— Менестрель? Ну так тебе не сюда, для отродья есть служебный вход…

— Я приглашен. И не зови меня отродьем, могу обидеться.

Герольд презрительно фыркнул. Черт, как надоели мне все эти многозначительные пренебрежительные жесты. Ведь потом каются, что не подумали.

— И кем же ты приглашен, менестрель?

— И я не менестрель. Вот билет.

Я протянул картонку. Герольд двумя пальцами взял ее, будто боялся запачкаться, бросил взгляд… Второй. Впился глазами в иероглифы по краям листка и поднял потрясенный взор. Впрочем, он быстро овладел собой. Почтительно отступив, герольд сделал шаг в зал.

— Хорс Мемраластест, Странник В Поисках Истины. — Именно так он сказал, каждое слово звучало увесисто, будто являлось солидным княжеским титулом. Сквозь неприязнь к недалекости этого человека я почувствовал уважение к его профессионализму.

Стражники расступились. Я вошел. Осмотрелся. Толпа.

Люди как люди. Только пороскошнее да поглупее. Есть хитрые и жестокие лица, есть наивные и простодушные; впрочем, немного — такие при дворе долго не выдерживают. Лица властные, угодливые, порочные, сытые, благодушные и фальшивые — то есть лицемерные. Умные, талантливые, осененные печатью божественного происхождения, а также низвергнутые этой печатью с небес; печальные и задумчивые, равнодушные, безразличные, тоскливые, скучающие; красивые, уродливые и непонятно какие; наконец, непроницаемые. Все о чем-то беседуют. Похоже, давно — разделились на кучки, каждая обсуждает свои проблемы. Я неторопливо пошел по зале, мимоходом прислушиваясь к разговорам; ничего интересного, впрочем. Чувствовались заинтересованные взгляды, еще бы — незнакомый человек, ведь при дворе все давно должны друг друга знать, постоянно общаются. Новые, конечно, появляются, это всегда интересно, но через несколько дней он становятся такими же знакомыми и скучными, как и прочие.

Я ощутил эти мысли словно свои и даже поверил, что они мои. Но потом понял, что нечто подобное уже было — во сне, когда якобы беседовал со зданием. От того сна, кроме интересной гипотезы о вестнике, осталось одно неплохое умение — понимать, что ты думаешь сам, а что тебе пытаются внушить или мысленно передать другие. Я невзначай огляделся. Вроде бы никто не глядел слишком пристально. Похоже, просто я улавливаю мысли нескольких людей сразу. Будь человек один, так бы не получилось; но если сразу три или четыре думают об одном и том же, то кто-то с повышенной чувствительностью — я, например — может прочесть их ненаправленные мысли.

— О, вы давно приехали? — защебетала миловидная девушка, преграждая мне дорогу. Ростом она была почти с меня, то есть — довольно высокой. Я пригляделся. Красива. Бархатная кожа, легкий румянец, что так идет молодым, пушистые ресницы, тонкие брови, правильный нос, четко очерченные губы, лишь тронутые помадой, в противоположность некоторым дамам с этой тусовки, с которых помада аж сыпется. Золотистые волосы, необычные, изумрудного оттенка глаза, в которых помимо искреннего интереса явно присутствует острый ум. Как там говорил Ровуд? Красивая женщина обычно дура. Если женщина и красива, и умна, то она стерва. А если не стерва, то — не женщина. Просто ангел спустился с небес и дурит головы смертным… Или это не Ровуд говорил? Хм. Неважно. Девушка явно и красива, и умна. А вот насчет стервозности… Надеюсь, этого узнавать не придется, у меня ведь есть Жуля. Была… — Я здесь вас раньше не встречала.

— Да, я только вчера прибыл в Райа, — важно проговорил я, почему-то чувствуя себя дураком. — Хорс Мемраластест, к вашим услугам.

— Иллина Коос нан-Террад, — сделала реверанс девица.

— Вы родственница короля?

— О, да. Мой дед был младшим сыном внука двоюродной сестры первой супруги государя. Здесь немало подобных родственничков, если позволено будет повторить ваши слова. Но мы особого значения такому родству не придаем, ведь это почти то же самое, что сравнить по предкам корову и верблюда — смех один.

— Действительно, — пробормотал я, пытаясь проследить по генеалогическому древу, какое расстояние отделяет Иллину от короля. Получалась настолько запутанная картина, что мой мозг с ней не справлялся.

