— Проснусь рано утром, а у крыльца стоит уже несколько лошадей, — рассказывает Петр Алексеевич. — Приехали из разных деревень, чтобы отвезти меня к тяжелобольному или к женщине, мучающейся в родах. Надо ко всем поспеть вовремя! Не легкая задача… Что только не приходилось делать: вправлять вывихи, рвать зубы, лечить открытые переломы, принимать осложненные роды, ликвидировать вспышки эпидемий… Одному! Врач и больница в Тойме за сотню километров бездорожья. Не было самолетов, чтобы отправить в больницу нуждающегося в стационарном лечении. Не было телефона, чтобы посоветоваться с больничным доктором.

Теперь в Согре своя маленькая больница, есть здесь и врач. В пятилетку намечена постройка больницы на 35 коек. И это тоже обычное для нашей современности явление!

Как-то при возвращении с Двины попал в Котласе в купе вагона, где ехали трое молодых людей из Воркуты. На пиджаках двоих — «ромбы», значки о высшем образовании. Как часто бывает в пути, разговорились — откуда кто едет. Я начал передавать свои впечатления о переменах на Двинской земле. Один из собеседников с недоумением заметил:

— Когда это старое было!.. Ну и что в новом особенного?!

Для него все перемены — только обычное явление. Ведь я рассказал не о полете на луну из Верхней Тоймы, а только об электричестве, сменившем березовую лучину. И это действительно стало здесь обычным явлением. Спорить тут не о чем! И старое было действительно очень давно, более шестидесяти лет назад. Тоже правильно! Но если замечательные, но ставшие обычными перемены соизмерить с прошлым, то к признанию обычности прибавляется радостное сознание величия преобразований жизни.

Реплика молодого спутника со всей силой подтверждает правоту слов М. Горького: «Чем лучше мы будем знать прошлое, тем легче, тем более глубоко и радостно поймем великое значение творимого нами настоящего». Ум и сердце во многом обычном тогда увидят больше, новое оценят достойней.

От Нижней Тоймы одна за другой идут речные пристани: Пучуга, Борок, Сельцо, Троица, Конецгорье, Двинской Березник. Теплоход идет по речным плесам, которые бороздили суда Северодвинской военной флотилии в период гражданской войны. Справа и слева остаются и такие селения, большинства которых нет на географических картах, не пристают сюда теплоходы, но эти деревни нередко упоминались в оперативных сводках Красного командования. Это — Городок, Каменные Прилуки, Тулгас, Плесо, Топ-са, Сельменьга, Чамово…

Боевым действиям на Двине предшествовали события, о которых надо вспомнить.

В марте 1918 года с английских и французских крейсеров в Мурманск высадился вооруженный десант. Так началась интервенция на молодую Советскую Республику. В конце июля интервенты направили в устье Двины семнадцать военных кораблей. И когда 2 августа эскадра была вблизи Архангельска, в городе произошел контрреволюционный переворот. При поддержке иноземных штыков контрреволюция создала марионеточное Верховное управление Северной области.

Угроза Архангельску со стороны империалистических держав не была для Советского правительства неожиданной. На случай интервенции предпринимался ряд мер.

В Архангельск во время первой мировой войны поступало из Англии и США военное снаряжение и уголь. Интервенция угрожала захвату ценных грузов. В феврале 1918 года Советское правительство создало Чрезвычайную комиссию по разгрузке Архангельского порта, а в апреле приняло решение об усилении вывоза по железной дороге и по реке. Из пятидесяти миллионов пудов каменного угля, имевшегося в Архангельске на 1 января 1918 года, ко дню интервенции оставалось в городе два-три миллиона пудов.

В мае 1918 года в Архангельск прибыла правительственная комиссия во главе с уполномоченным Совета Народных Комиссаров М. С. Кедровым. Комиссия имела широкие полномочия, в состав ее входили представители почти всех Наркоматов. Она распустила городскую думу, арестовала и привлекла к ответственности за саботаж и злоупотребления наиболее активных ее членов, закрыла контрреволюционные газеты, призывавшие к «ликвидации Советской власти». С 22 июня в Архангельске было введено военное положение.

