Гран, матерясь, выбрался из кустов и направился к коню, засучивая рукава. Пахтан заржал, встал на дыбы и встретился взглядом с дварфом. Гран внезапно побледнел, оборвал поток брани и даже отшатнулся. Потом попятился, тихонько повернулся и засеменил прочь.

— Эй, ты куда? — окликнул я его.

— Так, знаешь, дела, — голос карлика дрожал.

Интересно.

— Что случилось-то?

Гран остановился, повернулся, опасливо глянул на коня, поманил меня пальцем. Я последовал за ним. Отойдя на двадцать шагов, он прислушался, подпрыгнул, схватил меня за ворот и жарко задышал в лицо.

— Это не конь, это демон! Избавься от него, иначе он убьет тебя!

— Да ну уж, — я почувствовал неуверенность. Хотя и был очень близок к тому, чтоб поверить — уж очень сильно меня измучил вчера Пахтан — но надеялся, что сумасшествие еще не зашло так далеко.

— Точно тебе говорю! Демон третьего уровня Краа-Кандрапахтархан, имеет обыкновение являться своим жертвам в виде коня или лошади. Чаще — коня… Этот демон не очень умен и плохо говорит, но обожает злые шутки!

— Я тоже…

— Не о тебе речь! Когда он убивает, он забирает душу убитого себе и становится сильнее. А потом отправляется за тем, кто встречался с его предыдущей жертвой! Если он убьет тебя, я буду следующим!

— И ты хочешь вместе со мной сразиться с ним, — догадался я.

— Очумел?! Что я, больной? Я побыстрее скроюсь в своем дворце под землей, там найдется немало способов отразить атаки любого демона. Если ты не справишься с ним, что ж, придется лет двести посидеть взаперти, пока не выйдет срок давности.

Я отодрал карлика от себя.

— Да ты, братец, гнилой!

— Не гнилой, а благоразумный, — заверещал он, извиваясь и пиная меня в живот. — Отпусти, идиот, хочешь, чтобы нас обоих слопали?

Где-то справа раздалось фырканье. Я повернул голову и увидел морду Пахтана, высунувшуюся из-за кустов и насмешливо глядящую на нас. Карлик, заметив, что я отвлекся, размахнулся, особо сильно пнул меня, я чуть не заорал от боли и выпустил паршивца. Он тут же метнулся в кусты и исчез.

Пока я извергал из себя выпитое недавно пиво и в промежутках материл дварфа, демон-конь заливисто ржал над ухом. Когда к ругательствам я прибавил мнение обо всех лошадях и демонах в придачу, Пахтан прекратил ржать и начал прислушиваться, а затем заржал снова, но теперь в его веселье явственно послышались нотки негодования.

Прекратив травить окрестности, я оттащил себя к месту ночлега и лег на спину. Пахтан как послушная собачка шел следом. Сейчас он остановился, умно посмотрел по сторонам и принялся объедать оставшиеся на дереве листья, аппетитно чавкая при этом. Крохи с его стола — то бишь обрывки листьев — конечно же, падали на меня. Сначала я стряхивал их, но потом надоело, я лежал и кротко наблюдал за питающимся конем. Все болело, жрать не хотелось, пить тоже, естественные потребности не ощущались. Было худо, тошно и отвратительно, да еще эта ехидная тварь надо мной…

С такими грустными мыслями я и не заметил, как заснул. Проснулся уже на следующее утро, проспав почти сутки. Зато боли утихли, мозоли частично рассосались, можно было заняться деятельностью.

Откопав себя из-под кучи обгрызенных листьев, я огляделся. Ощущение, что попал в другой лес — на десять шагов вокруг только голые ветки, где-то шагах в пятнадцати Пахтан меланхолично дожевывает очередное дерево. Я порылся в куче, разбросал листья по округе — добрый будет перегной, — откопал одеяла и крадучись двинулся к коню. Подкравшись как можно незаметнее, я схватил поводья и повернул его к себе мордой.

— Может быть, ты и демон, — заявил я, потрясая пальцем перед его носом, — но и я не лыком шит. Слыхал такое слово — «демиург»? Вот его ты и видишь пред собой. Весь этот стукнутый мир является плодом моего больного воображения, в том числе и ты. Поэтому никто — и нечисть в первую очередь — не смеет причинить мне вред, потому что сгинет вместе со мной. Понял?

Конь не мигая смотрел на меня. Глаза его съехались к середине, но что-то вроде понимания, кажется, промелькнуло во взгляде. Я отпустил поводья.

