Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Одновременно великий князь известил посла Дмитрия Шейна о приглашении Скарии в Москву, а вместе с тем и о том, что Менгли-Гирею послана грамота с просьбой послать в Черкассы двух человек, знающих дорогу в Москву, чтобы проводить Захарью к великому князю. Кроме того, Шейну было приказано послать княжеского татарина, «которого пригоже», дабы и он сопровождал Захарью[187].

Но и на этот раз приезд Захарьи не состоялся по каким-то неведомым обстоятельствам. Тогда были приняты новые меры. В сентябре 1489 г. к Захарье были посланы с грамотою великого князя москвитин Мичюра Доманов и селянин Данилко из Кафы, а татарину, которому прежде было поручено сопровождать Захарью, и людям Менгли-Гирея это осталось неизвестным. Доманову было приказано передать Захарье также словесно приглашение приехать в Москву и условиться о встрече с людьми, которые будут посланы за ним весною, у устья Миюша и на Тайгане[188]. Но дело не наладилось; посол князь Ромодановский сообщил в 1491 г. великому князю, что Захарье пришлось отложить свой приезд из-за нерасторопности Доманова и что Менгли-Г ирей не берется проводить Захарью, опасаясь султанского гнева[189]. К тому же «Захарья тяжел, семья велика, подниматися ему надобе тяжело». Взял бы Менгли-Г ирей Захарью к себе из дружбы к великому князю, да не решается, опасаясь турецкого султана, так как «Турьскому Захарья великий грубник»[190]. Возможно, что великий князь оказал в этом отношении воздействие: известно, что в 1500 г. Захарья состоял на службе у Менгли-Гирея; в этом году великий князь вновь пригласил к себе Захарью, причем боярину Кубенскому было поручено — если этого пожелает Захарья — просить Менгли-Гирея отпустить его от себя, в противном же случае ничего не говорить Менгли-Гирею[191].

Трудно сказать, что именно — не соображения ли политического характера? — побуждало московского великого князя звать Захарью к себе на службу. Но каковы бы ни были обстоятельства, связывавшие великого князя с ним, эти многолетние сношения представляют тем больший интерес, что Скарья-Захария, которого современники считали родоначальником ереси жидовствующих, должен был быть особенно неприятен правоверным москвичам. Тождественность Схарии, прибывшего с Олельковичем в Новгород, и крымского Скарии-Захарьи подтверждается «посланием» инока Саввы «на жидов и на еретики»[192], адресованным тому боярину Дмитрию Шейну, заподозренному в ереси, которому великий князь поручил передать грамоту Захарье в Крыму. Воздав боярину должное за его добрые дела, инок Савва, однако, замечает о богопротивных жидовствующих: «Аще человек будет добр всеми добродетелями и примесит к ним мало нечто жидовского семени, ино то все его житье непотребно перед Богом и человеки, и Бог не стерпит ему и обличит его, яко же и новгородских попов, учение жидовское приимших». И опасаясь, что общение с Захарией толкнет боярина к ереси, инок добавляет: «И ты, господине Дмитрий, коли был еси послом и говорил еси с тем жидовином с Захариею Скарою. И я, господине Дмитрий, молюся тебе: что если от него слышал словеса добры или худы, то, пожалуй, господине, отложи их от сердца твоего и от уст твоих»[193].

Послание было написано в то время (1496 г.), когда ересь жидовствующих, несмотря на постановления собора 1490 г., стала быстро распространяться в Москве. Нельзя допустить, чтобы великий князь считал Скарию распространителем жидовской ереси, — в этом случае он бы не звал его к себе в 1500 г., т. е. тогда, когда сектанты уже подвергались гонению. Но, по-видимому, общественное положение Скарии было столь исключительное для еврея, что летописцы, не проникая в скрытые причины успеха ереси, приписали Скарии возникновение нового учения[194].

Если в глазах Саввы, посвятившего себя монастырскому подвижничеству, общение с евреями угрожало религиозным убеждениям русского народа, то люди живой деятельности не предвидели ничего дурного от сношения с евреями. Во всяком случае, многократное приглашение еврея, которому приписывалось распространение ереси жидовствующих, на службу свидетельствует, что в Москве в то время не питали исключительной неприязни к евреям.

Нелишне здесь заметить, что в 1490 г. прибыл в Москву из Венеции, среди разных мастеров, врач еврей Леон (мистро Леон жидовин), которому и поручили лечение сына великого князя[195].

И при следующем великом князе, Василии III (1505–1533), евреи встречали гостеприимство в Москве, приезжая сюда среди прочих купцов Польско-Литовского государства; право на приезд предоставлялось евреям общими договорами между Москвой и Польшей. Известный дипломат Герберштейн[196], посетивший в то время (1517 и 1526 гг.) Москву с целью установить добрые отношения между великим князем и польским королем, сообщает, что не всякому купцу, кроме литовцев и поляков, а также торговых людей, находящихся под их властью, открыт доступ в Москву; среди этих последних, очевидно, и приезжали евреи. О том, что евреи проживали в государстве до Ивана Грозного, можно заключить и из слов иностранца Маржерета: «…евреи нетерпимы со времен Ивана Васильевича Мучителя»[197].

