3 Как странно я запомню это лето, Где, царственным вниманием согрета, Я в ласточку менялась из совы! О, древнее лукавство жизни, Приоткрывающее путь к отчизне — Зеленый цвет травы! И как меня загадочно делили, Потягивая кончики усилий, Любовь, трава и лень! О, сад мой под Москвой, всех трогательней мест! Глядеть, дышать — никак не надоест! Торжественно-бездумен день! БАЛЬМОНТУ Колкой шерсткою рукоплесканья пробежали В говорливой, многолюдной зале. Люстры слабо-пьяный свет — Душу обнимающий браслет. Голос вспоминал Эпоху Возрожденья, Страстно-рыжую и полную кипенья, И стояло предо мной весь час Ваше имя зорким, как алмаз. Может быть завидным перед смертью Воздух золотистый на концерте, И, подобна греющим ручьям, Нежность к Вашей жизни и стихам. ФИЛИ В сугробах старого дома Тетушки пили кофе В медлительные часы Медлительной крови. Неизменная Анна, Всегда опрятно одета, Входила подать сливки, Простучав каблуком по паркету. Ленились в саду розы. Воздух жужжал от зноя. В низкие окна ломилось Небо голубое. Но опускали шторы, Ведя разговор по хозяйству, Затворяли дверь на террасу Из нелюбви к пространству. В комнатах чинно. Дышит Прохладный букет резедовый, Начат роман английский, Герои с пробором ровным. Или пасьянс разложен, Тоскующий беспредметно О человеческой жизни Нашей, грустной и смертной. ПРАДЕД Никто никогда не расскажет: Каким был мой прадед? Шутником ли? Прижимистым? Рослым? Был ли суровым в правде? Избяным запахом дышит Галич костромской, Откуда с рыбным лотком Он шел на встречу с судьбой — С Москвой. Шагал отважно, Сероглаз, молчалив, упрям, Мертвым серебром рыбы Торгуя по господам. Что думал он на ветру, С ношей идя перелеском? Мечтался ли дом ему, Окна с ситцевой занавеской? Или без мысли вдыхал, Шагая, смутную радость, Что держит правнучку, меня, На земле вескостью клада. Сеанс «Джоконды»
«Тебе восторг далекий хор Поет сквозь заросли преданья, И крепкий воздух снежных гор — Твое посмертное молчанье». Зеленоватые струйки на побегушках У жажды неги сквозной — Фонтаны. Музыка искр и брызг. Леонардо, внедренный в окно. Вот вошла. Полуоткрытые двери. Улица, как кометный хвост. Моря волненье. На середину выдвинутый холст. Лунный обморок. Корней недомолвки. Человеку великий соблазн — Матовое лицо Моны Лизы С двойственным выражением глаз. Борясь с хищными свистами, Палимый едким огнем, Линии чистые Намечает он. В ее улыбке — Дрема и топи. Полуотказ жить на Земле. Дерзновенье Луной над любовью Полнеет. «Второй „Домострой“» (1923) I Наказание от отца к сыну «А плетью бережно биты: и разумно, И больно, и страшно, и здорово». Сильвестр Не разоряй зорь. Не спугивай снов. Не возмущай камнем Глубокую тишь. Веруй в скрытые клады. Помни страх. Из крепких корней Носи корону в кудрях. Почерпни из берложьего дома Тепла запас. Не бери черта в рот. От моленья Лукавых не отводи глаз. Достойно и прямо Живи меж дерев. Взволнуй, воспитай Праведных гнев. По глазам и душам Странствуй странным, Легче пуха Касаясь раны. Нет отечества кроме грома В седых туманах Отца. Нет дома кроме дома, Ясного кротким сердцам. Не зная, Что жалость, что ярость В тебе и судьбе, Что веток дрожанье, Рябь на воде, Движенье, дыханье, Вздох, Солнечный свет — Твои чертог. Поклон ручьям И мгновенной Влюбленности алых зарниц. Руки води осторожно, Как для ласки птиц. Спицы сломались В колеснице пророка Ильи, Яблоню, грушу От потопа не спасли. Птицы зарылись в гнезда, В грохоте мир пропал, Звезды с неба сорвались, Грозный вал набежал. И все — ради молоденьких просторов Меж невестиных берез, Ради садовых дорожек В отважной россыпи слез. Нависли колосья влаги, Жаворонки ясны. Каждый зверек оживает С весельем своей вины. И метнул Саваоф Горячей строкой на сушу — Из обломка радуг моих Построй человечью душу. |