Стекло выдержало, но рама окна подалась.

С грохотом полетела она, вышибленная, в кабину.

Эллен стояла окаменевшая, но готовая к борьбе.

В образовавшийся проем просунулись две лапы. Они шарили по кабине, приближаясь к несчастной Эллен.

Все ближе были растопыренные когтистые пальцы… Да, да! пальцы! «Значит, у них здесь, на Луне, тоже пальцы», – мелькнуло в мозгу Эллен, словно это могло бы иметь сейчас хоть какое-то значение.

Пальцы коснулись Эллен. Она брезгливо увернулась. Лапы упрямо искали именно ее.

Эллен возмущенно оттолкнула лапы руками, но почувствовала жадную, неумолимую силу.

И все же Эллен сопротивлялась, извивалась, по-женски била лапы ногами. Раздавался металлический звон, очевидно от ее магнитных подошв.

Но лапы страшилища, ни на что не обращая внимания, бесчувственные и цепкие, сжали тщетно вырывающуюся Эллен и выволокли ее через проем выбитого окна наружу, на поверхность Луны.

Поднятая высоко над камнями Эллен успела увидеть, как «Колумб», потеряв равновесие, качнулся и сорвался в пропасть. На выступе обрыва космический корабль подпрыгнул и исчез в кромешной тьме трещины.

С ним все было кончено.

Газеты вышли трижды тройным тиражом. Особенно преуспела «Уорлд курьер», специальная корреспондентка которой стала космической героиней.

Почти всех девочек, родившихся в день необычайных событий в космосе, называли Эллен, Еленами, Аленами и Ленами. А мальчики получали имена Тома, Томаса, Петра, Пьера и Питера.

Не было семьи на Земле, где не считали бы своими близкими лунных путешественников, где не тревожились бы о них. Специальные бюллетени ежечасно сообщали о движении ракет.

Люди, даже незнакомые, встречаясь, прежде всего говорили, что «Колумб» уже спустился на Луну и автоматическая радиостанция, подававшая сигналы бедствия, почему-то замолкла.

Из сообщения ТАСС мир узнал об уходе «Искателя» в сторону от Луны и спасении американского звездного пилота Тома Годвина.

Президент США прислал правительству СССР телеграмму с сердечной благодарностью от имени всех американцев.

Об Эллен Кенни ничего не было известно. Ее портреты, напечатанные в миллионах экземпляров, все до последнего были вырезаны читателями газет, спрятаны в бумажники, сумочки, наклеены в тетради, альбомы, приколоты на стенах…

Маленькая американка, щурясь, улыбалась людям Земли.

Эллен зажмурилась. У нее не хватило силы открыть глаза. Сейчас когти начнут рвать ее тело. Если бы сбросить шлем, покончить все разом! Но страшные жесткие лапы держали крепко.

Она почувствовала, что ее осторожно поставили на камни и… отпустили.

Глаза открылись.

Лунные скалы, свет и тень, черное небо, косматое солнце, звезды… Нет! Ничего этого она не заметила. Перед ней стояла знакомая танкетка, а в ней за стеклом кабины сидел земной, близкий, встревоженно улыбающийся Евгений Громов в голубой тенниске с короткими рукавами…

Эллен сквозь слезы улыбнулась молодому Громову, ничего не понимая.

Да! А лапы? – спохватилась она.

Они лежали, огромные, металлические, у ее ног. Боже! Да ведь это же манипуляторы, механические руки, которыми была оборудована предназначенная для Луны танкетка. Ими управляет этот юноша изнутри…

– Мисс Кенни! – услышала Эллен в шлемофоне. – У вас включено радио? Как это получилось? Я искал «Колумб», но рассчитывал на мужской разговор.

– Оказывается, я совсем не знала мужчин! – борясь с рыданием, воскликнула Эллен. – Когда мы с вами вернемся на Землю…

Громов смутился: голос его донесся не сразу:

– Мисс Кенни, я первый встречу вас на Земле…

Эллен побледнела. Она вдруг поняла все, вспомнила… Этой танкеткой управляют с Земли. Никакого ее саасителя нет на Луне, он находится на Земле, в корпусе Космического института на липовой аллее. А здесь… в этом чужом, страшном мире среди нависших скал и бездонной тьмы провалов, здесь она одна. И даже радиоволны долетают до нее через несколько секунд.