Насколько московское общество было в то время далеко от недовольства евреями, видно из того, что русский посол, прибывший (1525 г.) в резиденцию папы и долженствовавший, в силу особых политических условий, представить русских людей в глазах католиков хорошими христианами, заявил итальянскому историку Иовию, будто евреев не впускают в пределы Московского государства «как весьма скверных людей и злодеев, потому что те еще недавно научили турок лить медные пушки»[198]. Чтобы понять смысл этих слов, надо иметь в виду то обстоятельство, что римская курия добивалась объединения христианских государств под главенством папы для изгнания турок из Европы; однако московское правительство не выражало готовности примкнуть к подобному союзу, а это могло вызвать представление, будто Москва поддерживает турок, что интересы христианского мира ей не дороги; таковые подозрения и должна была рассеять реплика посла; неприязнь к евреям должна была явиться лучшим доказательством того, что русские — добрые христиане[199]. Евреи, изгнанные из Испании и радушно принятые Турцией, действительно научили турок изготовлять порох и лить пушки. Однако это не имело никакого отношения к евреям, приезжавшим в Москву. Посол сказал неправду, заявив, будто евреев не пускают в Москву. О том, что евреи имели в то время доступ в Московское государство, говорят и некоторые позднейшие официальные документы. Но характерно, что русский посол ничего другого не мог поставить в упрек евреям, как то, что они усилили турок в боевом отношении; сношения русских с евреями, очевидно, не давали никакого повода для недовольства и жалоб[200].

Ряд актов свидетельствует, что евреи не переставали появляться и даже водворяться в Русском государстве. Речь сперва идет, главным образом, о евреях Литвы, на расстоянии нескольких сот верст граничившей с Московским царством; лишь позже мы встречаемся с польскими и другими евреями [201].

вернуться

187

Сборник ИРИО. С. 73. При подлиннике на особом листке написано: «С сего списка посольственного отправлена копия в Высокий Кабинет при доношении асессора Семена Иванова. Декабря 13 дня 1739 г.».

вернуться

188

Там же. С. 77.

вернуться

189

Малиновский А. М. Историческое и дипломатическое собрание дел // ЗООИД. Т. V. С. 209.

вернуться

190

Сборник ИРИО. Т. XLI. С. 114 (Регесты и надписи. Т. I. № 211).

вернуться

191

Сборник ИРИО. С. 309.

вернуться

192

Голубинский Е. История русской церкви. Т. II. С. 889. Уже ранее на идентичность этих лиц указал Панов в цитированном сочинении.

вернуться

193

Чтения в имп. Обществе истории и древностей российских (ЧОИД). М., 1902. Кн. III (см. введение С. А. Белокурова).

вернуться

194

Голубинский (История русской церкви. Т. II. С. 889) говорит, что «Скара, если и собирался до 1490 г., когда был в Москве собор на жидовствующих, конечно, отложил свое намерение переселиться в нее». Однако великий князь поддерживал с ним сношения и в 1500 г.

Следует отметить, что тождественность матрегского (таманского) владетеля Захарии Гуизольфи, так называемого родоначальника ереси Захарии Скары и Захарии Гуил Гурсиса, который вел переписку с Московским великим князем, признается отнюдь не всеми исследователями. В. Огородников отрицает тождественность Захарии Гурсиса и родоначальника ереси Скарии Захарии. Но вместе с тем В. Огородников указывает на факт, говорящий в пользу тождественности этих лиц, а именно, что дьяк Федор Курицын, примкнувший к ереси жидовствующих и имевший большое влияние на великого князя, принимал деятельное участие в дипломатических сношениях московского двора.

вернуться

195

Леон ручался за жизнь больного; когда же последний умер, Леона казнили. Соловьев С. М. История России. 3-е изд. Кн. 1. СПб., 1911. С. 1496–1497.

вернуться

196

Герберштейн С. Записки о московских делах. СПб., 1908. С. 90.

вернуться

197

Сказания современников о Дмитрии Самозванце, собранные Устряловым. 3-е изд. СПб., 1859. Т. I. С. 261.

вернуться

198

Павел Иовий Новокомский. Книга о Московском посольстве. СПб., 1908. С. 268 (вместе с сочинением Герберштейна). Князь Голицин (Голицин Н. Н. История русского законодательства о евреях. СПб., 1886) ошибочно сообщает, будто Иовий приезжал в Россию. Иовий написал книгу со слов Дмитрия Герасимова.

вернуться

199

Такое мнение высказывает и Н. Д. Градовский (Отношение к евреям в древней и современной Руси. СПб., 1891. С. 261–263).

вернуться

200

Редакция не может согласиться с проводимым в этой статье мнением об отсутствии «исключительной» неприязни к евреям и «недовольства» ими в Московском государстве. Тщательно сгруппированные автором данные — хотя и не всегда между собою согласные (см., напр., дальше в тексте: в 1545 г. Иван Грозный утверждает, что евреям запрещался приезд в Москву, а король Сигизмунд в 1550 г. ссылается на то, что они в прежние времена свободно туда допускались для торга) — дают нам право заключить, что, несмотря на все препятствия, евреи Литвы и Польши все-таки ездили в пограничные города Московии (Смоленск) и даже в столицу. Но эти данные не оправдывают заключения об отсутствии у московских людей диких предрассудков специально против евреев как особенной разновидности «поганых» иноверцев. У нас нет основания опорочивать сторонними мотивами заявление русского посла в Риме Павлу Иовию (1526), что «Московиты больше всего ужасаются при мысли о иудеях и не пускают их в свои пределы» (Ante a lia j udaeorum genus memoria quidem horrent…). Заметим, кстати, что некогда отстаивавший идею старомосковской терпимости к евреям Н. Градовский (на которого автор, между прочим, ссылается) исходил из наивного предположения, что евреи были постоянными жителями старой Московии, и развивал эту идею в своих странных книгах, написанных с точки зрения «русско-православной» для обеления древней Руси и вместе с тем для защиты еврейского равноправия перед Паленской Комиссией 1880-х годов. — Ред. «Евр. старины».

вернуться

201

Отметим, что московские купцы встречались с евреями и за пределами Русского государства. Герберштейн, говоря о Люблинской ярмарке, передает, что ее наряду с другими народностями посещали московины и евреи (Записки о московских делах. С. 221).

61
{"b":"238859","o":1}