Каждая секунда могла и для нас оказаться последней, а время будто остановилось. Но вот долгожданные щелчки пиропатронов, бомбы сброшены. Свободный разворот — и сразу как-то легче: цель поражена. Получив две пробоины на развороте, возвращаюсь домой и узнаю горькую весть: да, то был мой экипаж.

В следующий полет мы пошли втроем: я, Шабунин и Чижов. И всю Курскую операцию 3-я эскадрилья работала в этом составе.

В других эскадрильях было больше «стариков» следовательно, меньше потерь.

Напряжение битвы на Курской дуге нарастало. Вся авиация была брошена в бой. Перед нами поставили задачу беспрерывным огнем с воздуха держать под ударом скопления войск в районе Орла. Как можно больше вылетов. Как можно больше бомб. Горючего брали в обрез: всё загружали бомбами.

Мой штурман Николай Кириллов был парторгом эскадрильи. Приходит он однажды и говорит:

— Только что было совещание парторгов. Рекомендовано провести собрания в подразделениях, развернуть соревнование между звеньями и экипажами. Давай, командир, думать, как бы нам не осрамиться. Ведь по численности наша эскадрилья не больше звена…

— Вот именно, думать надо, — поддержал я парторга. — И всё сделать, чтобы не плестись в хвосте. Работать за эскадрилью полного состава. Работать за себя и за тех парней, что сложили головы в этой исторической битве.

И мы стали думать. Включилась и комсомольская организация. В результате возник замысел, одобренный партгруппой, комсомольцами эскадрильи и поддержанный комиссаром полка М. И. Хреновым. Мы вызвали на соревнование 1-ю эскадрилью, обязавшись не отстать от нее по количеству вылетов и сброшенных бомб, по качеству бомбометания, в деле организации полетов и обслуживания машин.

Заключался план в следующем. У меня в эскадрилье осталось три экипажа, стало быть, три самолета, а положено девять. Могу я получить остальные шесть? Могу. Ведь техсоставом эскадрилья укомплектована полностью.

Договорившись с инженером корпуса полковником Гаткером, я вызываю своего инженера Плахотника и говорю ему:

— Сегодня же немедленно получай шесть самолетов из самолетного парка корпуса.

— Есть, товарищ командир, — оживившись, козырнул инженер. — А что, летные экипажи прибывают?

— Да, прибывают.

— Вот красота! — И инженер побежал выполнять приказание.

Самолеты получены и облетаны. Договор о соревновании составлен. Передать его в 1-ю эскадрилью было поручено парторгу Н. Кириллову и комсоргу В. Кикнадзе. Его приняли, хотя и с оттенком недоумения.

А замысел наш был прост: сделать как можно больше вылетов.

Летчики полка вылетают на задание с заходом солнца. Через три с половиною — четыре часа возвращаются на аэродром. Идут на КП. Пишут донесение. Затем отправляются в столовую, пьют кофе. Тем временем тех-состав проверяет самолеты, заправляет их горючим, подвешивает бомбы и так далее. Всего на подготовку самолета к новому вылету требуется около трех часов.

В моей эскадрилье три летчика, а самолетов девять — и все готовы к вылету. Возвращаясь с задания, каждый из нас еще в воздухе подает условный световой сигнал своему экипажу. Техник запускает моторы следующего самолета. Летчик заруливает после посадки на стоянку, экипаж выходит из самолета с парашютами, а тут уже стоят с кофе и бутербродами адъютант эскадрильи Карташев и старшина Шкурко.

Штурман передает адъютанту написанное в воздухе донесение, закусываем — и снова в воздух.

Всего 18 минут проходило у нас от посадки до взлёта на следующем самолете. Мы уже возвращаемся с боевого задания, а остальные эскадрильи только начинают взлетать, и мы, пересев на другие машины, летим вместе с ними, но уже в третий рейс. Лично я, конечно, не всегда выдерживал по три вылета, а мои орлята иногда ухитрялись делать и по четыре.

Было тяжело. Требовалось огромное напряжение физических и духовных сил. Трудности физические усугублялись постоянным нервным перенапряжением: противник прикрывал цели мощным зенитным огнем.

