— Мрачная перспектива, ваше величество. Выходит, все жертвы были ни к чему.

— Как это ни к чему? Мы боремся за право выжить в качестве влиятельной державы. К тому же на моей стороне еще одно преимущество. Царь Петр меня боится, что совершенно очевидно. По сей день не может забыть разгром под Нарвой. Надо пользоваться моментом. И потому мы сейчас дадим приказ к штурму крепости. Возьмите свою подзорную трубу. Понаблюдайте. Не ленитесь.

Пипер повиновался. Идиллический пейзаж: небольшой городок на возвышенности, окруженный двойным валом и вырытыми шанцами. Напротив недостроенного монастыря уже были сооружены шведские апроши[28]. Между монастырем и городом протекала небольшая и, видимо, не очень глубокая река. По ту сторону реки русские уже начали рыть окопы. Трудно было сказать, подвел ли фельдмаршал Шереметев сюда все свои силы или же только авангард, но Карл весьма мудро распорядился сделать окопы на другом берегу реки, чтобы не позволить русским подбросить в крепость подкрепления.

Пипер безучастно разглядывал полтавские валы, а сам вспоминал беседу между королем и генерал-квартирмейстером Гилленкроком, свидетелем которой ему довелось быть месяц назад.

«Вы должны приготовить все для нападения на Полтаву», — распорядился тогда король.

«Намерены ли ваше величество осаждать город?» — уточнил Гилленкрок.

«Да, и вы должны руководить осадой и сказать нам, в какой день мы возьмем крепость. Ведь так делал Вобан[29] во Франции, а вы — наш маленький Вобан».

«Как бы велик ни был Вобан, он имел бы сомнения, видя недостаток во всем, что нужно для такой осады».

«У нас достаточно сил, чтобы взять такую жалкую крепость, как Полтава?»

«Хотя крепость и мала, ваше величество, но гарнизон ее упорен. Там четыре тысячи человек, не считая казаков».

«Когда русские увидят серьезность наших намерений, они сдадутся при первом же выстреле, — упрямствовал король. — Для осадных работ я думаю употребить запорожцев Мазепы».

«Но запорожцы никогда такими вещами не занимались. Кроме того, у нас совсем нет пушек. Я не понимаю, каким образом будет взят город, если нам не выпадет необычайное счастье».

«Да, вот именно: мы должны совершить то, что необыкновенно, — заявил король. — От этого мы получим честь и славу».

Но необыкновенное счастье не приходило. Первая шведская атака на крепость была отбита с большим уроном для осаждающих. Не принес победы и настоящий штурм, последовавший через два дня после атаки. Тогда сам король провел рекогносцировку полтавских укреплений и пришел к выводу, что валы низки, укрепления не так хороши и основательны, чтобы обеспечить безопасность гарнизона. Однако следовавшие один за другим штурмы, как ни странно, заканчивались полным провалом. Более того, полтавский комендант Келин, которого Карл поклялся повесить, как только он попадет в руки шведов, провел несколько удачных вылазок, захватил пленных, разрушил апроши, которые начали возводить шведы вблизи полтавских палисадов. А напротив Полтавы, за рекой, царь Петр и фельдмаршал Шереметев всё стягивали и стягивали в кулак главные силы русской армии. Это не предвещало шведам ничего хорошего. И теперь Пипер понимал, что и Карл это знает и видит, а личина легкомысленного баловня судьбы понадобилась ему для поддержания собственного духа и духа солдат. Этот узкоплечий, сутулый человек с узким лицом, на котором как-то неожиданно вырастал большой хищный нос, был не только талантливым воителем, но и хорошим актером.

— Вы о чем-то задумались, граф?

— Да, на минуту ушел в свои мысли.

— Эта минута растянулась на полчаса, — без улыбки произнес Карл. — Русские успели отбить наш очередной штурм. Я решил было, что вы уснули.

— А дальше? — спросил Пипер. — Что будет дальше?

