— Так это — «Райская медуза»? — восторженно прошептала Жуля. — Не может быть!

— Она самая, — Антрох выглядел настолько довольным, будто сам привел кораблик на вершину славы… о которой я, кстати, ничего не слыхал. Впрочем, я много чего не слыхал.

— Прекрасно, — заметил я. — А теперь, быть может, позволим себе ма-а-аленький труд во благо общества и капитана этой самой «Прекрасной медузы»… Погрузимся, что ль, на корабль? А то, глядишь, скоро уплыветь, причем без нас…

— Без нас — не уплывет! — заявил Антрох. Но все же начал суетиться во имя размещения на корабле Пахтана и Халы. Люди, как я понял, менее прихотливы, нежели лошади.

Капитаном «Принцессы» оказался милейший человек, видом очень напомнивший мне Алкса. Он рассыпался в любезностях перед Жулей, крепко пожал мне руку при знакомстве, после чего сослался на неотложные перед отплытием дела, выразил надежду на совместный ужин в капитанской каюте, отрывистыми воплями отдал несколько приказов матросам и отбыл в неизвестном направлении в сторону диспетчерской… Что-то мне говорило, что капитан не так прост, как кажется, и с этим чем-то я предпочел согласиться. За красивые глаза капитанами не становятся.

Прошел где-то час суеты перед отплытием. За этот, казалось бы, короткий промежуток времени почти пустая палуба «Принцессы» успела наполниться различным хламом, называемым громким именем «груз». Обшарпанные ящики, обладающие неимоверным количеством острых углов, от столкновений с которыми я получил множество синяков и царапин… Что? Ах, ну да, конечно, меня наравне со всеми матросами привлекли к работе по загрузке судна. Снова появился капитан, поглазел на лоботрясничающих матросов и тихо велел им заняться делом. И почему-то следующее осознанное мною действие оказалось подъятием очередного остроугольного ящика на головокружительную высоту. Причем ощущения говорили, что я уже довольно долго этим занимаюсь. Мелькающие в нескольких шагах мощные плечи Антроха дали понять, что я не единственный из пассажиров, отрабатывающий таким образом проезд.

За час количество груза на берегу заметно уменьшилось. Капитан снова вышел, удовлетворенно крякнул и махнул кому-то рукой. Стремление во что бы то ни стало побыстрей перенести ящики на «Принцессу» сразу же пропало. Зато навалилась усталость. Я стянул с себя мокрую рубаху, сошел с палубы на берег и присел рядом с Жулей, которая с интересом наблюдала за трудящимися… Антрох присоединился к нам. Часть матросов тоже куда-то испарилась, осталось лишь несколько ответственных лиц, быстро перетаскавших остатки груза на корабль и вскоре ушедших пьянствовать.

— Здорово он нас, а? — хмыкнул Антрох.

— Кто? Что?

— Капитан. Вот ведь… Чуть-чуть подтолкнул, и все с радостью бросились спины гнуть. Оч-чень полезное умение.

— Так это было наваждение?

— Ну… — Антрох покрутил головой, потом пожал плечами. — Можно сказать и так.

Я подумал, что теперь уже не так хочется добираться до Райа на «Принцессе». Если капитан оной — телепат, что еще может учудить в пути?

— Да ты не беспокойся, — понял Антрох мои сомнения. — Он моряк от Тбп. Можно сказать, родился в воде.

— От Тбп, говоришь? Этого-то я и боюсь…

Антрох расхохотался и ушел. Жуля грустно смотрела на меня. Мне стало не по себе от этого взгляда.

— Ты чего?

— Да так, ничего. — Девушка быстро огляделась и прижалась ко мне.

Еще через час, когда солнце ощутимо склонилось к западу, «Принцесса» отплыла от Габдуя. Капитан позволил полюбоваться с кормы на удаляющийся город, после чего прогнал нас на нос, где мы увидели величие безбрежных вод… И неважно, что за горизонтом совсем недалеко находится другой берег, а не океан. Ведь здесь этого совсем не чувствуется.

Весь вечер мы провели, перемещаясь вдоль бортов «Принцессы» так, чтобы не мешать матросам исполнять работу. Хотя после отплытия работы у них было не так уж и много. Работали только несколько человек, остальные же откровенно бездельничали. Впрочем, у капитана к ним, похоже, не было претензий. Я подозревал, что на бездельниках в жаркую пору он отыграется с лихвой — мало не покажется.

