Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Ленард с неподдельным интересом слушал его рассказы. Валерий мог часами говорить о происхождении слов «кретин», «дурак», «подонок», «шваль» и многих других.

А другим хобби, тесно связанным с этим, было создание неологизмов. Он даже готовил к изданию целый словарь, в котором изменение одной буквы или их перестановка придавали слову или фразе совсем другой смысл: «гашишник на посту», «хренометраж времени», «отрыгной талон», «пердоплата». Фиксировал он и замечательные опечатки: «гавнокомандующий», «распой среди бела дня», «запердельный режим».

Ленард предложил пополнить дело его жизни новым разделом: забавными совпадениями в других языках. Разумеется, первым словом здесь было «урода», которое на польском и чешском означает совершенно противоположное русскому понятию. Из болгарского туда попали «Яйца на очи» (яичница-глазунья) и «Дедо Мраз» (Дед Мороз). Ленард ещё подарил ему такие перлы, как «херня» (биллиардная), «питомец» (придурок), «пирделка» (девушка) и другие. Особенное удовольствие Валерию доставил рекламный лозунг «Кока-колы» «совершенное творение», которое по-чешски звучит так: «Доконали твари».

А за такие шедевры, как «позор на пса!» (осторожно, злая собака!) и «срана служба» (скорая помощь), Валерий поставил ему бутылку водки.

Ругательства и проклятия существуют во многих языках. В русском они обычно касаются интимных органов и их отношений. Сравнить человека с каким-то животным типа собаки, крокодила или змеи – тоже оскорбление, но гораздо меньшее по силе эмоций.

Ленард же пояснил, что на их языке половые отношения в разной форме не имеют особой эмоциональной окраски, зато сравнение твоего собеседника с таким полезным и даже симпатичным животным, как корова (курва), может навлечь на тебя большие неприятности. А выражение «я имел с твоей мамой половой контакт» означает всего-навсего: «мы можем стать родственниками» или «я готов тебя усыновить».

Валерий читал ему наизусть поэмы Баркова, озорные стишки Лермонтова и Есенина. А иногда его тянуло на монологи, и он риторически вопрошал Ленарда:

– Почему эротические произведения «Декамерон» и «Золотой Осёл» признаются «классикой мировой литературы», а на «Луку Мудищева» льют грязь? Мопассана и Арсан издают миллионными тиражами, «Эдичку» тоже недавно опубликовали, а на Баркова наложили запрет?

Матерился Валерий постоянно. Один раз Ленард тайком записал его речь на магнитофон, и через пару дней с приятелями прокрутил ему запись с приложением стенографической справки. За 87 секунд Валерий произнес 62 слова, из которых 38 было матерных. Тот расхохотался и послал всех в задницу. Но следующая стенограмма содержала уже всего 27 матов на 64 слова. Затем его лексикон закрепился всего на десяти матах в минуту.

* * *

Недавно Валерий побывал у него в гостях. Хотя оба они закончили экономический факультет, Валерий работал в области филологии, стал заведующим кафедры славянских языков в одном из институтов. Тема докторской диссертации была следующая: «История и эволюция обсцентной лексики славянских народов».

Он издал свой словарик, тот разошёлся огромным тиражом, и он подарил Ленарду авторский экземпляр с дарственной надписью.

Первое, что Валерий произнёс, войдя в его квартиру:

– Ну ты (непечатно) и живёшь! Я уееееею!

Но после этого за все те дни, что гостил у Ленарда, не сказал ни одного подобного слова, даже в церкви!

Вздох глубокий, руки шире!

В пятницу мне опять позвонил Дамиано.

– Интересно, чем сейчас придётся заниматься? – уже раздражённо спросил я.

– Приходите в кафе через дорогу.

Он сидел на своём привычном месте и потягивал неизменное кофе.

– Вам предстоит командировка.

– И куда?

– Недалеко, в «мёртвую зону».

– Куда-куда?

– Есть такой город.

Я знал это место и бывал там пару раз, помогая знакомым в переезде в «чистилище».