— Откуда вы, Хорс?

— О, я из таких далеких краев, что даже сам не помню о них, — а ведь не соврал!

— Вы, наверно, добирались через пустыни, леса и моря, — изумрудные глазки заблестели. — Ой, как интересно! Я так хочу побывать где-нибудь за морем или в Глюкаловых государствах, но отец не пускает. Знаете, больше всего мне нравится Глюкляндия. Это такая романтическая страна, там почти все — герои, нет зла и войн, все счастливы и каждый день веселятся. Ведь так?

— Наверно, — пробурчал я, оглядывая зал и время от времени возвращая взор на собеседницу, чтобы не выглядеть слишком вежливым. — Наверно. Я там не был, к сожалению. — Помнится, Лем рассказывал про Северное Глюкаловое царство несколько иное, но кто я такой, чтобы разбивать наивные детские грезы?

— Ах, как жаль! Но вы наверняка туда поедете, ведь правда? А потом, когда вернетесь, расскажите мне, пожалуйста. Обещаете?

— Угу. — А что я еще мог сделать? Приперли к стенке. Утешает только, что ездить никуда не придется. По крайней мере пока. А то девица меня уже начала утомлять. Интересно, она только прикидывается или в самом деле такая? Судя по тому уму, что я углядел, не должна бы. Значит, прикидывается. Но зачем?

Ладно, разберемся. Как-нибудь.

От дальнейшей умелой экзекуции меня спасло пришествие короля. Народ зашевелился, подтянулся, нутром почуяв его приближение. Я и сам ощутил нарастающее напряжение, поэтому не удивился чутью придворных, когда распахнулись высокие двери в противоположном конце залы. Гвардейцы взяли мечи наизготовку; впрочем, чисто парадный жест. Я сомневаюсь, что они умели делать мечами еще что-то иное. Вошел герольд. Другой, не тот, что задерживал меня; более солидный и аристократичный. Он встал в торжественную позу и грохнул по полу толстым жезлом. Все смолкли, утих наконец гул, не прекращавшийся с момента моего появления. Да, вероятно, и с более раннего.

— Герцог Тратрейский и Холданский, владетель Ксахану и Фарийона, барон Кремаутский, Его Величество Велимон Аррад Альтеррад, — провозгласил герольд хорошо поставленным голосом. Гвардейцы отдали честь.

В сопровождении нескольких важных государственных лиц вошел король.

Да. Этот человек явно не мог быть никем иным. Даже если б он оделся в рыбацкое тряпье, вымазался в грязи и взял в руки старые порванные сети, — даже в этом случае народ почтительно склонялся бы пред ним. Здесь наличествовало то, что называют харизмой — почти ощутимой аурой прирожденного властителя и лидера. Орлиный взор, орлиный же нос, пронзительный жесткий взгляд черных глаз, резкие, прямые черты лица, властные движения, величественная осанка уверенного в себе и своих силах человека. Что-то знакомое… не относительно меня, конечно, хотя и во мне присутствует многое… хе-хе… И все-таки что-то кого-то напоминает, но кого — не могу понять.

Король прошел по живому коридору, образованному придворными и гостями, кивая некоторым, отдельных личностей приветствуя собственноручно. Высокая честь, надо сказать… Альтеррад миновал меня, едва удостоив взглядом; и правильно — я всего лишь временное явление, скоро исчезну из жизни дворца… Как же добиться разговора с королем?

Его Величество достиг кресла с высокой спинкой и, взмахнув полами мантии, сел. Сразу же возобновились разговоры и споры; король сел — значит, первая официальная часть приема завершена.

К государю подскочили просители; Альтеррад, советуясь с высокопоставленными лицами, принимал решения, раздавал награды. Так, по крайней мере, казалось. Что бы такого придумать, чтобы на первых же словах меня не выкинули из дворца?

Герольд снова стукнул пол.

— Княгиня Таурианская, герцогиня Фали, Ее Высочество Жюльфахран Сиртани Альтеррад.

Что?! Кто?!! Может, я ослышался. Ах да, имя похожее. Каждая десятая девушка…

Вошла Жуля. В длинном белом платье, что поддерживает сзади паж, с открытыми плечами, которые я так нежно целовал, с неброскими, но очень гармонично подобранными украшениями; длинные волосы схвачены бриллиантовой заколкой, падают на плечи черными блестящими волнами. Она прекрасна…