Крман трижды перечитал письмо. От волнения у него даже вспотели лицо и ладони рук. Неужели все союзы заключаются так просто? Решили два монарха объединиться и повоевать с третьим — и вот уже десять лет в Восточной Европе гремят орудия. Да и на Западе они не умолкают. Там идет дележ «испанского наследства», а попросту — Франция, Англия и Австрия не могут договориться о том, кого следует посадить на освободившийся в Мадриде трон.

Крман поднял голову от бумаг — у двери стучали. Вскоре в комнату впустили Самуила Погорского, словацкого шляхтича, ярого лютеранина и доброго знакомого князя Ференца Ракоци.

— Вот грамота, — сказал он, поздоровавшись. — Князь посылает нас искать помощи или же в Пруссии, или у Карла. Царь Петр не ответил князю.

— Царю не до нас.

— А нам не до него. Из Вены выступили еще три полка. И скоро будут здесь.

— Все это надо взвесить.

— Что взвешивать? Пора действовать.

— Если бы знать, какое действие принесет успех, а какое разочарование!

Погорский пожал плечами:

— О чем мы толкуем? Европа в огне. Карл разгромил изменившего вере Августа Саксонского и скоро поставит на колени не только Данию, но и Россию с Польшей. Казаки на Украине выделяются в особое княжество.

— Откуда такие сведения?

— Они достоверны. Гетман Мазепа ищет путей к сближению с Карлом.

— Гетман — это король? Или он на том же положении, что и польские гетманы?

— Нет, он князь казаков, хоть и подчиняется временно московскому царю.

Крман вздохнул и подошел к шкафу с книгами, отыскал там еще одну папку.

— Фамилия этого князя казаков пишется с одним «п» или двумя?

— Не знаю, — растерялся Погорский. — Лучше написать два. Одно всегда можно зачеркнуть.

— Трагедия в том, что мы ничего не знаем! — вздохнул Крман. — Мы даже не знаем, есть ли у казаков король и сколько «п» в его имени.

— Постой! — Погорский подошел к окну. — Там кричат. Что-то горит. Люди бегут… Да это ведь наша коллегия!

— Не может быть!

— Что значит «не может быть», когда она все же горит!

— Но там наша библиотека! Там рукописи, книги! Это не должно погибнуть!

Крман и Погорский выбежали из дому. Да, действительно, над крышами двухэтажных домов стлался едкий черный дым. Его быстро уносило ветром к горам.

— Как назло, и погода ветреная! — воскликнул Погорский. — Лучшей для поджога не придумать.

Когда они подошли к месту происшествия, гасить было уже нечего. Коллегия сгорела вместе с документами, библиотекой, с хранившимися в зале картинами.

— Кто это сделал?

— Понятно — католики. И думаю, что это только начало.

— Неужели есть на свете столь подлые люди, которые сознательно могут предать огню книги?

— Даниил, ты не ребенок, откуда такая наивность? Раз князь Ракоци восстал во имя истинной веры, для блага всех протестантов, то католики ответят нам огнем и мечом. Чего иного ты ждал? Если не дать отпора, истребят не только наши коллегии и библиотеки, но и нас и детей наших. Ничего не пощадят.

— Отчего люди так злы?

— Почем я знаю, отчего они бывают добрыми или злыми?! Не об этом надо сейчас думать, а о том, как побыстрее добраться до шведского короля. Он поможет нам в борьбе с католиками. Только он — настоящая сила.

— Едем! — тихо сказал Крман. — Знаем ли мы или не знаем, кто прав, кто виноват, а нужен нам сейчас, конечно, Карл. Я не спорю. Да и к нему ближе, чем к остальным. Истина, где ты?

— Поищем ее в пути! — ответил Погорский. — Или проживем без нее. Была бы помощь Карла…

— А ты уверен, что Карл поможет?

— Никогда и ни в чем нельзя быть окончательно уверенным! — нервно дернул плечом Погорский. — Но и пребывать в бездействии уже нельзя. Поджог нашей коллегии, гибель библиотеки — начало большого наступления Габсбургов на всех протестантов.

