Зверевский прочитал письмо и почесал бритую голову.

— А надо ли тебе ссориться с гетманом? Палий тоже будет подчинен ему.

— Я бы хотел получить тому подтверждение от самого Палия.

— Так ли, иначе ли, но его милость гетман ставит непременным условием, чтобы вы без его ведома не делали попыток захватить Мазепу, а тем паче — судить его. Гетман желает сам судить изменника от своего имени и имени народа Украины.

— Если Мазепа будет нами захвачен, мы, с ведома Палия, готовы передать его в руки гетмана.

— Его милости гетмана, — поправил Зверевский. — Я передам твое послание, хотя мог бы дать совет быть с его милостью вежливей, если хочешь остаться во главе отряда, а после победы получить хорошую должность.

— Должности мне не нужны, — сказал Василий. — Те шестьсот человек, которые сейчас находятся в моем распоряжении, готовы к боям. Мы будем согласовывать свои планы с планами гетмана.

— Его милости гетмана Украины и войска казацкого, — почти с угрозой произнес Зверевский.

Минуло еще дней двадцать. И вездесущий Зверевский вновь отыскал отряд уже с категорическим приказом Скоропадского идти на соединение с главными гетманскими силами. Сам Василий именовался в этом приказе сотником Подольским, из чего можно было сделать вывод, что Скоропадский решил возвести его в этот ранг и таким образом прибрать к рукам.

— Еще и до полковников дослужишься! — сказал Зверевский. — Его милость ценит верных людей. Семен Палий уже в главной ставке войска царского. Его люди перешли под начало его милости гетмана Украины. Дело за вами.

Ссориться с гетманом было бы неблагоразумно да и ненужно.

Василий написал новому гетману письмо, в котором подчеркнул, что отряд честно исполнит свой долг в борьбе с врагом. А враг и у царя Петра, и у гетмана, и у тех, кто пришел в отряд Василия, сейчас один: шведы и переметнувшиеся к ним сторонники Мазепы. Потому отряд готов исполнять приказания как самого Скоропадского, так и генералов его царского величества.

В ответ последовал приказ «сотнику Подольскому» вести отряд поближе к Полтаве, тревожить неприятеля везде, где это возможно, высылать разъезды к его расположению, а пленных доставлять гетману для «дознания планов господ шведов и вероотступника Мазепы…».

— Пане сотнику, вы сегодня еще ничего не ели. Я принесла от общего котла…

Это была Евдокия, восемнадцатилетняя дивчина, появившаяся в отряде вместе с братом после боя у Опошни. В руках у Евдокии была оловянная тарелка с кашей. Она держала ее двумя руками прямо перед собой.

— С каких это пор я стал паном сотником?

— Все люди вас так называют.

— С легкой руки гетмана, что ли?

— Про гетмана я ничего не знаю, — сказала Евдокия и почему-то покраснела и опустила глаза. — А то, что вы не ели, знаю точно. Каша без сала, но вы все равно покушайте. Третий раз разогреваю.

— Нет воды? — спросил король. — Не пойму, о чем вы толкуете, граф. А это что?

— Это болото, ваше величество. Вода в нем гнилая.

— Вы преувеличиваете, граф. Велите мне принести немного этого болота…

И на глазах у первого министра и всего штаба король выпил полную кружку пахнущей прелью и серой мутной болотной воды.

— На походе как на походе! — сказал он. — Тут нет и не может быть пуховых перин, натертых воском полов и прочих райских прелестей. Кроме того, на войне часто люди гибнут. И это тоже неизбежно.

Возможно, своей сдержанности, а также умению искренне, а не только для формы выслушивать собеседника Пипер и был обязан тому, что в свое время король произвел его в графы, а затем и в первые министры. Пипер осмеливался даже иной раз возражать Карлу. Такого права не было больше ни у кого.

— Ваше величество, армия измучена болезнями и голодом. От Мазепы мы практически не получили никаких подкреплений, если не считать денег гетмана, которые нам сейчас совершенно ни к чему. На них здесь ничего нельзя купить. Конечная цель нашего похода так же далека, как и год назад. Теперь мы заняты бессмысленной осадой маленькой крепости Полтавы. Вы продолжаете выслушивать жалкого старика Мазепу, который советует совершить пешую экскурсию в Азию… Все это пугает, ваше величество, и озадачивает.