Я говорю пока о перенапряжении летного состава в сражении на Курской дуге. Да, очень тяжело. Но с не меньшим напряжением работала и Земля. Все — от генерала до моториста — работали на пределе. Четкую организацию работы боевых экипажей осуществляли штабы. Бесперебойное снабжение боевых кораблей горючим, смазочным, боеприпасами — это работа БАО. Оружейники, не разгибая спины, еле успевали, подвешивая 100-, 250-, 500-, и 1000-килограммовые бомбы, набивая пулеметные ленты; они проверяли всю систему вооружения, устраняли повреждения. Работал на пределе и технический состав винтомоторной группы.

Кончалась ночь. Усталый, но довольный проделанной работой, летный состав шел завтракать и отдыхать. А наземники? Им-то отдыхать некогда. Многие самолеты привозили пробоины, повреждения, порой довольно внушительных размеров — их нужно было успеть устранить, всё тщательно проверить, подготовить, обеспечить всем необходимым. На сон оставалось нередко всего два-три часа…

При четкой организации всей этой машины порой даже как бы не замечаешь, что эти службы существуют. После возвращения с задания все осведомляются: как связь, вооружение, как приборное, кислородное хозяйство? Всё нормально, отвечаешь, — замечаний нет. Видимо, потому и не замечаешь этих вспомогательных служб, что их хозяйство работает, как правило, четко, бесперебойно. А уж как им это удается — это их искусство. Корни не требуют благодарности от дерева за то, что они питают плоды. Но само дерево без этих корней не имело бы плодов. Кто же эти корни, эти видные и незаметные службы?

Дальнебомбардировочная авиация укомплектовалась личным составом вспомогательных служб из расчета, что боевые вылеты совершаются не каждый день. После полета в глубокий тыл, как правило, дня два уходит на профилактический осмотр и подготовку к следующему боевому вылету.

Но жизнь диктует свои условия. Боевая обстановка требует удвоить, утроить удар по врагу. И вместо одного вылета в три дня делали по три вылета в ночь и ежесуточно. Значит, обслуживающий персонал работал с удесятеренной нагрузкой.

Самая трудоемкая работа — это труд оружейников. Не разгибая спины, они почти вручную подкатывали и подвешивали бомбы, готовили бомбы и взрыватели к следующему вылету, набивали патронами пулеметные ленты. Пальцы рук распухали от набивки лент, и приходилось на эту работу поочередно привлекать все остальные службы. А все эти службы состоят в основном из комсомольцев; комсорг В. Кикнадзе применил всё свое организаторское искусство, и боевые вылеты производились без задержки.

Все службы действовали исправно и поэтому были мало заметны. Кто же эти малозаметные труженики? Назову только некоторых из 3-й эскадрильи, выдержавших высокое напряжение в полетах на Курской дуге; это старший техник вооружения офицер Краснов Е. К., техники звеньев по вооружению старшины Федосеев В. Т., Болтов О. П., Дмитриев В. Я.; механики по вооружению, или основная рабочая сила сержанты Акопян А. А., Бершанский М. Т., Синаев М. М., Плошкин В. П., Елисеев М. М., Сиротин Б. А., Байдуков А. П., и др.; это электрики Локтюхин А. И., Кикнадзе В. В. прибористы Крюк И. И., Воробьев Б. Ф., механик кислородного оборудования Гуськов П. Т., радиотехники Брисковский Ф. М., Цибизов М. И. и др.

Все мы летали с парашютами. При необходимости пользовались ими. Ни одного случая отказа, нераскрытая парашюта не было замечено. Никто из нас не следил за сроками их переукладки и не занимался этим. А парашютная служба действовала безотказно, и ее не замечали. Парашютоукладчик 2-го гвардейского полка Мухамед Шарипов горд тем, что на переуложенных им парашютах в полку спаслись 183 человека летного состава, что значительно превышает полный состав полка.

Наше командование принимало меры к тому, чтобы обезвредить зенитные батареи гитлеровцев.

Вызывают меня однажды в штаб и дают задание. Я должен появиться над целью в сумерках, на 20 минут раньше остальных самолетов, сделать три захода, равномерно распределив бомбовый груз, и вызвать огонь зенитных средств на себя.