Бодун открывал и закрывал рот, побледнел аж до оттенков голубого, мелко дрожал. И зачем я его так пугаю? Хм. Блажь…

— Ладно. — Я поднялся. — Надоело. Пойду пройдусь. Может, и не вернусь. Даже надеюсь на это. Живи пока.

Пройдя мимо мужика, я направился вглубь Похмелья — как и в прошлый раз. Тогда помогло, может и сейчас получится?

— Великий Хорс, — позвал меня Бодун. Вот как, уже великим стал? Что, для величия надо всего-навсего дважды попасть туда, куда никто второй раз не попадает? — А… клизму не будешь делать?

— Пока не волнуйся, — разрешил я. — Вот если вернусь — точно сделаю. Так что уж в твоих интересах, чтобы меня сюда больше не заносило.

— Да как же я смогу… — донесся горестный возглас бедолаги.

— Постарайся, — я был неумолим, словно горный обвал. — Не пощажу.

— Ох…

Ничего нового вокруг не наблюдалось. Я шел долго, ибо не чувствовал усталости, но видел все тот же унылый пейзаж, все тех же до смерти надоевших вохепс, все те же непонятного цвета облака и пески. В конце концов я в сердцах плюнул, остановился у ближайшего чахлого кустика, пинками содрал его с корней, потоптал, помял; улегся, сунул под голову импровизированную подуху и попытался заснуть. Что, к удивлению, оказалось довольно легко. Единственно, перед тем, как провалиться в сон, я поворошился немного, и нежданная колючка впилась в щеку…

— Как спалось? — спросила Жуля.

— Ум-м-м, — я повернул голову и зажмурился: в лицо ударил яркий солнечный свет.

— У тебя кровь на щеке, — сказала девушка.

Она осторожно провела пальцем; что-то кольнуло меня снова. Жуля вытащила колючку.

— Странно.

— Что?

— Это шип таубантарийского чертополоха. Как он здесь оказался?

— Из сна притащил, — я поморщился, вспоминая Бодуна и тот глупый разговор. — А что?

— Таубантарийская пустыня в месяцах пути отсюда, а ее флора живет за пределами пустыни от силы неделю, после чего быстро сгнивает. Неужели кто-то нашел способ сохранять растениям жизнь?

— Говорю же, — терпение, только терпение! — притащил из сна. Был в Похмелье. Спать там тоже надо, вот и сделал себе постель. Из песка, грязи и этого… как его… табуретийского чертополоха.

— Таубантарийского, — машинально поправила Жуля и задумалась.

— О чем думаешь? — ласково спросил я, склоняясь над нею. Капелька крови стекла по щеке и капнула Жуле на подбородок. Она вздрогнула и быстро стерла кровь. — Извини.

— Ничего страшного, просто я боюсь крови.

— Я тоже. Страхи надо перебарывать. Вот побываешь на поле брани, сразу весь страх пройдет. Просто испугается и не сумеет удержать позиции.

— На поле брани? Это где бранятся?

— Ага. — Черт, что за плоский юмор? — Но лучше тебе никогда не бывать в подобном месте… Да и мне тоже.

— Да. Лучше здесь, рядом…

— Обязательно.

— Обними меня, Хорсик.

— С радостью…

— Время у нас есть?

— Ну… — Я глянул в окошко. Полдень явно еще не наступил. — Есть.

— Ах, как хорошо…

В трапезной народу оказалось немного, еще довольно-таки рано, многие даже не завтракали. Вот что значит хороший сон… в хорошей компании…

Перекусив, я решил уважить Андро, и мы принялись искать квартал Ювелиров. Впрочем, что там искать, — хозяин таверны подсказал, куда идти: выйдя отсюда, направо, потом прямо, прямо, снова прямо, налево, прямо до памятника Неизвестному Рыболову, там завернуть в узкий неприметный переулок, отмеченный тремя каменными сидящими собаками… нет, уже двумя, третью не далее как на прошлой неделе разбили хулиганы; далее опять прямо, пока не появится цветочница, сидящая рядом с нищим, — да они всегда там вместе сидят, это муж да жена, хоть и страхолюдные оба; не доходя до цветочницы двадцать шагов, завернуть налево по средней главной улице, и через еще сто шагов будет как раз пересечение с улицей, ведущей прямиком в квартал Ювелиров… Я внимательно выслушал маршрут и честно постарался запомнить.

— А как насчет траектории попроще? — спросил я.

