Она завела мотор и медленно подала машину назад. Он следил, как она разворачивается, и вдруг понял, что как только «эмка» уедет, он останется на дороге без всякой помощи.

Косой луч солнца лежал на ее лице, и он впервые заметил большую усталость в ее глазах. Разбитая, но не потерявшая еще способности двигаться «эмка» и эта девушка, испытавшая столько же, сколько выпадает испытать бывалому солдату, казалось, были сплочены, как всадник и старый боевой конь.

«Эмка», пофыркивая, набирала скорость, чтобы обогнуть «шевроле» и исчезнуть навсегда за поворотом шоссе.

Тогда в последний момент он положил руку на край дверцы:

- Вам, наверное, негде сделать ремонт?

- Это не ваша забота!

Он не отпускал дверцу.

- Я ведь могу поставить вашу машину в наш гараж.

- Испугались, что брошу? Ладно, привязывайте, дотяну! Трос - под задним сиденьем.

Он не нашелся что ответить и молча привязал свою машину тросом к «эмке».

И вот фронтовая «эмка» потянула блестящий «шевроле» обратно.

Сорокин рулил, притормаживая, когда «эмка» уменьшала ход, стараясь идти с ней вствор. Сквозь маленькое окошко позади кузова «эмки» он видел затылок девушки. Она сняла фуражку, и волосы рассыпались вокруг плеч.

Он думал о ней, досадливо посмеиваясь. Не решался признать, что девушка оказалась лучше и душевнее его. «Эта даст жизни, - думал он, - свяжись только с ней. Такая душу вон выпустит». Но по тому, как она вела машину, он определил, что дело она свое знает, и, пожалуй, не хуже его.

Они проехали все заставы. Документы у нее оказались в порядке. Только в одном месте комендантский патруль приказал ехать переулками, чтобы не привлекать внимания на главных улицах своим неприглядным видом.

Через полчаса они добрались до гаража, невдалеке от площади Маяковского. И хотя Сорокин и дежурный механик уговаривали ее остаться - наотрез отказалась. Тогда слесарь, как мог, выправил кузов, на что ушло минут сорок.

За это время Сорокин успел выяснить, что старший сержант направляется к командиру дивизии в госпиталь. Лечение как будто подходит к концу, и полковник вскоре должен снова отправиться на фронт. В Москве у Кузнецовой никого нет, и она будет все эти дни дожидаться полковника у госпиталя, живя в машине, так как летние ночи теплые и можно спать на заднем сиденье, укрывшись шинелью.

Потом она уехала, и, когда зеленая «эмка» удалялась, он ощутил в себе незнакомое, тревожное чувство. Словно открылась какая-то дверь, и только он успел заглянуть в другую жизнь, как дверь захлопнулась. И как будто ничего не было, но видение уже проникло в душу.

«Эмка» медленно подъехала к повороту, он в последний раз увидел девушку, и вдруг с мучительной ясностью ощутил, что «шевроле» его поломан и что дырявая «эмка» гораздо лучше этого сияющего трупа с персидским ковром. Он с ненавистью ударил «шевроле» ногой, как будто тот был виноват в его беспомощности, и пошел в гараж.

С тех пор как только вдали появлялась М-1 зеленого цвета, он увеличивал скорость, догонял ее, но машина всегда оказывалась не той, которую искал…

Он рассказывает старую историю о встрече с девушкой, которая промелькнула в его жизни, а я думаю о том, что завтра понедельник. Дома я уже перечитал в старых фронтовых газетах свои очерки и понял, что использовать их можно, но на тот крайний случай, если эта встреча ничего не даст.

У стадиона Алексей повернул к стоянке. В этот же самый момент откуда-то со стороны выскочил наперерез трофейный БМВ. Шофер не мог не видеть нашей машины, но не тормозил, считая, очевидно, что мы обязаны дать ему дорогу.

Я до боли сжал ручку дверцы. Алексей рванул на себя ручной тормоз. Меня бросило вперед, и если бы не вовремя вытянутые ноги, лоб мой наверняка украсился бы здоровенной шишкой.

- Проезжай, чего стала! - закричал Алексей с интонацией профессионального шофера.

БМВ тронулся и моментально затерялся среди других машин. Я успел разглядеть шофера - это была миловидная молодая женщина с двумя рядами орденских планок, прикрепленных к светлой блузке. Рядом с ней сидел молодой авиационный офицер и смеялся.

