Доктрина буддизма была принята староверами как вполне отвечавшая их взглядам. Бессребренничество буддийских лам, монахов-саниясинов, показалось им действительным благочестием. Главным проповедником доктрины буддизма в костромских лесных коммунах выступал загадочный собеседник Александра Вавильевича Барченко старец Никитин. Он и принес на Русский Север деревянные стелы с таинственными идеограммами. Главный знак, повторявшийся на многих табличках, выглядел так: qππз.

Никитин побывал в святилищах Тибета и даже в Индии — в священном городе буддистов Бенаресе. Свои знания, полученные на Востоке, старец и назвал древней наукой. В нее входили учение о Солнце и его ритмах и система развития способностей человека.

Никитин поведал Барченко о том, что сегодня секта по-прежнему ведет конспиративный образ жизни, наученная царскими гонениями. Ее явки разбросаны по всей стране, а скрытые пристанища существуют на огромном пространстве вплоть до таинственных стран в сердце Азии. С Барченко старец договорился о том, что отправит с ним в Москву «милиционера», а в дальнейшем к ученому будут приходить посланцы. Со временем старец обещал посвятить Александра Васильевича в тайну восточного учения. На следующий день ученый решил возвратиться в Петроград.

У Бога может быть много имен. Главное— его сущность. Таш-лама, Таши-лама, Панчен-лама, Панчен-Богдо, Панчен-Эрдени, Банчен-Эрдени— все это титулы одного духовного иерарха высокогорного королевства, занимавшего вторую, после Далай-ламы, ступень на духовном Олимпе ламаизма. История экспедиции Рериха и советская авантюра с Таши-ламой неразрывно переплелись в один клубок. Набор древней мистики Тибета стал основой для фантастической интриги. Ее кульминацией должно было бы стать отстранение от власти Далай-ламы XIII.

Вокруг двух духовных вождей Тибета давно шла тихая борьба спецслужб СССР, Англии и Японии. Они разрабатывали самые умопомрачительные планы для того, чтобы выиграть эту странную битву — битву за Гималаи.

Ринчино — глава монгольской военно-экономической миссии, главный инструктор ГВО (монгольское ОГПУ) — сообщал в специальном отчете для Москвы: «…по последним сведениям Япония выдвинула идею организации королевства из Внутренней Монголии во главе с Банчен-ламой, вторым по рангу после Далай-ламы, тибетским первосвященником, бежавшим в Китай вследствие разногласий с Далай-ламой. Надо заметить, что это очень остроумная и опасная затея, ибо Банчен-лама пользуется колоссальной популярностью среди всех монгольских племен… и говорят, что минувшей осенью на данную тему князья Внутренней Монголии вели оживленные переговоры с Японией»[51].

В марте 1926 года полпред СССР в Монголии Никифоров в письме к послу в Пекине Льву Карахану писал: «Единственной возможностью расстроить планы Японии является приглашение Банчен-Богдо в СССР, через бурятское и калмыцкое ламство. Вырвав Банчен-Богдо из рук Японии и Чжаоцзолина, мы сможем оказать Банчен-Богдо содействие вернуться в Тибет, куда он, по-видимому, весьма желает поехать и где его ожидают»[52].

Монгольская военная разведка, отслеживая ситуацию в окружении Таши-ламы, предупреждала Центр: «На весну у Панчена возложена масса надежд. Этой осенью[53] приближенные к нему ламы объявили населению района Бандид-геген о предполагаемом приезде в Бандид-геген, откуда он направится через Югодзырхит в Улан-батор»[54].

В 1925 году представитель НКИД в Средней Азии Знаменский предлагал Чичерину целый план действий СССР в Тибете.

«Таши-лама, как глава монастыря Ташилунпо, занимает более высокое место нежели лхаский Далай-лама.

В настоящее время, когда остро поднялся Тибет, было бы своевременно принять такие предложения:

1. Проверить ход тибетских событий, определить отношение к ним Пан-Чен-Таши-ламы; выполнить это возможно через Пекин, Ургу, отчасти через Кашгар (Керия).

2. Поставить дело постоянной посылки паломников и торговцев, которые могут по разным путям вести наблюдение над Тибетом; подобрать для этой задачи знающих лиц, вышколенных и выверенных, из монгол, бурят, европейских калмыков.