И она рванулась вперед, прижалась к металлу земной машины.

– Я с вами, мисс Кенни… с вами, – твердил Евгений.

– Вы правда со мной? – прошептала она. – Я так испугалась… этих лап… А сейчас еще страшнее… Можно мне к вам?

И опять мучительная пауза…

– Конечно. Забирайтесь на корпус танкетки. Я помогу манипулятором. Можно?

– Да. Теперь можно…

– «Искатель» пошел спасать человека в космосе.

– Как? Его можно спасти? Боже! Вы можете запросить о нем Землю? Ах да! Вы же сами на Земле!

Сигнальная лампочка замигала на пульте «Искателя».

– Внимание! Вызывает Земля! – крикнул Аникин. Петр Громов и американец Годвин, стоявшие у окна кабины, повернулись к пульту.

– Это Евгений. Он разыскал «Колумб» между Озером Снов и Заливом Мертвых. Он выручил девушку из неприятности. Пляши, Том!

– Можно было бы выбрать более приятные названия, – ворчливо отозвался Годвин, тщетно стараясь скрыть радость.

– Вы хотели сесть за руль, Годвин, – позвал Громов. – Выводите корабль на вычисленную орбиту. К сожалению, не придется облететь Луну…

– Спасибо за честь, командор. Никогда не хотел быть пассажиром. Теперь я спокоен за девочку. А что касается другого лунного полушария, то нам и на этом дело найдется. Луна – планета сокровищ. Надо только нагнуться. Я сумею вам хорошо заплатить, командор. Спасательная экспедиция, топливо – все за мой счет.

Американец говорил совершенно серьезно. Петр Громов сдержал улыбку и промолчал. Но Аникин лукаво спросил:

– А у тебя много на банковском счете, приятель?

– Пока только тридцать пять прожитых лет, – ответил Годвин.

Танкетка двигалась под отвесными скалами. На серо-пепельной равнине застывшими волнами поднимались длинные гряды камней. Пепел не удержался на острых гребнях, и они, беловатые, издали напоминали барашки, с которых морской ветер срывает брызги…

Эллен вспомнила остров Капри, исполинскую, поднявшуюся из моря скалу с отвесными обрывами берегов, с которых когда-то император Тиберий, прославившийся жестокостью, сбрасывал в море неугодных ему римлян…

Луна была девственно чиста, она никогда не знала человеческих страстей, жестокости, ненависти… и даже любви и дружбы.

Эллен задумчиво сказала об этом Евгению и добавила:

– Может быть, теперь здесь будет не так? Конечно, она имела в виду не жестокость и ненависть.

За танкеткой тянулся след гусениц. Они отпечатались в пепле, оттененные черной, как сажа, кромкой.

Танкетку трясло и бросало. Ровное каменное море оказалось «бурным». Эллен не удержалась бы на кузове, если бы ее не полуобняла, заботливо поддерживая, механическая рука манипулятора.

Эллен переводила взгляд с бело-черных лунных красок на мягкий голубоватый ласковый тон панели, видимой через прозрачную полусферу, на пластмассовые ручки цвета слоновой кости, на ткань тенниски, на волосы Евгения, отливавшие на солнце (забыв, что не на здешнем «лунном» солнце они отливают, а на земном!..).

Эллен поджала ноги и сказала, смотря вниз:

– Древние в горе посыпали пеплом голову. Здесь в пепле целая планета.

Танкетка остановилась. Вторая рука-манипулятор протянулась к следу гусеницы и подобрала блеснувший в колее камешек. Железные пальцы осторожно протянули находку Эллен.

– Ой! Какая прелесть! – воскликнула она.

– Для вас, мисс Кенни. Первый лунный камень.

– Как вы думаете, я буду хранить его всю жизнь? – с милым лукавством спросила Эллен. В ее руке мерцал алый огонек.

– Я совсем не знаю вас, – смешался Громов.

– А вам этого хочется?

– Боюсь, что сюрпризов в вас не меньше, чем на Луне, – нашелся Евгений и. добавил: – Эллен – по-русски Елена. Можно мне называть вас… Селена?

Эллен посмотрела наверх, где сверкали в солнечных лучах верхушки скал:

– Селена – по-гречески Луна. Мне это нравится. А вы ведь не вы… только ваше изображение. Я называю вас Мираж. Когда я с вами, то как будто не на Луне.