Ли Шао-цзю сказал, что второй съезд Юго-Западной Цзянси был задуман группой «АБ». Однако я-то знал, что второй съезд принял указание ЦК бороться с крестьянской психологией и психологией партизанской раздробленности и потребовал обратить внимание на работу в городах. Я уже слышал, что ЦК критиковал Мао Цзэ-дуна за его крестьянскую психологию. Мао Цзэ-дун никогда не был для меня большим авторитетом. Он написал письмо Линь Бяо, в котором критиковал ЦК и которое открыто опубликовал в газете «Хунци».

1 августа из ЦК поступило письмо, которое объявляло товарища Сян Чжун-фа председателем Временного рабоче-крестьянского правительства. Но Мао Цзэ-дун по-прежнему издавал приказы за своей подписью председателя китайского рабоче-крестьянского ревкома.

После захвата Цзиани в армейских кадрах, обладающих хотя бы элементарной подготовкой, ощущалось необычайное беспокойство и разочарование. Я также видел: большевистский дух в партии день ото дня ослабевает. Это была реакция на методы строительства системы, в которой господствует один человек.

Перед девятым наступлением на Цзиань я виделся с Мао Цзэ-дуном. Он спрашивал меня о втором съезде Юго-Западной Цзянси.

Я рассказал, что знал. Мао Цзэ-дун заметил тогда: «Уравнительное распределение земли и наступление на Цзиань — заслуги товарища Ли Шао-цзю».

Я спросил его о Ли Шао-цзю, и Мао Цзэ-дун ответил: «Он является заведующим секретариатом центрального политотдела. Товарищ Ли очень способен».

Я всегда полагал, что Мао Цзэ-дун не в состоянии до конца руководить нами, а Ли — грязный и подлый тип.

Я понял, что тут и речи нет о борьбе с группой «АБ», — просто Мао послал гончую собаку Ли уничтожить партийные кадры Юго-Западной Цзянси.

Я понял, если буду стоять на партийной позиции, погибну. Поэтому я изменил поведение и затянул песенку из Чанша: «Я ваш старый подчиненный, мой политический уровень очень низок, и я буду принимать ваши политические [231] указания и признаю свои ошибки. Я уверен, что Мао Цзэ-дун — не член группы «АБ», точно так же, как вы и командир корпуса. Я всюду пойду за вами тремя. Что такое я значу сам по себе?»

После этого отношение ко мне Ли и комкора сразу изменилось. Они стали успокаивать меня, советовали не впадать в панику. И так как они должны были допрашивать людей, то мне предложили подождать в маленькой комнате, которую охранял часовой.

Я слышал, как Ли Шао-цзю допрашивал заведующего сектором политических наук политотдела товарища Шан Цзи-луна и бил его так, что крики слышало небо и содрогалась сама земля.

«Какой перелом произошел в политической обстановке? Что я должен делать?» — спросил я у Ли Шао-цзю и комкора.

Оба ответили: «Ты умный человек. Зачем же городишь чушь? Ведь сразу видно, кто член группы «АБ» и кто последнее время заблуждался. Мы еще не знаем, можем или нет перебросить 175-й полк, а также надежен ли Шао Да-пэн из 172-го полка. Видишь, только твой полк сейчас является основной силой 20-го корпуса. Ты должен со всей решительностью уничтожить группу «АБ» в своем полку».

После этого они приказали вестовому проводить меня в штаб батальона. Когда я пришел туда, товарищ Чжан Син (комбат) и Лян Сюе-тай (политпредставитель) очень удивились и обрадовались. В ту пору многие в партии чувствовали, что жизнь коммунистов не гарантирована ни от каких случайностей и поддались панике.

Товарищ Чжан Син сказал: «Я не верю, будто все эти люди из группы «АБ».

Сам я хотел избежать опасности, однако сердце болело за партию.

Чем больше я думал, тем крепче убеждался: нет никого, кто сейчас дал бы мне указания.

12 декабря я встал рано. На душе было очень тяжело.

После завтрака я вместе с Чжан Сином и Лян Сюе-таем открыл экстренное совещание в помещении секретного отдела.

