Только и всего, остальное зависит уже от других.
Подлетаю к цели. Непривычная тишина. На боевом курсе меня начали щупать прожекторы, но темнота еще не наступила, и увидеть меня трудно. Заработала зенитная артиллерия. Но вот прожекторы начали гаснуть один за другим. «Ну, — думаю, — сами потушили. В сумерках они почти бесполезны».
Захожу второй раз. Снова вспыхнули прожекторы, но уже из другого сектора обороны противника, и снова начали по одному гаснуть. Реже била артиллерия.
Захожу в третий раз. Изредка вспыхивают лучи прожекторов и тут же гаснут. В воздухе редкие облачка разрывов. Мои 20 минут истекли, я отвалил, и тут налетела армада наших бомбардировщиков. Вниз устремились серии бомб, а с земли никакого сопротивления. Зенитные средства обороны противника были подавлены. Кто же это сделал? Оказывается, здесь побывали неутомимые и вездесущие «воздушные тихоходы». Славно поработали!
Пока я барражировал над целью, вызывая огонь на себя, наши ПО-2, или, как их фамильярно называли, «кукурузники», забросали мелкими бомбами прожекторные установки и батареи зенитных орудий.
С уважением до сих пор вспоминаю тех храбрецов, которые так умело и удачно провели отлично разработанную командованием операцию. Молодцы, ребята, думал я, настоящие штурмовики. А они оказались совсем не штурмовиками и даже… не ребятами. Это были девчата, наши советские девчата. Честь и слава вам, дорогие девушки, бесстрашные наши соратницы! Своей отвагой вы спасли не одного моего товарища, летавшего на эту цель.
Как только сопротивление противника было сломлено, еще до исхода Курской битвы, командование сочло, что необходимость нашего участия в ней отпала, а может быть, появилась острая необходимость в действиях нашей авиации на Ленинградском фронте. Во всяком случае, нас перенацелили на Ленинградское направление, и началась интенсивная обработка железнодорожного узла Мга, который мы бомбили ежедневно — в течение двух недель.
При подведении итогов соревнования трудно было назвать победителя. Победил весь личный состав полка.
Такого высокого напряжения, как в битве на Курской дуге, наш полк, пожалуй, не знал. Да и не только наш полк и даже не только авиация. Весь советский народ делал всё, чтобы сломать фашистской гидре хребет и в этом сражении.
К началу августа эскадрилья моя пополнилась. Из глубокого тыла прибыло несколько новых экипажей. Мы систематически бомбили вражеские эшелоны на железнодорожном узле Мга под Ленинградом.
4 августа 1943 года я шел в свой двухсотый боевой полет. На борту корабля был корреспондент военной газеты капитан Морозов. О своих впечатлениях он написал заметку под названием: «Над укрепленным узлом противника».
Привожу эту заметку, ибо в ней, как мне кажется, действия авиации схвачены глазами наблюдательного человека.
«Экипажи получили задание бомбардировать сильно укрепленные узлы на переднем крае обороны противника.
Сегодня экипаж гвардии майора Швеца идет на двухсотый боевой вылет. На борту его самолета находится ваш корреспондент. Перед вылетом командир тщательно проверяет машину. Он, конечно, доверяет своему технику Лобанову, который за время войны обслужил 230 боевых вылетов, но это нисколько не ослабляет его требовательности. Командир заглядывает в моторы, люки. Машина, как всегда, исправна. В прошлом месяце гвардии майор Швец сделал на ней наибольшее количество вылетов в части.
Маршрут проходит вдоль грозового фронта. Восточнее нас ни на минуту не прекращаются грозовые разряды. Это — красивое, но опасное зрелище. У всех одна надежда, что грозовой фронт не помешает сегодня выполнить боевое задание. Перед линией фронта всё чаще попадаются светомаяки, которые указывают правильность маршрута. Вот и линия фронта. Она хорошо обозначена световыми средствами, указаны „ворота“, откуда следует заходить на боевой курс. Длинный луч прожектора указывает, где находятся укрепления противника, где скрываются немцы. Взаимодействие с пехотой организовано отлично. Сказывается опыт разгрома немцев под Сталинградом, но средства наведения бомбардировщиков на цель здесь более усовершенствованы. Они исключают возможность ошибочного бомбометания по своему переднему краю.