— Новый штурм, — отрезал король. — Будем пришпоривать коня. Вперед, не оглядываясь! Я приказал повторить атаку.

Пипер видел в подзорную трубу, как по апрошам побежали к крепости крошечные фигурки. Странно было понимать, что на самом деле это были живые люди из плоти и крови, чьи-то сыновья и отцы, чьи-то мужья или женихи. С полтавских валов ударили пушки, началась ружейная стрельба. Поле быстро заволакивало густым серо-белым дымом. И все же можно было разглядеть, что в тех местах оловянные солдатики, одетые в шведские мундиры, взобрались на вал. Несколько из них были сброшены вниз. Другие совершали странные судорожные движения. На самом деле это они кололи штыками или, приложив приклад к плечу, целились в неприятелей.

— Наконец-то! — сказал король. — Давно пора было захватить эту крепость. Слишком долгое стояние у ее валов плохо действует на наши войска. Надо усилить натиск.

Полтавские пушки все еще не прекращали стрельбы. Валы совсем заволокло дымом. Граф Пипер поймал себя на мысли, что впервые понял, что эта красивая картинка на самом деле — поле брани, на котором побеждают или гибнут люди, такие же, как он. Странно, что ранее он об этом никогда не задумывался. Просто не приходило в голову. Понимал, что противника надо оттеснить, обмануть, обойти с тыла… Видел и собственных убитых и раненых. Но уже после боя, когда красивая картинка переставала быть картинкой, а превращалась в реальную землю с полями, холмами, реками, которую король и его свита осматривали после очередной победы. Будет ли так и теперь? Войдут ли они в конце концов в Полтаву?

Король что-то пробормотал, но Пипер не расслышал слов.

— О чем вы, ваше величество?

— Штурм отбит! — бросил Карл. — Они столкнули наших с валов. Хотел бы я знать, откуда у коменданта этой жалкой крепости берутся силы?

Этот молодой шведский кирасир был человеком веселым и, наверное, даже немного легкомысленным. Но одно несомненно — парнем он был не робкого десятка. Иначе не рискнул бы в одиночку идти лесной тропой, беззаботно напевая что-то и размахивая сорванной по дороге дубовой веточкой. Ходить в одиночку шведам не следовало бы даже вблизи своей главной квартиры. Но уж очень хорош был этот майский день — как не запеть? Весело и озорно светило солнышко, которое казалось ласковым и вовсе не жгучим, что, впрочем, было впечатлением весьма обманчивым. За каких-нибудь два часа на нем можно было и обгореть. Вот почему кирасир и налепил на нос зеленый листик. Видимо, он следил за своей внешностью. Да об этом можно было догадаться и по тому, как ладно сидела на нем обычная форма, в каком хорошем состоянии были ботфорты, смазанные и начищенные. Конечно, щеголь поступил все же крайне неразумно, отправившись в рискованную прогулку по лесу. Но что делать, если на душе поют соловьи, если ты молод, мускулист и силен и тебе кажется, что сам черт тебе не брат, а ведьма не кума.

Судя по всему, этот легкомысленный кирасир испытывал радость от самого факта бытия. Даже песня, которую он пел, нисколько не напоминала нечто связное и осененное мыслью. Скорее, это было какое-то щебетание:

Но, как известно, судьба бывает снисходительна к смельчакам, одержимым и детям. Кирасир избежал засады, на него не напали казаки, не сразила шальная пуля, хотя он вовсе не заботился о собственной безопасности. Напротив, услышав в чаще голоса, он смело повернул на звук. Раздвинув сосновые ветви, увидел троих саксонских офицеров, сидевших у небольшого, уже гаснущего костра. Над костром, надетый на шпагу, жарился тощий и не то очень уж старый, не то плохо кормленный петух. Да к тому же неумело ощипанный. Саксонцы испугались, завидев кирасира. Тот лишь усмехнулся, помахал офицерам рукой и, не вступив в разговор, продолжал свой путь.