Во внешней политике Ивана III важными моментами являлись отношения Москвы к Литве, Золотой Орде и Турции. Казимир Литовский, у которого Новгород просил помощи в борьбе с Москвою, задумал двинуть в Московское государство хана Золотой Орды Ахмата (Ахмед). Поход Ахмата (1472 г.) оказался неудачным; но московскому князю этого было мало: ему надо было иметь дружественную силу, которая парализовала бы в будущем литовско-татарский союз; с этой-то целью Иван III старался сблизиться с ханом Крымской (Большой) Орды Менгли-Гиреем, недружелюбно относившимся к Ахмату. Один из младших сыновей основателя крымского ханства Хаджи-Гирея, Менгли-Гирей, добился престола благодаря, между прочим, содействию генуэзской колонии в Кафе (Феодосия), в которой татарам принадлежала видная роль. Татары же явились посредниками между московским князем и Менгли-Гиреем. Но наряду с ними выдвинулся и еврей, устроивший между Москвой и Менгли-Гиреем дипломатические сношения[174]. В Кафе евреи занимали заметное положение в торговле; устав колонии, изданный в Генуе в 1449 г., охранял евреев наравне с греками и другими от притеснений епископа; консулу и совету старейшин было вменено в обязанность энергично защищать их[175]. При таких условиях отдельные евреи могли достигать влиятельного положения, и, действительно, мы видим, что в это время два еврея выдвигаются здесь в качестве государственных деятелей, и с ними обоими поддерживает сношения великий князь Иван III. Один из них — богатый Хоза Кокос, пользовавшийся «непосредственной доверенностью кафинского князя Ягупа и царя Менгли-Гирея»[176].
В 1472 или 1473 г. великий князь послал в Кафу «челобитную фа-моту», поручая особым письмом Кокосу передать ее крымскому хану и приложить усилия к тому, чтобы хан согласился на заключение оборонительного и наступательного союза с Московским государством. Кокос донес о своих шагах великому князю письмом на еврейском языке, каковое было доставлено в Москву шурином Кокоса, Исупом. По-видимому, сведения, сообщенные Кокосом, подавали надежду на успех, и великий князь посылает в Кафу толмача Иванчу Белого с поручением к Кокосу «делать дело до конца», и опять ответное письмо Кокоса было написано на еврейском языке.
Когда в 1474 г. к Менгли-Гирею отправилось от великого князя Ивана III посольство с боярином Никитой Беклемишевым во главе, послу было предписано: заехать в Кафу, передать Хозе Кокосу поклон великого князя и верительную грамоту, где сказано, что шурин Кокоса, Исуп, был у великого князя и передал ему письмо, которым Кокос уведомлял, что деятельно исполняет поручение великого князя сблизить его с царем Менгли-Гиреем и выхлопотать для него ярлык[177]; для этих хлопот великий князь направил к Кокосу толмача; но Менгли-Гирей послал великому князю только уверения в дружбе, а «ярлык докончалный» лишь обещал; великий князь просит Кокоса по-прежнему помогать его людям, обещая ему в случае успеха «свое жалование»; посылаемые же теперь «легкие» подарки объясняются тем, что посол ехал налегке. Беклемишеву было также поручено сказать Кокосу: если Кокосу нужно будет послать великому князю грамоту о каких-либо делах, «он бы жидовским письмом грамот бы не писал, а писал бы грамоты русским или бессерменским». Далее Кокосу указывалось, что представленный им счет по выкупу русских пленных чрезмерен, а в заключение Кокоса просили оберегать русских купцов от грабежа.
Посольство, отправленное к Менгли-Гирею в 1475 г., также не обошлось без услуг Кокоса. В ту пору в Крыму существовало Мангупское (Манкупское) княжество, в конце того же года уничтоженное турками, состоявшее из остатков некогда господствовавших здесь готов. Князь мангупский Исайка имел в виду выдать свою дочь замуж за сына великого князя; русский посол должен был просить Кокоса отправиться вместе с ним к Исайке, чтобы переговорить об этом деле[178]; между прочим, Кокосу было поручено узнать о приданом дочери мангупского князя.
В 1475 г. Менгли-Гирей стал турецким вассалом, но и при новых политических условиях Кокос не утратил своего влияния. Еще в 1486 г. Иван III поручает своему послу: «…да молвити Кокосю жидовину от великого князя… как еси наперед того нам служил и добра нашего смотрел, и ты бы и ныне служил нам; а мы, аж даст Бог, хотим тебя жаловати»[179]. Кокосу поручается купить для великого князя драгоценные камни, причем обещается не только хорошая цена, но и «жалование»[180].