Штурман уточняет расчеты, выводит корабль на боевой курс, открывает люки. Бомбы рвутся недалеко от населенного пункта, там где проходят траншеи, окопы и проволочные заграждения противника.
Наши самолеты бомбят концентрированно, почти в одно и то же время. За несколько секунд нахождения над целью мы успели насчитать до 20 разорвавшихся под нами серий бомб. Другие части бомбят цели правее и левее нас. Передний край обороны противника на протяжении нескольких десятков километров подвергается ожесточенной обработке с воздуха и воздействию артиллерии…»
По возвращении «юбиляра» тепло поздравили командир полка, товарищ по оружию.
Следующий день, 5 августа, принес нашему народу радостную весть. Совинформбюро сообщило, что нашими войсками взяты города Орел и Белгород — главные опорные пункты немецкой армии в Курской битве. И в честь этого исключительного по значению события было решено произвести в столице нашей Родины Москве первый за годы войны торжественный салют.
Каким эхом отозвался первый салют в сердцах советских людей, с напряжением следивших за историческим сражением, за этой гигантской, не знающей себе равных битвой двух систем, двух миров! И мы, участники битвы на Курской дуге, восприняли торжественный салют как высокую оценку нашего посильного вклада в это благородное дело. Ведь приказом Верховного Главнокомандующего за активные действия в освобождении города Орла нашей 1-й гвардейской авиационной дивизии было присвоено почетное звание Орловской.
Оборона Ленинграда
В августе Ленинград по-прежнему подвергался артобстрелам и налетам вражеской авиации. Командование разработало план разгрома дальнобойной артиллерии противника, стоявшей у стен города. Осуществить эту акцию должны были наши бомбардировщики, но мешала нелетная погода. Мне было поручено лидировать в этом полете, то есть я первый должен был обнаружить цель и осветить ее с воздуха САБами и на земле — зажигательными бомбами.
Мне уже несколько раз давали задание разведать погоду в районе Ленинграда. Если погода благоприятствовала, я должен был ожидать в стороне, чтобы начать бомбометание к прилету основной группы, в точно назначенное время. В случае плохой погоды земля перенацеливала всех на запасную цель. Чаще всего происходило последнее.
Наконец благоприятный момент настал. Метеорологи заверили, что погода над целью хорошая, и мы вылетели на ответственное задание.
Маршрут проходил восточнее Ленинграда, затем мы должны были обойти Ленинград с севера и заходить на цель через Финский залив. Насколько я помню, дальнобойная артиллерия гитлеровцев располагалась на Беззаботинских высотах. Отбомбив, мы должны были возвратиться обратно тем же маршрутом. Расчет строился на внезапности налета.
Заданная высота — две тысячи метров. Погода прекрасная, безоблачно. Обошли город с севера. Под нами — глубокий мрак, лишь изредка мелькают синие вспышки — искрят бугели трамваев.
Наземная служба наведения указывает боевой курс. Лечу над Финским заливом. Уверен, что гитлеровцы нас не ожидают. Внезапно небо впереди озаряется густыми трассами заградительного огня, простирающимися значительно выше моей высоты. Поскольку огонь ведется в основном мелкокалиберной артиллерией, быстро начинаю набирать высоту, чтобы при входе в зону огня иметь хотя бы три тысячи метров.
Сообщив обстановку на землю, испрашиваю высоту бомбометания три тысячи. Земля передала такое распоряжение всем экипажам. Вот и цель. Сбрасываю осветительные устройства и зажигательные бомбы. Цель освещена. Посыпались бомбы всех назначений с других самолетов. Море огня в воздухе, бушующий шквал на земле. Надо было возвращаться обратным курсом, но сзади настоящее пекло, да и опасность столкновения не исключена — режим высоты не всеми выдержан. Я взял курс прямо через цель на Новгород и попросил разрешения у земли возвращаться всем экипажам этим маршрутом. В правом крыле зияла пробоина от прямого попадания снаряда. Второй разорвался снаружи у фюзеляжа, и осколки изрешетили обшивку. Но жизненные центры целы, и мы, удовлетворенные результатами работы, взяли курс на свою базу.