Накануне 2 августа, когда над городом уже летали гидропланы интервентов и стало известно о подходе кораблей в устье Двины, губисполком и другие советские учреждения эвакуировались вверх по Северной Двине. Последний пароход отошел в два часа 2 августа с сотрудниками ЧК.

Замаскировавшиеся в Совете обороны города враги— адмирал Викорст и полковник Потапов — сорвали вооруженную защиту Архангельска. Фарватер был «загорожен» потопленными, но невзорванными судами. Корабли интервентов их легко подняли. Установленные на острове Мудьюг и неприкрытые батареи сделали несколько выстрелов по вражеским судам и от первых ответных снарядов вышли из строя. Верные Советской власти воинские части накануне были переброшены на станцию Исакогорка и лишены возможности участвовать в защите города. Вооруженные маймаксанские рабочие оказались без военного руководства. Предатели сделали свое грязное дело.

С занятием Архангельска интервентами Двина стала играть большую роль в защите не только Севера. По реке шел путь на Котлас, оттуда по железной дороге на Вятку (ныне Киров), к которой рвались из Сибири бело-чехи, а поздней — белая армия Колчака. Соединение сибирской и северной армий интервентов и белогвардейцев осложнило бы защиту Советской России от врагов.

На значение Северной Двины и Котласа в обороне страны от интервентов не раз указывал В. И. Ленин, подчеркивая необходимость «организовать защиту Котласа во что бы то ни стало».

Белогвардейское правительство не сомневалось, что с помощью оккупационных войск захватит Котлас. Рассчитывало правительство и на то, что скоро пойдет в Котлас хлеб из белой Сибири. Эта самоуверенность была такова, что уже 12 августа в Верховном управлении Северной области обсуждался вопрос «о транспортировке по Двине сибирского хлеба». Глава правительства старик Чайковский забыл старую русскую пословицу: «На чужой каравай рта не разевай!»

А тем временем, пока у белогвардейских правителей текли слюнки в предвкушении сибирского хлебца, события развивались не в пользу белых.

Второго августа в Двинской Березник прибыл заместитель председателя Архангельского губисполкома П. Ф. Виноградов, возвращавшийся с ликвидации эсеро-кулацкого мятежа в Шенкурске, В Двинском Березнике он узнал о контрреволюционном перевороте в Архангельске. Прибыв 5 августа в Котлас, он сформировал на нескольких речных судах боевые отряды.

Девятого августа из Котласа вышел отряд под командованием П. Ф. Виноградова. На пути, в разных пунктах в 50—130 верстах от Двинского Березника, он встретил пароходы, входившие в ранее посланную группу, и вернул их обратно. П. Виноградов взял на себя командование флотилией, перешел на «Мурман», ставший флагманом. Приблизившись на расстояние менее версты к стоявшим на рейде в Двинском Березнике пяти вражеским пароходам, «Мурман» и «Могучий» открыли артиллерийский огонь. «Мурман» подходил к противнику на сто сажен и расстреливал его из пулемета в упор. Враг отвечал артиллерийским и пулеметным огнем. Бой длился два часа десять минут. В каюты и нижние кубрики «Мур-мана» попало свыше девяноста пулеметных пуль, труба парохода и капитанский мостик были прострелены более чем в шестидесяти местах.

Нанеся потери противнику и защитив путь на Котлас, но не имея сухопутных сил, чтобы закрепиться на берегах, наша флотилия отошла к Конецгорью. О ходе и результатах боя П. Виноградов сообщил в Москву: «…Главный выигрыш его — в произведении морального эффекта, так как нападали в меньшем числе, с безумной смелостью, организованно, планомерно, с силой стихии…» В. И. Ленин высоко оценил итог этого боя. На сообщении он написал: «В печать. Крупная победа над англичанами и белогвардейской сволочью».

Боевые действия на Двине после августовского сражения не утихали до тех пор, пока реку не сковал лед. Советская флотилия не смогла противостоять лучше вооруженным артиллерией судам интервентов и отступила до Нижней Тоймы и Вознесенского. Это были конечные пункты отхода советского фронта на Двине за все время гражданской войны на Севере.