Базой экспедиции стал Бахчисарай. Здесь в доме № 4 по улице Азиз остановился Барченко со своими коллегами. Отсюда они отправились к пещерным городам Крыма в поисках останков цивилизации, подобной той, что когда-то процветала на Кольском полуострове. В горах Юга еще двести лет назад жили легендарные готы. Они исчезли, и только несколько каменных стел и лабиринты пещер напоминали о древних зодчих, спасавшихся здесь от великого потопа.

Двадцать четвертого марта в Бахчисарае Барченко навестил консул Королев, уезжавший в скором времени в Монголию по линии НКИД. Александр Васильевич снабдил его рисунками и изображениями некоторых символов, в том числе и розенкрейцеровской розы с крестом для предъявления начальнику Государственной Вооруженной Охраны Хаяну Хирве как доказательство того, что податель этих вещей является членом «Единого Трудового Братства». С ним же отправлялось и письмо к высокопоставленному монголу. Барченко поручил Королеву восстановить в полном объеме связь братства с «Великим Братством Азии», во главе которого стоял Хирва. Кроме того, его интересовала судьба Нага Навена, тибетского мистика и сепаратиста, также члена ВБА, которого Барченко когда-то встретил в петербургском буддийском храме. Среди прочих материалов, отправлявшихся с Королевым, были послания бурятскому ученому Гомбоджапу Цыбикову в Улан-Удэ и Николаю Рериху, находившемуся еще в Урге. В этих письмах Александр Васильевич упоминал о своих контактах с иерархами голбешников и о собственном посвящении в их организацию: «Они постепенно углубили мои знания, расширили мой кругозор. В нынешнем году в период с 28 февраля по 7 марта формально приняли меня в свою среду и формально уполномочили меня в марте месяце этого года известить всех иноплеменников, владеющих традицией, о нашей работе в России. Это именно полномочие я и выполняю этим письмом»[157].

Королев выполнил инструкции главы ЕТБ, о чем и сообщил ему 18 августа 1927 года в послании, отправленном из Урги: «Книгу Рериха задержал с отправкой, потому что перед самой отправкой ее выяснил, что почтой посылать ее рискованно, как заграниздание, да еще такого содержания, и что она, вероятнее всего, сгниет в дебрях политконтроля. Тогда я решил ждать удобного случая, чтобы послать вам книгу через Бокия»[158]. Послание только что пришло из столицы Монголии. Ну что ж, если дело за Бокием, то здесь проблем нет, рассуждал Барченко. «Община» прибудет в Москву в скором времени. А политохрана отдаст под козырек, получив сопроводительное письмо из Спецотдела.

По возвращении в Москву А. В. Барченко ожидал сюрприз. Ему стало известно от начальника лаборатории Спецотдела Гопиуса о появлении в их отделе новичка — медиума, уроженца Баку, некоего Смышляева. Его «толкал» член Оргбюро ЦК и Секретариата, начальник Орграспредотдела Москвин. Новичок имел репутацию сильного гипнотизера и кроме того утверждал, что открыл оригинальный метод повышенного мышления. Впечатляющим оказалось его предсказание болезни диктатора Польши, маршала Пилсудского — рак печени и года смерти— 1935. Им было сделано и еще несколько удачных политических пророчеств.

Идея приглашения Смышляева из Баку принадлежала цекисту Москвину. Автор «метода повышенного мышления» приехал в столицу в сопровождении ассистента Еманова. Для них отвели шестикомнатную квартиру в одном из домов ОГПУ в Фуркасовском переулке. Помещение оборудовали в соответствии с требованиями Смышляева. Там же для ясновидца подготовили «черную комнату», в центре которой возвышалось специальное ложе — находясь на нем, медиум должен был впадать в каталептическое состояние. Общие затраты на оборудование помещения составили 25 тысяч рублей, то есть 150 тысяч долларов.