— Еся. Но по ней ты бушь полдни щемить. А так — за пару часов добересси. Эт точно.

— Ну ладно, спасибо. Не повторишь еще разок?

Хозяин повторил.

Расплатившись, забрав накормленных лошадей, мы отправились плутать по Габдую. Я пялился на достопримечательности как деревенщина, но все и в самом деле было настолько экзотично, что особой простоты за собой не ощущал. Габдуй — крупнейший после Райа порт Тратри, принимает корабли из самых разных городов и стран, далеких и неведомых. Еще одно обстоятельство популярности города заключалось в том, что столица находилась в полудне пути от собственных портовых районов, тогда как Габдуй непосредственно располагался на берегу, что снижало требования к перевозкам. И, в-третьих, именно через Габдуй шли товары и прочий предмет, а также паломники и туристы в сторону Брачика, Куимияа и Махна-Шуя. Здесь начинались три дороги на север: в сторону Кахту, Леса Судеб и Северных Пустошей — и далее, на сухопутные караванные пути в Глюкаловые государства. Морское путешествие в эти странные страны было опасным, кораблям угрожали многочисленные холодные течения, гигантские водовороты и огромные чудовища, обитающие рядом. Поэтому купцы в основном предпочитали дорогу через Габдуй, а Глючный океан бороздили редкие военные корабли, пираты, спешащие на родину, и — совсем уж редко — торговцы, решившие рискнуть всем ради богатой выручки.

Все это рассказала Жуля, пока я проникался разнообразным духом Габдуя, Жемчужины Северного берега. Благоухания здесь и впрямь наводили на размышления об исключительно широких возможностях человеческого обоняния, равно как и о способностях живых существ заполнить весь спектр существующих запахов. Спустя несколько минут я потерял способность их ощущать, что стало благословением, ибо еще немного — и я бы грохнулся в обморок. Здесь воняло дорогими духами, гнилой рыбой, протухшими яйцами, отбросами и помоями, дорогой и дешевой пищей, дарами моря самого различного приготовления, потом, грязными телами и ногами, свежим мылом, морем, фекалиями, цветами, козлами и еще черт знает чем. Все смешивалось в единый мощный конгломерат запахов, который ударял в нос не хуже доброго боксерского кулака.

Впрочем, атмосфера, очевидно, не единственная достопримечательность города. Отсутствием разнообразия населяющих его рас Габдуй не страдал, хотя подобное я уже встречал в Кму. Архитектура отличалась от Кмуйской, все-таки Габдуй много раз перестраивался после того, как перешел к людям, и от прежних эльфийских мотивов остались лишь редкие намеки. Трудно передать, ведь эльфийское искусство состоит не только в красоте произведения, но и в сложности; здесь же многое не было красивым, ни сложным, однако изредка что-то такое проскальзывало.

План города составлялся явно не в лучшие времена. Полагаю, что даже самый умный и трудолюбивый географ не смог бы полностью разобраться в нагромождениях переулков, улочек, улиц, трактов, площадей, тупиков и закоулков Габдуя. Стоит только вспомнить, как описывал путь к кварталу Ювелиров хозяин таверны, и становится вполне ясной картина запутанности… хм… В то же время, местные жители вполне успешно ориентировались на местности. Существовали даже гиды, бравшие кругленькие суммы за то, чтобы довести несчастного заплутавшего купца до ворот. К нам пару раз пристали такие — голоногие мальчишки с голодными глазами, — но я отказался от посторонней помощи, понадеявшись на свою память, чувство направления и удачу.

И на этот раз удача не изменила мне.

Проследовав по запутанным переулочкам, улочкам, улицам и проспектам, не доходя до действительно страхолюдных цветочницы и нищего, на очередном перекрестке я увидел покосившуюся от времени и птиц табличку, на которой было нарисовано ожерелье.

— Да, — подтвердила Жуля, с трудом разобрав корявую облупившуюся надпись под рисунком. — Квартал Небесных Ювелиров.

— Небесных? Точно здесь? Мы не ошиблись? Андроид ничего про небеса не говорил…

— Здесь, — успокоила девушка. — Длинные названия редко приживаются, обыватели сокращают их как могут. Есть в Райа улица Старых Переулков, там когда-то снесли кучу древних домов, между которыми переулки были настолько узкими, что два человека не всегда могли разойтись. Дома снесли, улицу сделали широкой, а название оставили. Но обыватели его сократили… хм… сейчас называют улицей Старперов… хи-хи!