Весь русско-язычный город когда-то держался на единственной фабрике по производству керамики. Но фабрика не выдержала конкуренции в период смены экономической формации, и все остались без работы.

Молодёжь дружно рванула за границу. Некоторым повезло, они нашли работу в столице, и ездили каждый день по два часа на электричке. Потом прогрессивное государство разобрало железную дорогу, чтобы безработные не сдавали рельсы на металлолом.

Жители стремительно скатывались на дно жизни: продавали квартиры за бесценок и уезжали, кто куда, за пятьсот долларов там можно было купить трёхкомнатную квартиру. Скоро туда начали выселять тех, кто потерял жильё в столице.

Постепенно контингент стабилизировался, опустившиеся люди продавали мебель, электроплиты, отпиливали радиаторы и сдавали в пункты вторсырья. Продавали всё, что можно было продать: за ящик водки, за пять бутылок, за одну.

Скоро появились пятиэтажки, в которых не было ни одного жильца.

Государство же было озабочено правами человека в сопредельных странах и считало более целесообразным финансировать тамошних диссидентов, а не помогать своим согражданам.

* * *

– Отправляться туда – послезавтра, а завтра в 11 часов я должен видеть Вас в этом зале. Купите себе лёгкую спортивную форму, а лучше кимоно, – и протянул входной билет в один из спортзалов.

Я появился там в назначенное время, но у входа меня встретила удивлённая дежурная:

– Сегодня наш центр здоровья не работает!

Я показал ей именной билет, и она меня пропустила.

Дамиано разминался на одном из тренажёров, он уже был в спортивной форме.

Зал был пуст – ни одного посетителя, хотя на выходные здесь всегда полно народу. Неужели Дамиано выкупил весь зал?

Он как будто прочёл мои мысли:

– Именно так. Вам предстоит за сегодня наверстать упущенное за десять лет. Я вижу, Вы давно пробежку не делали. Выпейте это!

Он протянул мне какую-то бутылочку.

– Это допинг?

– Нет, «стрихнин».

– Тогда выпью!

Мерзопакостный напиток вышиб из меня лавину пота. Сначала чуть не стошнило, но через минуту я ощутил непередаваемую эйфорию. Всё во мне пылало и пело, а в глазах помутнело. Я ничего не видел, полная темнота!

Но постепенно начали появляться отдельные детали, и сквозь туман я видел отрубленные головы и руки, окровавленные тела людей и лошадей. Несколько десятков воинов в каких-то экзотических халатах махали над головами длинными палками и мечами, чему-то радовались и кричали на непонятном языке.

Я когда-то читал о галлюциногенах. Кажется, ЛСД обладает таким действием, ещё подобный эффект имеют мескалин и псилобицин.

– Видите периметр? – услышал я сквозь туман. – Лёгким шагом, бегом марш! До тех пор, пока не скажу: «Афины!».

– A fino? До конца?

– «Афины». Avanti! Вы должны пробежать двести сорок два круга.

Я побежал лёгким шагом: раз-два, раз-два!

Первые сорок кругов прошли под кайфом «стрихнина», было даже весело и интересно. Пятидесятый, шестьдесят второй круг. Кайф уже проходил, и я начал уставать.

– Дамиано, может, хватит?

– Avanti!

Девяностый, девяносто пятый, сотый круг.

– Avanti, Фиддипид!

Я бежал мимо шведской лестницы, впереди видел только пустынную дорогу. Людей нигде не было, только в некоторых местах виднелись следы проехавших телег и кучки лошадиного навоза.

Сто пятый, сто пятнадцатый, сто сороковой круг.

– Ты должен, Фиддипид, ты можешь, Фиддипид!

Почему-то я не удивился, что Дамиано называл меня чужим именем: так делают зомбирование, и препарат этот он дал не зря. Потом выдаст новые документы, сделает пластику на лице и пошлёт подрывать Акрополь. А это – только предварительная тренировка, чтобы убегать от греческих полицейских. Но те поднимут вертолёты в воздух и просто пристрелят меня сверху.

* * *

Я чувствовал себя намного старше своего возраста, но я обязан пробежать дистанцию, все 242 круга.

16
{"b":"238948","o":1}