3. Проработать вопрос о посылке научной экспедиции в Центральную Азию, захватывая важнейшие участки по индо-кашгарской границе, тибетские области и т. д., при этом, однако, в проведении экспедиции не следуя примеру П. К. Козлова»[55].

Но Знаменский не предполагал, что задолго до его предложений подобные идеи приходили в голову еще нескольким интриганам.

Как-то летом 1919 года Ленин уселся за любимый стол в своем кремлевском кабинете, положил перед собой целую пачку бумаги, вытащил только что прочитанное письмо, доставленное фельдпочтой, и, щурясь и ворча, старательно вывел в верхнем углу конверта: «По-моему, направить к Чичерину для подготовки) мер. 16/VIII Ленин». Письмо, заинтересовавшее вождя, было написано калмыцким большевиком А. Чапчаевым.

«Конечно, мы пока отрезаны от Центральной Азии и лишены возможности активных там действий, — сообщал он, — но нужно заблаговременно подготовиться к тому, чтобы в тот момент, когда будет вновь проложен путь в Сибирь и Туркестан, вызвать осложнения на спокойных ныне участках границы Индии. Для начала много не потребуется, и достаточно сильный эффект можно произвести с малыми средствами.

Вот, например, возможная схема мероприятий:

1. Снарядить и отправить через Монголию в Тибет хотя бы небольшую вооруженную силу. Неожиданное появление ее не вызовет особых недоразумений с туземцами Центральной Азии, так как и англичане, и царские представители приучили их к разного рода военным конвоям, сопровождающим и русских консулов, и именитых путешественников из числа воен-…

<В оригинале отсутствуют стр. с 97 по 128. Прим. авт. fb2.>

Глава 9 в оригинале отсутствует.

Часть главы 10 в оригинале отсутствует.

…красно помнил те сообщения. Они его не на шутку заинтриговали. Кроме того, чекисту было известно о лекциях, посвященных телепатии, проводившихся Барченко в Политехническом музее. Их посещал сам академик Тимирязев.

Через несколько дней после визита секретных сотрудников Барченко был приглашен на явочную квартиру ОГПУ на улице Красных Зорь, где с ним тайно встретился Агранов, специально прибывший для конфиденциального разговора из Москвы. «В беседе с Аграновым я подробно изложил ему теорию о существовании замкнутого научного коллектива в Центральной Азии и проект установления контактов с обладателями его тайн. Агранов отнесся к моим сообщениям положительно…»[56].

Беседа произвела на высокопоставленного чекиста ошеломляющее впечатление, хотя ничего конкретного ученому сотрудник ОГПУ не сказал. Впрочем, Блюмкину показалось этого мало, и, для того чтобы форсировать ситуацию, он попросил Барченко написать еще одно письмо, но теперь уже на коллегию ОГПУ — еженедельное собрание начальников всех отделов.

«Вернувшись через несколько дней в Ленинград, — вспоминал Барченко, — Владимиров сообщил мне, что дела наши идут успешно, что мне следует выехать в Москву, для того чтобы изложить наш проект руководящим работникам ОГПУ. В Москве Владимиров снова свел меня с Аграновым, которого мы посетили у него на квартире, находившейся, как я помню, на одной из улиц, расположенной вблизи зданий ОГПУ. Точного адреса я в памяти не сохранил[57]. При этой встрече Агранов сказал мне, что мое сообщение о замкнутом научном коллективе предполагается поставить на заседание коллегии ОГПУ. Мое это предложение об установлении контактов с носителями тайн Шамбалы на Востоке имеет шансы быть принятым, и в дальнейшем мне, по-видимому, придется держать в этом отношении деловую связь с членом коллегии ОГПУ Бокием. В тот же или на другой день Владимиров свозил меня к Бокию, который затем поставил мой доклад на коллегию ОГПУ Заседание коллегии состоялось поздно ночью. Все были сильно утомлены, слушали меня невнимательно. Торопились поскорее кончить с вопросами. В результате при поддержке Бокия и Агранова нам удалось добиться, в общем-то, благоприятного решения о том, чтобы поручить Бокию ознакомиться детально с содержанием моего проекта и, если из него действительно можно извлечь какую-либо пользу, сделать это»[58].