Сначала я сделал доклад по возникшему вопросу и дал краткий анализ. Товарищи согласились, что нынешние события служат каким-то темным планам. Исходя из большевистских принципов и во имя спасения революции, мы постановили послать записку Ли Шао-цзю с просьбой посетить [232] наше совещание и затем арестовать его. Если же он о чем-либо догадается, вызвать войска (к этому времени уже три батальона 174-го полка были отправлены арестовывать командира и политпредставителя 175-го полка) и освободить попавших в беду наших соратников.

После окончания совещания товарищ Чжан Син заявил, что, по-видимому, Цзян Бин-чунь и другие совершенно напрасно обвинены в сообщничестве с группой «АБ».

Поэтому я пошел в штаб корпуса и обратился с этим вопросом к Ли Шао-цзю и комкору Лю Тэ-чжао. Но они сами спросили меня об этом — и тогда я их арестовал. После этого я срочно стянул войска и решил действовать до конца, а именно: окружил штаб корпуса, связал Лю Тэ-чжао и выпустил товарища Се Хань-чана и других.

В тот же день после полудня мы пришли в футяньскую школу и освободили там целую группу арестованных товарищей.

Так произошел переворот в Дунгу. С организационной точки зрения этот акт совершенно недопустим. Особенно печально, что переворот совершился в переломный момент классовой борьбы. Но я отважился на него в той обстановке, исходя из большевистских принципов, а также ради спасения партии. Указаний высших инстанций не было. Лю Ди всегда боролся под большевистским руководством ЦК и провинциального комитета. Он клянется никогда не изменять этому. За ошибочные действия просит ЦК наказать.

Да здравствует победа большевизма!

Лю Ди.

11 января 1931 года, Юнъань».

15 ноября

Ван Мин причислен к троцкистам, которые, согласно одному из прежних заявлений председателя ЦК КПК, вели работу по разложению единого антияпонского фронта.

Итак, Ван Мин, который фактически «избивается» за верность Коминтерну, за верность тактике единого антияпонского фронта... троцкист!

Небезызвестны некоторые не столь давние заявления председателя ЦК КПК. Вот дословно:

«...Пограничный район является частью Китая и подчинен центральному правительству, как и другие провинции Китая...» [233]

«Итак, наша политика... должна заключаться:

1) в решительном проведении вооруженного сопротивления,

2) в укреплении единого антияпонского национального фронта,

3) в ведении затяжной войны...»

«Основная задача Компартии после победы в оборонительной войне будет заключаться... в создании свободной и независимой демократической республики. В Китае будет создано единое демократическое правительство, единый парламент, представляющий волю всего народа, и единая конституция, отражающая интересы народа. Всем нациям, населяющим Китай, будут предоставлены равные права и по этому принципу будет осуществлен союз всех народов Китая. Промышленность, сельское хозяйство и торговля будут быстро развиваться. Народ и государство совместно будут осуществлять экономическое строительство, будет введен 8-часовой рабочий день, крестьяне получат землю, и будет установлен единый прогрессивный налог, заключены мирные и торговые соглашения с иностранными государствами и договоры о взаимопомощи. Народу будет обеспечена свобода слова, собраний, организаций и вероисповедания, каждый гражданин сможет развивать свои способности, поднимется общий культурный уровень народа, разовьются науки, будет полностью ликвидирована неграмотность населения. Отношения между армией и народом будут дружественными».

«Сможет ли Китай выйти из тяжелого положения, в котором находится? Безусловно, сможет. Решающую роль в этом сыграет единый фронт.

Ограничивается ли антияпонский национальный единый фронт только сотрудничеством ГМД и КПК? Нет. Он должен быть национальным единым фронтом. Несомненно, Гоминьдан и Компартия являются руководящими силами единого фронта, но все же они только часть его. Антияпонский национальный фронт должен быть единым фронтом всех партий, организаций... единым фронтом всех китайцев, любящих свою родину.

Борьба с Японией требует мобилизации всего народа и вовлечения его в единый фронт...

Развитие единого антияпонского национального фронта и осуществление стоящих перед нами задач выведет Китай на светлую, великую дорогу национального освобождения».