Алексей почему-то вдруг откинулся к спинке сиденья с выражением мучительного напряжения на лице. Он что-то вспоминал.

- Что с тобой? - спросил я.

- Так, ничего, - ответил он, включая скорость.

Мы приехали за добрые полчаса до начала матча. Алексей стал задумчив. Долго и пристально рассматривал трибуны, и я заметил, что взгляд его устремлен к краю противоположной. Пригляделся и увидел женщину из БМВ…

Игра удивительно быстро кончилась. «Динамо» проиграло «Спартаку». Толпа разгоряченных болельщиков теснила нас к выходу. Вдруг я почувствовал, как Алексей сжал мою руку выше локтя. Невольно оглянулся: почти вплотную за нами шла она.

- Внимание! - прошептал Алексей.

Я замедлил шаг, и, когда у выхода толпа стала редеть, мы почти столкнулись с ней лицом к лицу.

- А помните черный «шевроле»? - пропел Алексей, внезапно нагибаясь к ее уху.

Она взглянула на него полными удивления глазами, а старший лейтенант строго сдвинул брови.

- Так вот вы кто! - усмехнулась она, останавливаясь. - Сразу вас и не узнать! Володя, это тот, кто мою «эмку» шуранул!

Старший лейтенант недоверчиво взглянул на Сорокина. Трудно представить майора с Золотой Звездой на груди простым шофером.

- Не смотрите ревнивым взором молодого мужа, - пришел я на помощь Алексею.

- Не такой уж молодой!.. Если считать три года за год, то его стаж уже целых пятнадцать лет! - Она не скрывала откровенной насмешливости; очевидно, прошлое не было ни прощено, ни забыто, и ей доставляло удовольствие ощущение собственной независимости и, если угодно, превосходства над человеком, давняя встреча с которым не оставила добрых воспоминаний.

- Да, годы прошли, - сказал Сорокин, видимо уловив, что одно его неосторожное слово может вызвать резкость.

- Вы и тогда уже были Героем? - она смотрела на Сорокина немигающим, как писали бы сто лет назад, гипнотическим взглядом; весь ее облик олицетворял достоинство; и без того красивая, со стянутыми в пучок на затылке длинными золотисто-ржаными волосами, в эти мгновения она в своем затаенном гневе стала еще прекрасней.

- Нет, это случилось позднее…

- Позднее?! Вот как! Значит, оказалось, что вы человек еще не до конца потерянный?..

- А вы уже тогда произнесли мне приговор?

Она весело, пожалуй, чрезмерно весело рассмеялась.

- Вы, оказывается, догадливый! Да, это был мой первый приговор. Тогда я и не знала, что стану народным судьей.

- Вы народный судья?

- Представьте! И, если вы попадетесь мне, не надейтесь на снисхождение. Особенно, если вашей жертвой окажется девушка, машину которой вы тараните на пустынной дороге.

- Буду молить бога, чтобы он избавил меня от такой опасной встречи. Но вы, Маша, ко мне несправедливы. Я ведь, помните, сам предложил ехать в мой гараж.

- Прекрасно помню…

- В гараже я сразу же позвал механика. Было это?

- Разве механик разбил мою машину?

- Я спрашиваю, позвал ли я механика или нет?..

- Маша! - подал голос старший лейтенант; начавшееся препирательство казалось ему бессмысленным.

Но теперь уже далекое переживание, потерявшее сколько-нибудь важное значение, ничтожное событие, меньше капли в пучине действительно необъятных событий совсем еще недавней войны, продолжало волновать обоих, и они словно перенеслись в прошлое.

- Да, позвал!.. Но вы стояли в сторонке с чистенькими ручками и благополучнейшим галстучком…

- Вы презирали мой галстук?

- Нет, вас! Прячущегося от войны.

- Маша! - снова подал голос старший лейтенант. - Прекрати!..

Но она словно не слышала.

- Да! Презирала!.. Не хотела принимать от вас никакой помощи!.. А вообще, - она вдруг весело улыбнулась и обернулась к старшему лейтенанту. - Где же ты? А вообще-то я вам очень благодарна. Вот мой Володечка!.. Из-за вас я с ним встретилась… Пока комдива долечивали, мы с ним во дворе госпиталя машину ремонтировали. Володечка тоже там по легкому ранению лежал.