Закат был очень красивым. Солнце било в глаза, и если бы не меркнущая яркость его лучей, стать бы нам слепыми… И так зайчики в глазах прыгали долго. Поверхность воды словно покрылась красноватым огнем, переливающимся от корабля до самого горизонта. Жуля схватила меня за руку, когда стая резвящихся дельфинов пересекла солнечную дорожку и пропала в глубине. Девушка от восторга едва дышала.

— Капитан говорит, плавание будет спокойным, — сказал, подходя, Антрох. Лицо его было бледно-зеленым, однако речь вполне внятна и уверенна. — Здесь порой бывают неслабые бури, но сегодня и завтра, похоже, ничего подобного не ожидается.

— Когда приплываем? — спросил я.

— Завтра к обеду, думаю. Если ничего непредвиденного не случится.

— Да, и зайдем в первый кабачок, закажем целого поросенка на обед, будем запивать кувшинами эля и пива, — Жуля весело подмигнула мне. Антрох из бледно-зеленого стал совсем зеленым, коротко извинился и быстро ушел. Вскоре я услышал приглушенные звуки, которыми бедняга сопровождал свои страдания.

— Зря ты так, — укорил я Жулю. — Тем более что целого поросенка ты не съешь…

— Зато половину хоть сейчас готова слопать!

— Надо же… И морская болезнь тебя не берет. Не то что некоторых…

— Так ведь корабль зовут, как и меня, вот и помогает.

В скором времени объявили ужин. Пассажирам отвели отдельную от матросов каюту для трапезы. Пассажиров за ужином оказалось двое — Антрох страдал на палубе и ни за что не хотел спуститься, подкрепить силы. Мы с Жулей набросились на еду, и девушка подтвердила свое заявление о половине поросенка. Ну, почти подтвердила…

Позже, полюбовавшись на лунную дорожку, убегающую за горизонт по спокойным водам Габдуя, насладившись упоительным морским воздухом, мы решили уединиться. Мерное покачивание кораблика удивительным образом способствовало утолению страстей.

А спустя еще долгое, долгое время, в глухую полночь, мы лежали, тесно обнявшись, слушая далекий плеск воды за стенами и перегородками. Звук этот казался мне музыкой, пока…

Слеза лирически скатилась по щечке Жули. Я удивился и слизнул ее, соленую.

— Ты плачешь? Почему?

Девушка уткнулась лицом мне в грудь.

— Нет. Ничего…

— Скажи, раздели со мной грусть, и я разделю с тобой радость.

— Ты хорошо говоришь, Хорсик. Ты умеешь хорошо говорить.

— Лем — хороший учитель.

— Лем — поэт, но не учитель. Я уверена, в сравнении с тобой он просто дилетант.

— Он профессионал слова, говорить — его профессия, ремесло.

— Все равно ты лучше.

Я погладил Жулю по щеке и снова ощутил влагу.

— Хорошо. Пусть так. Вряд ли действительно так, точно не знаю… Но почему ты плачешь? Ведь не из-за того, что я могу оставить без хлеба профессиональных болтунов Тратри.

— Я плачу о нас, о нашем будущем. Почему все так складывается?

— Как складывается? По-моему, нормально, даже слишком.

— Все хорошо. Сегодня. Но завтра… Ты не понимаешь…

— Так объясни. Что случилось, любимая? Отчего тебя так страшит завтра? Что в нем таится ужасного, способного нас разлучить?

— Нет.

— Нет?

— Нет, Хорс. Я не буду говорить. Если скажу, это произойдет сегодня. Просто поверь мне. Я хочу побыть с тобой, пока это возможно.

— Но…

— Пожалуйста.

Я замолчал.

— Пожалуйста!

— Ладно. Не говори. Не спрашиваю. Но все же не понимаю.

— Лучше не надо. Просто люби меня, пока можешь.

— Люблю тебя. Жюли.

— Да?

— Что бы ни случилось, я все равно буду тебя любить.

— Спасибо, — прошептала она и сомкнула объятия. Ну что ж. Дальше все — как обычно. Как обычно… Разве может это стать чем-то обыденным? К сокровенному ритуалу, совершаемому наедине мужчиной и женщиной, никак невозможно привыкнуть; каждый раз — как первый, исключительный, с полной отдачей сил, самого себя и своей души. Это не может быть как обычно — это всегда внове…