«Наскозь» (1960–1965) «Слова поэта — его дела…» Слова поэта — его дела. Пушкин. Но право на слова — Дают дела. «Нет, не благополучное…» Нет, не благополучное Супружество — Бездонная Вселенная. Достойное несенье Ужаса — Судьба людей Священная. ЖАРА В МОСКВЕ Жара — такой богатый дар, Что поникают плечи! Сорокаградусный нагар Неимоверной печи. Понятно, что, москвич, ты зол На лето без отъезда… За то Каир к тебе пришел, Сахара — безвозмездно. Коль ты не болен, то влюблен В раскраску легких тканей, В раскрытый ротик Сандрильон И жадность их исканий, В тот смуглый вырез на спине С пикейной оторочкой… Она? Но дело ведь не в ней, А в яркости восточной, В округлой сочности плода И вызреванье цвета, В том, что ты выберешь тогда Из уличного лета. Стоп! На Кузнецком продают Под зонтиком игрушки, Заводит глазки милый плут, Ждут участи зверюшки. Явилось на открытый свет, Что в магазинах жило — Пунцовый галстук крикнул вслед, Попутно манит мыло. И в самой жажде есть восторг. Она рисует воду, Как цель невылазных дорог, Отраду и свободу. Ты в этот час не пожелал Судьбы разнообразной, Когда вошел и в руки взял Стакан воды алмазной. «Аллейная прохлада…» Аллейная прохлада, Сквозистый коридор — Вот августа баллада, Сентябрьский кругозор. В веках сложились сказки, У сказки нет конца, Начала нет у пляски, У ветра нет лица. «Пустынные свиданья…» Пустынные свиданья С опавшею листвой, Вдоль пруда обгонянье Прискоки ветровой. Красивая обида Оборванных ветвей, Восторженно завидую Шуршащей тьме аллей. Властительница прачка Сняла с дерев наряд — Прополоскать в заплачках И пурпур, и гранат. Разбойники! Вы клада Не поняли цену! А я тому и рада, — В сухом огне тону. Колдуньи, ведьмы, феи, Подземной кузни сброд, Волшебники, злодеи, Царевен хоровод! Вы возродились в чарах Пылающей листвы, Вы закружились в парах Над кладбищем травы. Воробушки с дорожки, Ладони и сердца, Вас нужно осторожно Вложить на дно ларца! Вас дворничиха злая Сметает с мостовой… Как смеет! Ветер знает, Что делает с листвой. «О, как ты сквозистая…»
О, как ты сквозистая Обрывающая листья! Не поля, не леса, не туманные реки Остаются разлучные дали в отчизне! Ты напомнила вновь, что несчастна вовеки Любовь человечества к жизни. СТРАНИЦА Июньский день прохладен, свеж. И так же, как снегов растаянье, Он увлекает за рубеж, Он видит все на расстоянии. Вот продается на углу Последних ландышей дыханье. Стекают капли по стеклу. Зонты навстречу в колыхании. В домах сегодня разговор Ровнее, без бросков отчаянья. Сегодня именинник — вор, В ком столько прелести раскаянья… «Мы дружим с призраком…» Мы дружим с призраком Офелии, Мы ненасытно любим снег, Цветенье вишен нас овеяло В садах, сбегающих до рек. И уступать свое сокровище Тому, чему названья нет? Ты одраконен, очудовищен В атомном взрыве Белый Цвет! НАВОДНЕНИЕ Щетинка трав, торчащих над водой, И кучка голая испуганных деревьев… Разлив был настоящею бедой, Одной из бед исконных, древних. То ль, изменив извечной высоте, Плашмя упало страшным ливнем небо, То ль воды, сдавленные в темноте, Из-под земли взорвались силой гнева? Ни пристани, ни птицы, ни жилья. Кругом все одинаково бесцветно. И где-то здесь в пространстве сером я Без образа витаю незаметно. Точь-в-точь так было в незабытом сне. Там я умела в воздухе держаться И, кончик ног не замочив в воде, Пронзительно грустить, но не сдаваться. Теперь в салоне, средь пейзажей броских Вновь узнаю те ветлы в бездне вод. Читаю: «Озеро в Днепропетровске. Художник Пащенко. Тридцатый год». |