— Граф, — спокойно и грустно сказал король, — разговор о прогулке в Азию не более как шутка. Я отлично знаю географию. Что же касается Мазепы, то я бы назвал его не жалким стариком, а стариком добрым. Он искренне желает нам помочь. Предоставил к нашим услугам часть своей казны. Не его вина, что его подданные по трусости не пошли вслед за ним.

— По трусости ли? — пробурчал Пипер. — Куда девается их трусость, когда они угоняют наших лошадей, утаскивают пушки, убивают солдат и крадут генералов?

— Но тем не менее в конечном итоге мы их всегда обращаем в бегство.

— А если это не бегство, а тактика?

— Какая тактика? Во всех случаях показывать неприятелю спину?

— Тактика внезапных набегов и изматывания противника. Кроме того, будьте справедливы, ваше величество, русские за последние годы очень укрепили армию. Их действия в Польше и под Лесной наводят на грустные и тревожные раздумья.

— Там не было меня.

— Слов кет, ваше величество, вы — выдающийся полководец.

— Я солдат! — резко сказал король. — Я — первый солдат своей собственной армии. Я вел и веду себя так, чтобы каждый мог брать с меня пример и на походе и в бою. Кроме того, я король. И обязан думать о благе своей страны.

— Об этом мы все вас и просим! — воскликнул Пипер. — Надо возвращаться, отбить у русских все наши прибалтийские владения.

— Поздно! — сказал Карл. — Нам преградили дорогу к отступлению казаки Скоропадского. Они растащат по частям нашу армию еще до того, как мы доберемся до Минска. Но предположим, отход будет удачным. Что же дальше? Начинать все снова?.. Отойдемте в сторонку от моей палатки, граф, хочу сказать вам несколько откровенных слов. Вы самый осторожный и дальновидный из моих советников. Вы должны многое понимать. Как вы думаете, почему я, воин и никак не трус, так долго тянул с этим злосчастным походом на Россию?

— Вы, видимо, считали, что поначалу надо разгромить саксонцев и навести порядок в Польше.

— Чепуха! — сказал Карл. — С саксонцами можно было расправиться и позднее, в одну из свободных минут. Что касается Польши, то в ней издавна царит беспорядок. Опасность для нас представляла, представляет и будет представлять только Москва, которую я не понимаю и откровенно боюсь. Да, я боюсь ее. И не только я. Ее боятся многие. Россия маловразумительная страна. Царь Петр, который решил пригласить на службу иностранцев, строит на реках какой-то флот и, говорят, открывает заводы, может стать очень опасным. Я не так наивен, как это кажется, граф Пипер. Мне просто удобней таким казаться. Это позволяет, не выдавая себя, получше присмотреться к окружающим. Кроме того, мне нужны бравые генералы, а они могут быть только у бравого короля.

— Вы не перестаете меня удивлять, ваше величество! — прошептал Пипер. — И весь мир тоже.

— Хочу верить, что у меня достанет сил удивить его еще раз.

— Что же нас всех ждет?

— Смерть или не очень почетный мир. Сейчас я отклонил предложение царя Петра о перемирии не только потому, что он хочет оставить за собой отвоеванные области. Боюсь, что их так или иначе придется отдать…

— Что вы говорите, ваше величество! Я не ослышался?

— Нет, граф, вы не ослышались. Хватит притворства. Забудем на минуту о ролях, которые каждый из нас вынужден играть. Что я получил в наследство? Державу с великолепной армией, но почти пустой казной; благополучие и будущее во многом зависело от того, удастся ли удержать отобранные когда-то у русских территории, законность захватов которых — во второй раз повторяю вам это — русские никогда не признавали. Что оставалось мне? Воевать. Запугивать их разделом России. А сейчас мне надо взять эту мелкую крепость, выиграть у царя хотя бы одну большую баталию, а затем уже пойти на новый мир. Мы снимем свои угрозы взять и разорить Москву, а они отказываются от Лифляндии и Эстляндии и прекращают строить крепости на Неве.