С этим настроением и пришел Георгий на работу. На столе лежал готовый отчет по меди. Было чем порадовать Москву: общие запасы колчедана резко увеличились за минувший полевой сезон. Он прикинул в уме, потом на бумаге: если мощность Березовского комбината даже удвоить, то все равно богатой руды хватит до начала двадцать первого столетия.
Потом он до обеда занимался делами м о к р ы х геологов: отовсюду требовали воду, а тут давала о себе знать прежняя недооценка гидрогеологии. Нужно приналечь...
И остаток дня ушел на совещание у начальника управления Шумского. Речь шла о проекте плана на будущий год.
Первым выступил главный геолог по нефти и газу Ворожейкин. Недавно стало известно, что скважина, пройденная для изучения подстилающих отложений, выявила наличие газа и на глубине свыше двух тысяч метров. Знаменитый вал-то, оказывается, имеет второй «этаж», и кто знает, сколько их всего, если копнуть еще глубже. Поэтому Ворожейкин предлагал и дальше вести разведку на валу и одновременно искать нефть рядом, на правом берегу Урала.
Шумский одобрил и горячо заговорил о правобережье. По его словам выходило, что река Урал как бы разделяет два крупных месторождения: одно уже открыто, другое еще предстояло открыть. Илья Михайлович не сомневался в успехе, и его уверенность подкупала многих. Ну да, конечно, газ, как а д ъ ю т а н т, сопутствует ее в е л и ч е с т в у нефти, но все же случаются разные отклонения. А Шумский был абсолютно убежден, что вслед за большим газом будет открыто целое нефтяное море. (Недаром в шутку говорят, что у него и в жилах течет девонская нефть).
Когда очередь дошла до Георгия, он сделал краткий обзор рудных залежей, что были разведаны за минувшее лето. И, в свою очередь, предложил начать поиски железа.
— Если только с нами согласятся, — заметил вполголоса начальник управления.
— Теперь, Илья Михайлович, общая атмосфера изменяется.
— Дай-то бог...
— Ни бог, ни царь и не герой! В конце концов добьемся сами.
— Ну-ну. Я, конечно, за.
— Не век же бытовать «концепции» этих пенкоснимателей, вроде Голосова, Аюпова и компании. Само время против временщиков...
Георгий был сегодня в ударе: план будущего года рисовался ему как очень интересный, хотя и трудный: геологические экспедиции приступали к разведке очередных «белых пятен». Шумский подумал, что Каменицкий не из тех, что опускают руки, когда их не поддерживают. Ну, не удалось ему в прошлый раз добиться своего в Москве, однако эту «железную идею» он так не оставит.
После совещания, вернувшись в свой рабочий кабинет, Георгий подошел к геологической карте Урала и надолго остановил взгляд на южном торце Главного хребта. Широкая диабазовая лестница уводит в глубь земли. Какие еще клады ждут своей очереди там, в самой толще недр? Говорят, чтобы узнать человека, нужно съесть пуд соли с ним. А для того, чтобы узнать землю, мало и человеческой жизни. Правда, иной раз кажется, что все давным-давно открыто, что больше и делать нечего на исхоженной вдоль и поперек земле. Но вдруг она снова порадует тебя своей щедростью, и ты с удивлением оглядываешься по сторонам, будто новичок. Не в этом ли беспрерывном узнавании родной земли тайный смысл нашего бытия?..
Через неделю Шумский получил телеграмму из министерства: ему предлагалось направить в Москву Каменицкого с практическими соображениями о скором плановом возобновлении разведки железных руд.
Георгий был доволен, но старался поглубже скрыть свою радость, во всяком случае, перед Шумским, который тепло поздравил его с первым успехом. Единственное, с кем он поделился приятной новостью, так это с Павлой. Она сказала:
— Видишь, оказывается, и министр задумывается над перспективными вопросами, а ты упрекал его в неумении одолевать текучку.
— Готов повиниться перед кем угодно, лишь бы толк был.
