделанными из обрезков того же листа, все это сварил. Вставили бронзовые краны, все зачистили, покрасили - ну а потом я все-таки пошел и взял справочник по сопромату и подсчитал, сколько сделанный мною баллон выдержит. Оказалось, что гораздо больше ста атмосфер, на которые я понадеялся. Но и манометры были сделаны на сто, и швы могли оказаться слабее теоретических - так что было решено на этом и остановиться. А еще было решено арифметикой подзаняться: вычисляя габариты я ошибся и вместо сорока запланированных литров баллоны получились почти шестидесятилитровые.
Все это заняло мое время почти что до Рождества. Двадцатого декабря вновь собранный мотор, в котором никаких дефектов обнаружено не было, был запущен снова - но уже присоединенный к генератору.
В общем, даже сто киловатт - это очень мощно. Если эти киловатты подать на электролизер с электродами всего в один квадратный метр. Хорошо еще, что никто рядом не курил, а генератор все же стоял рядом с мотором, а не рядом с электролизером. Но теперь мы могли с уверенностью говорить, что на тысяче восьмистах оборотах мотор выдавал порядка ста шестидесяти сил.
Плюнув на дальнейшие замеры, мотор поставили крутиться вхолостую. До Рождества - на тысяче двухстах оборотах, а потом, до Нового года - еще прибавив тысячу. И мотор не развалился, что было очень хорошо.
Ну а в день перед Рождеством я торжественно открыл первую в моем хозяйстве куриную ферму. Забелин со своим знакомым запустили производство очень интересного корма, сделанного из дрожжей. Дрожжи они смешивали с перемолотыми корнями того же камыша, или с сеном, затем получившаяся "замазка" рубилась на мелкие кусочки и обваливалась в известковой муке. А потом - высушивалось при температуре около восьмидесяти градусов - и получались "зерна" размером в полгорошины. Сделанная установка "зерен" этих в сутки выдавала чуть больше двух тонн, и получившийся корм очень неплохо (в смысле переработки в мясо) потреблялся курами. Вот только чтобы сожрать две тонны, кур нужно было много - и было принято решение строительства фермы. Потому что корм с известью - он только для кур годится, чтобы яйца несли - а без извести гранулы пока слипались. Правда Забелин сейчас делал новую установку, имея в виду использовать какие-нибудь отруби или еще что-то, и использовать корм уже для четырехногой скотины - но не выкидывать же то, что уже есть - так что пришлось разводить кур.
Кур я сам выбирал - по принципу "побольше". Одна из пород, приобретенных для фермы, называлась "юрловская голосистая" - наверное, петухи орали громко - но для меня главным было то, что куры были килограмма по три весом, а петухи - так и вовсе до пяти кил. Причем Забелин сказал, что на кило курятины потребуется всего три кило этого корма. А вторая - старинная русская порода, не такая голосистая и чуть поменьше размером, но "тоже хороша". Официально именовалась "орловской ситцевой", но лишь когда я этих кур увидел - понял, почему курочка была именно "Рябой". Вдобавок для этих кур прирост мяса обещался в кило на два с половиной килограмма "зерен" - да и росли они, если верить справочнику, гораздо быстрее юрловских.
Пока что на ферме были построены два курятника, каждый на двести пятьдесят кур. И один домик поменьше, в котором был поставлен инкубатор. Для каждой курицы была сделана клетка с автопоилкой и кормушкой, и всю эту автоматику (включая так же автоматический инкубатор на две тысячи яиц) сконструировал и изготовил Юра Луховицкий, наконец закончивший восьмую (последнюю) очередь содового завода. Точнее, перевез под Камышин и запустил "первую очередь" из моей усадьбы, и теперь завод мог выпускать восемьдесят тонн соды в сутки. Вот куда бы эту соду пристроить?
Зимой все же массово строить новые здания было невозможно, и идея строительства нового стекольного завода плавно отодвинулась на весну, но у меня и без того "развлечений" хватало. Причем народ развлекался массово: над моими новыми агрегатами потихоньку хихикали буквально все. Ну а самом деле - что может быть смешнее машины, делающей снег зимой?
А снежная пушка эти уже пошла в массовое производство. Моторов у нее было два: чугунный от "Бычка", слегка доработанный под бензин, крутил пропеллер, а стальной от мотоцикла М-2 приводил в движение насос. На мой взгляд конструкция получилась дурацкая, но главное, что пушка работала - и работала хорошо.
В начале декабря температура держалась в районе минут пяти днем и минус пятнадцати ночью, так что пушка выдавала от тридцати до ста кубометров снега в час. Ну а в середине декабря, когда и дневная температура упала до десяти-двенадцати градусов, у меня со снегом стало совсем хорошо: от ста до ста двадцати кубов снега выплевывали уже дюжина пушек.
Так как составляющие пушки основном уже выпускались серийно, то с пятнадцатого декабря в сутки с завода выходило по четыре пушки - и они немедленно отправлялись в поле: ветряки исправно качали воду в каналы и она даже замерзнуть толком не успевала. Конечно снежные пушки были несравнимы по мощности в поливальными машинами, но за зиму каждая должна была высыпать на поля тысяч по сто тонн снега. И они - сыпали, а Нобели подгоняли все новые эшелоны с бензином - в зимнюю навигацию на Волгу вышло уже больше двухсот тракторов.
Снежные пушки - это хорошо. То есть, когда они работают. А когда не работают - то плохо. Шестнадцатого декабря одна пушка сломалась, в семнадцатого - еще две, причем один крестьянин был просто убит отлетевшей лопастью пропеллера. Осмотр показал, что ничего критического в конструкции не было - просто где-то недокрутили, где-то болт в раму кувалдой забили, а разлетевшийся пропеллер был вообще вырезан из сучковатого полена. Так что утром восемнадцатого по моей команде все, хоть немного причастные к изготовлению пушек, были собраны в сборочном цехе.
Мне Вася Никифоров уже говорил, что рабочие-де смеются: вот, мол, хозяин развлекается: специальную машину для снега сделал чтобы вокруг красиво было. Да ему и самому смешно было, а я решил, что это не очень-то и важно. Ну ладно, посмеялись - и будя.
Наверное впервые после запуска цеха в нем установилась такая тишина: мало того, что выключили все машины, еще и сами рабочие были порядком напуганы - такое мероприятие у меня проводилось впервые. Ну ничего, я сейчас всех вас еще больше напугаю...
- Ну что, господа рабочие, - начал я свою речь - смеемся над барской затеей и работаем не прикладая рук? Тут гайку не докрутили, там негодное бревно взяли и - убили человека. Молодцы, что тут сказать...
Я оглядел всех суровым (как мне представлялось) взглядом и продолжил:
- А жрать вы все любите? Бесплатно в заводской столовой? А на жратву каждому тратится в день по тридцать копеек. И чтобы вы сытыми были - бобы аж из Америки завозятся. А почему? Потому что на родной земле урожая не было. А если озимые вымерзнут - что жрать будете? Хлебушек-то подорожает, как бы не вдвое подорожает - и вам же на те же тридцать копеек еды будет куплено вдвое меньше. Понравится вам в половину меньше на обед получать?
Значит так, объясняю проще, чтобы вы понять смогли. Каждая снеговая пушка за зиму даст снега для урожая в десять тысяч пудов. Сегодня у нас сломано три пушки, и на ремонт каждой понадобится два-три дня. То есть тысячу пудов хлеба из-за того, что у кого-то руки из жопы растут, мы уже не получим. Не я не получу - вы не получите. Ну так сами подумайте: нужны ли мне такие рукожопые рабочие? А еще подумайте - а нужны ли они вам самим?
