Обмен товаров Московского государства с Литвой шел тремя путями — через Псков, Новгород и Москву. Вероятно, евреи направлялись с торгом на Псков и Новгород, но, во всяком случае, они охотно пользовались дорогой на Москву, проходившей через Красный, Смоленск, Дорогобуж и Вязьму. В XVI в. в Москве (на Сретенке) был особый литовский двор.
Московское правительство по-прежнему допускало к себе иностранцев с большой неохотой; случалось, что иностранным купцам позволяли останавливаться только в порубежных городах, но не дальше. Особенно охранялась в этом отношении Москва. Правительство нередко подвергало гостей всяческим притеснениям, нарушало договоры, заключенные с государствами или торговыми компаниями, что, конечно, приводило к преследованию тех русских, которые появлялись за границей с торговыми целями. Яркой иллюстрацией в этом отношении может служить нижеследующий факт: Иван III уничтожил в Новгороде контору ганзейских купцов, засадил их в тюрьму и конфисковал их имущество — тогда в отместку в Ревеле сожгли двух русских купцов[202].
Особенно часто московское правительство вступало в конфликты с Польшей.
Торговля Москвы с Литвой и Польшей в XVI и XVII вв. нарушалась беспрерывными войнами и постоянной враждой правительств; это отражалось не только на торговых оборотах, но и на взаимных отношениях между русскими и польско-литовскими купцами. «Положение купцов было небезопасно, когда были примеры, что правительства, возобновив между собою едва потухающую вражду, задерживали купцов и конфисковывали их имущества… В промежутки, когда военных действий между Литвою и Москвою не было, жители порубежных земель беспрестанно делали друг на друга разбойничьи наезды, грабежи и разорения». При таких условиях купцы, приезжавшие из Польши и Литвы, не пользовались в Москве ни благосклонным приемом правительства, ни расположением народа[203] и поэтому подвергались притеснениям. Когда около 1570 г. русские послы были задержаны в Литве, литовские купцы, прибывшие в то время в Москву, были ограблены правительством[204].
Разделяя судьбу своих соотечественников, литовские евреи, посещавшие Московское государство, испытывали всяческие стеснения. Евреи могли приезжать в Московское государство в силу общих договоров между Россией и Польшей[205]. Об этом свидетельствует послание короля Сигизмунда I к великому князю Ивану Грозному по следующему поводу. Двое бельских евреев дали товар «ку верной руце» смоленскому купцу. Когда евреи позже прибыли в Смоленск, оказалось, что купец умер; наследник же его не хотел рассчитаться с евреями; смоленский наместник обещал, что дело будет разобрано в Москве. В это время в Москву отправился посол Сигизмунда; евреи решили воспользоваться этим случаем, и Сигизмунд дал им лист на имя посла, чтобы он оказал им защиту. Евреи поспешили в Москву, но здесь королевский лист был отобран и никакого удовлетворения они не получили. Когда же евреи вернулись в Смоленск, одного из них посадили в тюрьму. Этот инцидент и побудил Сигизмунда обратиться с посланием к великому князю (1539 г.). Изложив обстоятельства дела, король просил великого князя оказать евреям справедливость; он отметил, что перемирные грамоты предоставили «волно купцам на обе стороны ходити без жадное зачепки». В заключение король напоминал о мирном договоре и крестном целовании[206].
Сохранилось известие и о другом подобном случае в годы правления Ивана Грозного. Однажды в Москве был сожжен товар литовских евреев. Польский король заступился за них, и великий князь, отправляя в 1545 г. к Сигизмунду Августу посла, поручил ему представить королю объяснения и по этому делу, а именно что товары были сожжены за то, что евреи привезли для продажи «мумею», несмотря на запрещение им приезжать в Москву[207]. Евреи стали просить короля заступиться за них. Сигизмунд согласился. Однако обмен писем между ним и великим князем не привел к цели. Евреи продолжали просить Сигизмунда о защите их интересов, и Сигизмунд несколько лет спустя вновь обратился к великому князю по этому делу. В грамоте от 21 мая 1550 г. на имя Ивана Грозного он писал: «…перед тем з веку за предков твоих, великих князей, волно было всем купцам нашим, христьянам и жидам, до панства твоего на Москву и по всей земли твоей с товары ходити и купчити». Сигизмунд вновь просил предоставить евреям право торговли, как прочим купцам. Но Иван Грозный отказал: «А что еси писал нам, чтобы жидом твоим позволили ездити в наши государства по старине, и мы к тебе о том писали наперед сего неодинова, извещая тебе от жидов лихие дела, как наших людей и от крестьянства отводили, и отравные зелья в наше государство привозили, и пакости многие людям нашим делали; и тебе было брату нашему, слышав такие их злые дела, много о них писати непригоже: занже и в иных государьствах, где жиды побывали, и в тех государьствах много зла от них делалось… и нам в свои государьства жидам никак ездити не велети, занже в своих государьствах лиха никакого видети не хотим, а хотим того, чтобы Бог дал в моих государьствах люди мои были в тишине безо всякого смущенья. И ты бы, брат наш, вперед о жидах к нам не писал»[208].
На этом документе следует остановиться.
Не говоря о том, что взаимоотношения между великим князем и королем отнюдь не были в то время дружественны[209], что, как мы видели, тяжело отзывалось на подданных, — надо подчеркнуть, что Иваном Грозным руководили не соображения о «лихих делах» евреев, а религиозная вражда к иноверцам. Если ссылка на то, будто евреи совращали христиан, может быть объяснена превратным представлением о ереси жидовствующих, то указание на лихие дела являлось в то время обычным обвинением против тех, кого само правительство обижало. Когда в 1570 г. правительство ограбило нескольких греков и армян, прибывших в свите литовского посольства, то незаконное действие оправдывалось тем, что они «искали над государя нашею землею лихого дела»; это было даже милостью, так как подобные злодеи достойны, мол, казни[210].
Как и в русской жизни, правление Ивана Грозного оставило по себе среди евреев воспоминание, полное ужаса. Когда в 1563 г. русские войска взяли Полоцк, Иван Грозный велел всех евреев с семьями, говоря словами летописца, «в воду речную вметати, и всех утопили их»; принявшие православие были пощажены. Потоплены были и ксендзы-бернардины[211].
Как передает Принц, бывший дважды послом у великого князя, печальная судьба постигла также евреев других завоеванных городов и крепостей — их предавали смерти.
Иностранец Петр Петрей де Эрлезунд, побывавший в 1611 г. в России, сообщает в своем «Описании русских государей»[212] об Иване Грозном: «Как ни был он жесток и неистов, однако же не преследовал и не ненавидел за веру никого, кроме жидов, которые не хотели креститься и исповедывать Христа: их он либо сжигал живьем, либо вешал и бросал в воду. Потому что обыкновенно говорил, что никакой царь, князь или король не должен доверять этим людям или щадить тех, которые предали и убили Спасителя мира».
Маржерет, прибывший в Россию почти сорок лет спустя, рассказывает, что «Государь приказал собрать всех евреев, находившихся в России; потом, связав им руки и ноги, вывели их на мост, где они принуждены были отречься от своего закона, и когда сказали, что желают креститься… царь в ту минуту велел бросить их в воду»[213]. Это сообщение не соответствует, насколько известно, действительности, но оно характерно в том отношении, что передает, по-видимому, ходячее представление о жестоком обращении Ивана Грозного с евреями.