— Да, конечно, — согласился Крман. — Я все понимаю. Я просто хотел бы подумать. В спешке правды нет.

— О чем думать? Ждать, пока нас всех перебьют? Вперед!

— Мы поедем через Львов?

— Не знаю. Вряд ли. Удобнее, наверно, через Краков.

— Жаль.

— У тебя дела во Львове?

— Нет. Но там живет один мой хороший знакомый.

— Знакомый подождет. Сейчас не до разговоров. Надо ехать.

— Хорошо! — решился Крман. — Хоть завтра утром.

Впрочем, выехали они вовсе не на следующее утро, а лишь через три месяца. Их задержали в Пряшеве не только дела, но и отсутствие каких бы то ни было вестей о местонахождении Карла XII и о его дальнейших планах.

Грустно было Крману покидать милый, родной сердцу Пряшев. Казалось ему, что там, в мире бескрайнем и беспокойном, ждут их с Погорским тяжелые испытания или даже гибель. По-тому-то накануне отъезда Даниил долго бродил по уютным улочкам городка, затем вышел в поле, сел на пригорке и долго глядел на голубые, поросшие смереками[14] холмы. Издалека доносилась песня косарей. Самих косарей не было видно. Лишь голоса их стелились над полем и улетали высоко-высоко, к белым крутолобым облакам, степенно, как корабли по морю, плывшим в сторону далеких гор.

Надолго запомнились Крману солнечный день и песня. Позднее он вспоминал об этих минутах как о тихом рае, пригрезившемся в сладком предутреннем сне.

Дорога их была долгой и нелегкой. Во Львов они так и не попали. А у Даниила Крмана появилась возможность, глядя в окно повозки, поразмыслить о том, что истина, может быть, специально сокрыта от людей. Ибо познай они ее, жизнь стала бы до того простой и понятной, что наступила бы скука, которая, наверное, страшнее смерти.

На этот раз вы познакомитесь с несколькими документами, имеющими отношение не только к разным людям, но и к разным странам. Вот они.

«…Иоганн Фридрих Беттигер еще в двенадцать лет обнаружил склонность к алхимии. Он поступил учеником к одному провизору в Пруссии. Позднее Беттигер стал работать сам. Говорят, ему действительно удалось сделать несколько удачных опытов. Это привлекло всеобщее внимание и возбудило много толков по всему городу. Слух дошел и до двора. Король Фридрих I велел тотчас арестовать молодого лаборанта, занимающегося тайными изобретениями. Но Беттигера предупредили вовремя, и ему удалось благополучно скрыться из Берлина в Виттенберг.

Теперь он находится в саксонских владениях, и вряд ли было бы разумным выдавать его пруссакам».

Вы, конечно, догадались, что Август ухватился за идею: вдруг молодой алхимик преуспеет в своем деле? Ведь золото столь необходимо, чтобы скупать престолы, симпатии современников, благосклонность римского папы. Даже для того, чтобы просто переменить одно вероисповедание на другое, тоже необходимы деньги. И Август решил вопреки требованиям прусского двора Беттигера, как саксонца по происхождению, не выдавать. К юному алхимику приставили штатгальтера[15] графа Фюрстенберга. Алхимик произвел несколько опытов в присутствии штатгальтера, затем передал ему на сохранение небольшой пузырек со специальной ртутью, заклиная графа не делать никаких опытов при короле До поры, пока он, Беттигер, не сотворит специальные заклинания. Фюрстенберг во всем этом ничего не понял, но поспешил с пузырьком к Августу. И надо же было, чтобы во время доклада королю (Август тогда еще прочно восседал на польском престоле) в комнату вбежала собака, махнула хвостом и разбила пузырек. Ртуть, вылившись на паркет, рассыпалась на сотни юрких блестящих шариков. Король и штатгальтер бросились ее ловить. Напрасно! Хотели наказать собаку, но что возьмешь с бедной бессловесной твари, которая только то и умеет, что выслеживать птицу! Алхимия с ее премудростями собаке была явно не по духу.