Между тем «ядерная» почта действовала успешно. С ее помощью Келину было сообщено о том, что русская армия концентрируется на другом берегу Ворсклы, ожидаются новые подкрепления и его, Келина, задача — как можно дольше сковывать у Полтавы основные силы Карла. Генеральная баталия уже не за горами. И хотя все русские генералы не сомневались, что теперь уж со шведским нашествием будет покончено, осторожный Петр решил действовать наверняка. Он даже объяснил Келину, что надо будет делать в случае, если шведы одержат победу. Как шведы могли одержать победу, никто из окружения царя не понимал. Но Петр решил предусмотреть все возможные варианты, чтобы на каждый найти ответ и контрдействие. Если генеральная баталия по каким-то причинам закончится в пользу шведов, то Келину надлежало идти со своим гарнизоном на прорыв, чтобы соединиться с основными силами, ибо на мир с Карлом никто и ни при каких обстоятельствах не пойдет.

Теперь мы вас познакомим с письмом, которое было отправлено не с курьером и не с помощью «ядерной» почты. Его повез из-под Полтавы во Львов известный вам купец Михайло, который в тот год поспевал всюду.

«Я так давно не писал тебе, Мария, что сейчас не знаю, с чего начать. Да и Михайло меня торопит — ему пора в путь. О наших делах здесь писать незачем — Михайло расскажет. Да к тому же очень скоро под Полтавой все решится. Верю, что в нашу пользу. И говорить мне с тобой сейчас хотелось бы о другом… Два дня назад сидел я на берегу реки. Тут она не такая уж широкая, хотя и не мелкая. Смеркалось. Вода казалась жирной, тяжелой и текла спокойно, будто нет такой силы, которая могла бы остановить ее. Точно так же, как нет силы, которая заставила бы солнце подниматься на западе, а заходить на востоке, день сделать ночью, а ночь сделать днем. Не всевластен человек. Он смертен, а природа бесконечна. Уйдем мы, но так же будут бродить по небу тучи, будет течь река и светить солнце. Потом вдруг подумал: а с какой стати я себя отделяю от той же реки, от того же солнца? Они — природа. Но ведь и я — часть природы.

Потому я тоже вечен, как она сама, как вечен человек. Живы рядом с нами великие греки и римляне, жива в каждом из нас Византия, живы те воины, что полегли на поле Куликовом. Так и мы позднее воскреснем в других… Об этом догадывается и этого боится Мазепа, хоть хитрый старик пытается самому себе и другим доказать обратное, словчить и обмануть природу, эту тяжело и мощно текущую реку, уговорить ветер не дуть, а, свернувшись калачиком, посидеть тихонько где-нибудь в лесу под кустом… Может быть, тебе не совсем понятны мои мысли. Да я и сам не умею найти точные слова. Карл должен погибнуть. Мы одержим победу. Когда кончится война, я, если хватит таланта, напишу книгу о том, почему иначе и не могло быть…

Часто видится мне Львов. Отсюда он представляется дремлющим на берегу реки с удочкой в руках старичком, вспоминающим молодость и былую славу.

Сам не пойму, хочу ли возвратиться домой. Боюсь, что теперь, после всего того, что повидал здесь, буду тосковать в той тишине и уюте, которыми Львов одаривает всех. Но обо всем этом — при скорой, я надеюсь, встрече. Михайло уже на коне. Ждет письма. И слова не ложатся на бумагу, будто чувствуют чужое присутствие.

Твой Василий».

Мазепа как в воду глядел, когда говорил, что костры, ежевечерне вспыхивавшие вокруг шведского лагеря, — выдумка Меншикова или Скоропадского. Собственно, устраивать разъезды с целью разведки, жечь костры, выманивать шведов из лагеря и ловить их, дабы из первых уст узнать о планах неприятеля, приказал казачьему отряду сотника Подольского гетман Иван Скоропадский. Но князь Александр Данилович Меншиков одобрил действия гетмана и распорядился, чтобы всех «взятых в полон господ шведов» по возможности живыми и невредимыми доставляли в русскую ставку.

Но о кострах позднее. А сейчас о Петьке.

Глаза у Петьки как два василька — голубые и доверчивые. Нос конопатый. Щеки — в золотых россыпях веснушек. А всем своим обликом Петька напоминает подсолнух, доверчиво следящий за солнцем в небе.