— Ты, как тебя там… Кар-кар-дыр-пыр… не, не так… А, ладно. Будешь меня слушаться, все прощу. Не будешь — пеняй на себя. Когда разберусь во всем, в первую очередь вспомню о тебе, а потом накажу куда попало.

Пахтан внимательно слушал, забавно шевеля ушами и поворачиваясь вокруг своей оси, пока я ходил кругами. Глаза демона то съезжались, то разъезжались, но я почему-то не обращал никакого внимания на это забавное зрелище.

— Ты думаешь, ты вредный? Все вредные? Щас! Такого вредного, как я, здесь еще не появлялось, и не появится никогда. Я всех превзойду по вредности, и меня будут вспоминать как исключительного буку. Понял, тварь?

Конь покивал, зрачки при этом по инерции тряслись вверх-вниз. Я продолжил.

— Станешь фиговины выкидывать, долго не протянешь. Уж я-то найду способ справиться с тобой. Это сейчас я больной, слабый и бодунчатый. Обычно же белый и пушистый, сияю силой и красотой. Чтоб никаких мне фортелей!

Я немного подумал. Стоит ли так ограничивать свободу? В истории, помнится, многие тираны плохо кончали.

— Ну ладно, можешь иногда шутить. Но только в пределах дозволенного! Ясно? Отвечай!

Конь снова закивал, как китайский болванчик. Я взлелеял надежду, что все станет так, как описал. Честно говоря, совсем не хотелось расставаться с Пахтаном — уж очень симпатичный коняшка, да и глазками владеет хорошо, будет меня развлекать на досуге. Пусть даже демон, что еще вовсе не доказано. Бредни какого-то коротышки не в счет.

Я вытащил из-под мышки одеяла, подошел к седлу, сунул их в седельную сумку. Нащупал тощий сверток с обедом, отделил часть, пожевал и проглотил высохшие мясо и хлеб. Запил все это чуть прокисшим вином из фляги. Постоял, послушал робкие протесты желудка. Потом, кряхтя и напрягаясь, стал взбираться на коня. Пахтан стоял смирно, еле прядая ушами. Неужто дошло?!

Устроившись в седле поудобней, я тронул поводья.

— Поехали.

И тут он рванул… Я едва успел прижаться к гриве, как толстые ветки засвистели там, где только что была моя голова.

— Эй, я же пре-хе-хе-ду-ду-пре-ди-ди-и-ил!

Никакой реакции. Я немного пошлепал коня по боку, подергал поводья, но в конце концов прекратил это бесполезное занятие: что толку стучаться в закрытую дверь пустого дома? Перебесится — остановится. Главное — удержаться.

Бесился Пахтан долго. Тропинка то делалась уже, то расширялась, снова сужалась… Лиственный лес сменился густым хвойным, затем настал черед древних дубов. Казалось, лесу нет ни конца, ни края. Сколько там говорил крестьянин ехать по этому пути? Неделю? Полтора дня уже долой. Перевалить через Махна-Шуй — дня два или три. Над деревьями гор видно не было, значит, или они далеко, или не слишком высокие. Впрочем, лес закрывал горизонт сплошной стеной.

Как там назвал его крестьянин? Или не назвал? Может, это Кахтугейнис проговорился? Лес Судьбы…

Пахтан остановился так внезапно, что я чуть не свалился. Осторожно слез с коня и огляделся. Тропинка здесь почему-то снова перешла в довольно хорошо наезженный тракт, хотя и слишком узкий для полноценной дороги.

Осмотревшись немного, я подошел к кустам справить нужду. Не получилось. Прямо в лицо уставилась морда какого-то жуткого существа… Клыки размером с руку, глаза как блюдца, длинный раздвоенный язык, зеленая чешуйчатая кожа… Сзади дико заржал Пахтан, я беспорядочно отступил, споткнулся и упал.

С диким нестройным воплем башка отлетела в сторону, и на меня бросились несколько человек. Грязные, оборванные, неделями не бритые, лохматые, зверского вида проходимцы, — их я принял сначала за еще одно изобретение моего разума, типа того же дварфа. Чуть позже я понял, что это люди. Впрочем, тоже фантазия.

— Ты, — уставил на меня засаленный палец самый крупный из них, — пойдешь с нами.

Двое попытались поймать коня. Безуспешно. Пахтан заржал, встал на дыбы, умело лягнул обоих и удрал. Еще двое меня обыскали, пару раз врезали, для профилактики, чтоб не сопротивлялся. Нашли нож, отдали главарю. Тот повертел его в руке.