Вот теперь Георгию пришлось идти за отцом буквально след в след. Вернув из многолетнего забвения старые геологические отчеты, подняв многие документы довоенной поры, он и при беглом чтении этой рукописной истории южноуральских недр мог убедиться в том, что малочисленные партии отца занимались понемногу всем: искали никель, медь, строительный камень, золотце, уголек. Хорошо еще, что сохранились эти пухлые отчеты на оберточной бумаге, — по крайней мере, знаешь, откуда следует продолжать разведку хотя бы пока пунктиром. Георгий позвонил в Молодогорск, чтобы посоветоваться с отцом по некоторым деталям. Но отца дома не оказалось: отправился по всей своей «горной епархии», как объяснила мать. «Да, там, где побывало двенадцать геологов... — весело подумал Георгий Каменицкий, снова остановив взгляд на южном парадном торце Урала. — Ну, что ж, попытаемся после этих двенадцати апостолов открыть тринадцатое месторождение».
27
Последние вереницы перелетных птиц нехотя покидали обжитые места. Они тянулись в сторону Каспия, вдоль Яика, над которым сшибались встречные верховые ветры. Запаздывая нынче с переселением на юг, косяки журавлей, однако, соблюдали свои привалы и, немного подкрепившись чем бог послал, тяжело поднимались на крыло, оставляя даже теплые «моря» на уральском меридиане, по берегам которых возвышались новые «Замки Света».
В эти дни и Леонтию Ивановичу Каменицкому не сиделось дома. Он побывал на востоке, за Ярском, где когда-то искал уголь. Стоящего уголька, правда, не нашел, но дорожку в глухой край все же проторил: там строится сейчас второй никелевый комбинат среди лебединых озер Тургая.
Потом он решил заглянуть в Березовку, куда не наведывался с той памятной поездки вместе с Голосовым. Вообще березовская медь была его слабостью, как незаконченная книга. И хотя он теперь считался ее законным первооткрывателем, досада на самого себя все равно осталась. А тут вдобавок эхо прошлого — статья Семена Голосова. Ошибиться в геологической находке, приняв пустую породу за руду, — это еще полбеды, но сорок лет ошибаться в человеке — это уже настоящая беда.
Отсюда он напрямую, срезая угол, отправился через соседнее плато в Уральскую Швейцарию, где много лет назад в поисках железа случайно нашел первую медь. Началось с того, что знакомый путевой обходчик обратил внимание на красивый зеленоватый камешек, подобранный у семафора.
Уральской Швейцарией Леонтий Иванович называл крутые отроги Главного хребта, что врезались в ковыльную степь длинными волноломами. Строители железной дороги так и не смогли обойти стороной один из кряжей и пробили в диабазе большой туннель, который оказался теперь воротами в Медноград, сооруженный в котловине, — лишь венчики заводских труб виднеются над голыми пиками гор.
Леонтий Иванович попросил шофера остановиться. Внизу черные и желтые дымы растекались по глубоким раструбам узких долин, наполняя их до краев. Не очень-то удобное место для жилья, но в годы довоенных пятилеток города закладывались наспех, иной раз без учета розы ветров, среди которых особо тревожили западные ветры, что дули со стороны Германии.
Он присел на гранитный выступ и долго смотрел на город, первый на его счету. Потом встал и напряженно вгляделся на восток. На фоне блеклого неба вставали дымы Молодогорска и Ярска, левее их тянулся волокнистый дымок Березовска. Леонтий Иванович с удивлением отметил, что отсюда, с медноградского угла, открывается вся г е о м е т р и я его жизни. Ну, Сибирь с ее золотцем не в счет — то была туманная юность. А именно в этом железо-медно-никелевом «треугольнике» на Южном Урале и заключена сердцевина того, что полагалось ему сделать на белом свете. Конечно, если бы не война, то можно было достигнуть большего. Но кое-что все же сделано для оправдания своего присутствия, на шарике, остальное — за молодежью.
В осеннем небе появился журавлиный нестройный клин. Вожак, огибая город, осторожно выводил стаю на привычный каспийский тракт. Леонтий Иванович поднял руку в знак приветствия и долго не спускал глаз с журавлей, пока они не скрылись из виду в казахской стороне. Кто знает, доведется ли встретиться будущей весной...