Эта многолетняя переписка между великим князем и Кокосом приобретает особый интерес, если вспомнить, как высокомерен был великий князь в сношениях с сильными мира сего. «Гордый своим царственным достоинством и родственными связями с византийским императорским домом, Иван III совсем иным является в сношениях с едва заметным, но весьма нужным и полезным ему кафинским евреем. Недосягаемо высокий на Москве и требовавший к себе беспрекословного повиновения и преклонения, он снисходил до передачи Кокосу поклонов и извинений за недостаточность поминков, посланных ему»[181]. Все это объясняется, по-видимому, тем, что московскому князю была крайне необходима «дружба» крымского хана, и несомненно, что именно Хоза Кокос добился добрососедских отношений между ханом и Московским государством.
Другим евреем, с которым имел сношения — и притом более близкие — великий князь, был «таманский князь» Захарья Скарья, игравший в Крыму, по-видимому, большую роль, чем Кокос.
Таманский полуостров составляет крайнюю западную оконечность Кавказа, усеянную озерами, лиманами и заливами. В 1419 г. генуэзский еврей Симеон де Гвизольфи, женившись на княжне Бихаханим, стал под покровительством Генуэзской республики владетелем Таманского полуострова. Его потомок Захария де Гвизольфи подвергся нападению турок. Он должен был бежать со своими подданными черкесами на остров Матрицу. В 1482 г. Захария просил директоров генуэзского банка оказать ему материальную поддержку для борьбы с турками. Он сообщал также директорам, что по пути к ним был ограблен валахским воеводой Стефаном, предлагающим ему теперь замок, но Захария — как он писал — слишком любит свою страну и республику и потому будет ждать, не поможет ли ему счастливый случай; но если ему не окажут поддержки, он пойдет в Валахию вместе с другими людьми[182].
В это приблизительно время и возникает переписка между Скарией и великим князем. Скария — неизвестно в точности, по каким побуждениям, — хотел прибыть в Москву и отдаться под покровительство великого князя; это намерение было встречено сочувственно. Князь Ноздроватый, посланный в 1484 г. к Менгли-Гирею, имел грамоту от 14 марта «к Захарье к Скарье, к жидовину». Снабженная «золотой печатью», служившей выражением особого благоволения, она гласила: «Божиею милостью, великий осподарь Русские земли, великий князь Иван Васильевич, царь всеа Руси… Захарье Евреянину. Писал к нам еси с нашим гостем Гаврилом с Петровым о том, чтобы ти у нас быти. И ты бы к нам поехал. А будешь у нас, наше жалование к собе увидишь. А похочешь нам служити, и мы тебя жаловати хотим, а не похочешь у нас быти, а восхочешь от нас опять в свою землю поехати, и мы тебя отпустим добровольно, не издержав»[183].
Эта грамота не застала Скарии — он был в ту пору «за морем», и грамота была возвращена в Москву.
Однако Скария не хотел расстаться со своими мечтами о Москве. Судьба его преследовала, и Москва представлялась ему уголком, где он обретет покой. Пользуясь, по-видимому, оказиями, он дважды писал великому князю о своем желании приехать в Москву. И на то послание, которое было привезено «человеком» великого князя, Сенькой Хозниковым, великий князь ответил (18 октября 1487 г.) грамотой (тождественной с предыдущей), которую и отвезли ему подьячий Митя Нардуков и боярин Дмитрий Шейн[184]. Но Скария был нетерпелив. Не дожидаясь ответа, он поторопился напомнить о себе. Уже вскоре новая «грамота латынским письмом пришла с Богданом с армянином от таманского князя от Захарьи», за подписью: Захарья Гуил Гурсис (по другому варианту: Захарья Гуйгурсис). В этом послании[185] Скария сообщал, что он пустился было в путь в Москву, но по дороге воевода Стефан ограбил и едва не замучил его. Теперь он снова выражает желание приехать на службу к великому князю со всем домом или же пока один с «некими малыми людьми», как захочет князь; при этом Скария заверяет великого князя в своей готовности быть ему полезным в Черноморских странах, где Скария, как видно, чувствовал себя сильным, влиятельным лицом: «…а о всем, его же взмогу надобье осподарстьвию твоему по сем странам, есмь в твоем приказе, аки твой истинной слуга в всех твоих». Для безопасности в пути Скария просит прислать проводника. Великий князь в ответ послал чрез того же армянина «Захарье, князю Таманскому» грамоту, в которой[186] вновь писал: «…и ты бы к нам поехал служити, а мы, аж даст Бог, хотим тебя жаловати».