— Дядя Василий, расскажите еще что-нибудь.

— О чем?

— О зверях, о больших городах, где высокие дома. Или о звездах.

— Этак нам с тобой на разговоры и жизни не хватит.

— Ну немножечко. Самую короткую сказку. Например, о ветре.

— Ладно, — говорит Василий. — Расскажу тебе сразу и о зверях и о ветре. Как ты думаешь, какого цвета ветер?

— Не знаю. Зеленый… Нет, он синий.

— Пожалуй, ты прав, — подумав, согласился Василий. — Он синий, с огромными крыльями. Как расправит он их, так полземли накроет. Характер у ветра беспокойный и непоседливый. Ведь это он дует в паруса кораблей, гоняет по небу тучи, шелестит травой, качает ветви деревьев. Прислушайся. Где он сейчас?

Петькины глаза стали еще круглее.

— Да вот он… Тут… рядом… в траве. И дальше — в лесу шумит.

— Еще и на речке, рябь гоняет, а на море, о котором я тебе рассказывал, поднимает волны, да такие, что некоторые из них повыше кораблей будут. В общем, ветер веселый, смелый и быстрый. А такие не всем нравятся. Многие любят тишину да покой. И вот собрались однажды в лесу звери, которым ветер очень надоел.

Василий в лицах изобразил, как медведь жаловался на то, что ветер вечно мотает у него перед мордой ветви, отчего рябит в глазах и даже путь в собственную берлогу не отыщешь. Зайцу не нравилось другое — ветер обгонял его, самого быстрого из зверей. Тихая озерная вода считала себя красавицей. Недаром же все — и люди и звери — наклоняются над нею, жадно целуют ее, утоляя жажду. Воде вовсе не хотелось, чтобы ветер морщинил ее гладкое прекрасное лицо. Даже ручеек выступил против ветра. «Жур-жур! — сказал он. — Я сам всегда в движении. Но я знаю, куда тек вчера, куда теку сегодня и куда потеку завтра. А ветер творит неведомо что, создает беспорядок и всех тревожит. Если его спрятать, сразу станет тихо и хорошо. Настанет такая благодать, такое ласковое «жур-жур», что мы все наконец отдохнем и порадуемся».

— Они спрятали ветер? — с тревогой спросил Петька. — Он ведь большой. В мешок не сунешь.

— В том-то и дело, что ветер не всегда бывает большим. Спит он, свернувшись в клубочек, где-нибудь под кустом или под деревом. И тогда его можно подкараулить и схватить.

— А он проснется и убежит!

— Если за день не очень устал. А то ведь он намается и спит крепко, хоть хватай его и вяжи. Раз уж ты такой нетерпеливый, то сразу скажу, что звери отыскали все-таки спящий ветер, сунули его в мешок, крепко-накрепко завязали, вырыли яму и закопали. И вдруг стало тихо и скучно. Остановились облака в небе. В одних местах все время шел дождь, а в других — постоянно светило солнце. Не росли жито и пшеница. Да это и понятно: там, где тучи закрыли небо, им не хватало солнца, а там, где постоянно сияло солнце, им недоставало дождя. Застыли, не доплыв до гаваней, корабли в море. Снова собрались звери на великую раду и стали ссориться: что, дескать, мы наделали, зачем ветер спрятали? И — виновных искать: кто первый предложил спрятать ветер, почему наперед не подумали, что выйдет?

— А чего же звери его сразу же не отпустили?

— Хотели было, да вот незадача: хватал и прятал его медведь, а потом он ушел и забрался в берлогу, где и уснул. Когда же его разбудили, он долго тер лапой глаза, а потом сказал, что забыл, где зарыт ветер. Мол, не обязан он все на свете помнить.

— А ветер сам убежал!

— Почему ты так решил?

— Потому что он и сейчас на воле. Вон — шумит рядом с нами.

— Правильно, убежал от всех ветер. Догадайся, каким образом он это сделал.

Петька наморщил лоб, долго размышлял, а затем убежденно изрек:

— Мышонок дырку в мешке прогрыз.

— Пусть так, — согласился Василий. — Мог мышонок прогрызть в мешке дыру. Могло и иначе случиться. Если хочешь, придумай другой конец для этой сказки.

— Ладно, придумаю, — обрадовался Петька. — Да я уже придумал, только пока говорить не буду. Пусть до завтра будет тайной.