В кабинете начальника Спецотдела Барченко застал его хозяина и Москвина. Александр Васильевич попросил разрешения присутствовать на сеансе Смышляева в качестве эксперта. Вскоре все они сидели в черной комнате гипнотизера. Перед началом демонстрации ясновидящий дал несколько пояснений. Он начал с того, что главным свойством медиума является умение фиксировать свою мысль на точно очерченном явлении, а это достигается путем настойчивой тренировки. Мыслительные процессы, развивающиеся в клетках мозга, во время сеанса превратятся в электромагнитные колебания и распространятся в пространстве. Встретив на своем пути соответствующим образом настроенный мозговой аппарат, они пробудят в нем такие же процессы, только в обратном порядке, и превратятся в итоге в мысль. Но «приемник» будет воспринимать чужую посланную мысль как свою. Он будет думать, что это он, а не кто-то иной, видит, слышит и осязает. Волны, излучаемые нашим мозгом, — реальный факт, они способны фиксироваться с помощью специальных аппаратов, похожих на радиоприемники. Итальянский ученый Каццамали уже создал первый такой прибор.

Ну и последнее— во время показа медиум будет находиться в глубоком гипнотическом сне, так называемом гиперсоматическом состоянии, когда его тело потеряет чувствительность к внешним раздражителям. После того как он достигнет необходимого погружения, ассистент Еманов задаст ему несколько вопросов, предложенных присутствующими, и Смышляев ответит на них.

В тот момент, когда с помощью некоторых упражнений ясновидящий достиг каталептического состояния, Барченко заявил присутствующим, что если медиум не чувствителен к боли, он, Александр Васильевич, продемонстрирует еще один, не менее удивительный опыт и воткнет в тело Смышляева английскую булавку на два сантиметра. Бокий, Москвин и ассистент Еманов растерялись, увидев, как эксперт неожиданно приблизился к ясновидящему, находившемуся на ложе. Медиум тут же проснулся— хотя никакой булавки у Барченко не было.

Бокий назвал Смышляева шарлатаном и вместе с Барченко покинул черную комнату. Но Иван Москвин остался. Он считал, что Барченко нарушил эксперимент, и продолжал поддерживать медиума в течение долгого времени.

В коридоре Бокий сообщил: в верхах заинтересованы в работе Барченко и особенно в его деятельности, связанной с налаживанием контактов с различными мистическими сообществами. В ближайшее время Глеб Иванович попросил его набросать проект воззвания советского правительства к оккультным и мистическим организациям Востока[159].

Пока они спускались по лестнице, Барченко показал начальнику Спецотдела письмо от Королева. Бокий сказал, что распорядится, и попросил не волноваться — в ближайшие дни книга будет в Москве.

Тринадцатого апреля сотрудники рериховской миссии, выехали из Урги на пяти «Доджах», имея экспедиционный паспорт за подписью начальника ГВО Монголии Хаяна Хирвы. Лихтманы пришли проводить караван и даже проехали километров двадцать вместе с путешественниками. Пара возвращалась в Америку и желала белым паломникам успеха.

Но вся ответственность за провал автомобильного движения экспедиции лежала на резиденте ОГПУ Блюмкине. В отличие от предыдущего раза, он не смог договориться с Монголтрансом, в распоряжении которого были приличные высокопроходимые и быстроходные машины. Кроме того, шоферы этой организации имели опыт поездок в открытой степи и знали часть маршрута. Юрий Рерих потом с сожалением вспоминал, что «не удалось получить вовремя новые автомобили из Пекина и пришлось арендовать те, что были»[160]. «Те, что были» представляли собой печальное зрелище — старые и неисправные автомобили советского Торгпредства[161]. Работали они в этом учреждении из рук вон плохо. Впрочем, так же, как и во многих советских миссиях. Торгпредство даже не позаботилось о приобретении необходимых для автомобилей номеров и пропусков. Пришлось их доставать прямо перед отъездом с помощью министра финансов монгольского правительства.