— Проходи, Зайцев, садись… Я сейчас… — И обратился к Стародумову: — Объявления наши видел в городе… Скучно сделаны. Казенно! Ну и что из того, что нужны аппаратчики, печники, слесари? Рабочие везде нужны! Бумага желтая, краска серая, мысли, извините, тоже сероватые… О том, что у нас вечерний техникум — база для профессионального роста, — не сказали! Что у нас работает восемьдесят процентов молодежи в возрасте до двадцати восьми лет, — ни намека! Что у нас есть Дворец культуры со всякими секциями спортивными и самодеятельностью — ни слова! Что у нас творческие командировки на однородные заводы — молчим… Я не знаю, обо всем ли надо писать, приглашая молодежь на работу, но писать надо интереснее. Как ты, комсорг, думаешь?

— Я об этом просто еще не думал, — сознался смущенный Зайцев.

— Мы же не в Америке живем, где у каждого завода очередь безработных ночует, — продолжал директор. — Нам с тем же «Красным мотором» конкурировать приходится, и с текстильщиками, и с любым городским заводом. Где людей брать для нового цеха? Я вас, комсорг, и вас, завкадрами, спрашиваю?! Надо рассказывать, что мы можем дать молодому рабочему, чему научить, перспективу открыть. Так или не так?! Призывы санэпидстанции о борьбе с мухами читать интереснее. Ладно, к этому разговору мы еще вернемся. Как готовится комитет к работе в воскресенье? Не подведет комсомол?

— На заводе все подготовлено, Сергей Петрович! — сообщил Зайцев. — С факультета должны позвонить, сказать окончательно, сколько человек приедет… Машины просят послать.

— Пошлем! И обратно доставим… Закажем столовой обеды. Правильно? Может, термосы с чаем в цех послать? Буфет с бутербродами? Ты, Зайцев, должен мне это все подсказывать, а не я тебе! Чего еще нужно?

— Музыку бы организовать…

— Танцевать, что ли, собираетесь? — заметил Стародумов. — Еще пивка «Жигулевского»…

Дорофеев нахмурился, но не стал пререкаться с заведующим кадрами: и так успел много неприятного наговорить, оттого и ершится Стародумов…

— А что?! И танцы будут, и песни в перерыв! А вечером думаем устроить молодежный вечер. Молодых рабочих и студентов. Что, нельзя пиво, да? — запальчиво отпарировал Зайцев. — Меня другое интересует: как рассчитываться будем за работу? Ну, платить, когда и сколько?

— То есть как платить? — брови у Дорофеева сошлись над переносицей. — Заплатим столько, сколько положено. По нарядам…

— Так не выйдет, Сергей Петрович! Речь идет о том, чтобы работать в выходной день. Так? Так! А по закону о труде работа сверхурочно, в воскресенье и праздничные дни, оплачивается по повышенным расценкам! Так? Так! Помните, летом мы все Дворец готовили к открытию — и белили, и мыли, и проводку доделывали, и мусор выгребали? Каждый вечер работали… Согласен… И когда школе-интернату спортплощадку делали — тоже согласен. Надо! Для наших детей! — Петя покраснел, поправился: — Ну, не для моих лично, а для всех… Тоже надо… Школе на это дело и средств не предусмотрено…

— Секретарь комитета комсомола забыл о лозунге общественных начал, — заметил Стародумов. — А как же общественные начала!

— Ничего я не забыл! — живо откликнулся Зайцев. — Я молодежный университет марксизма-ленинизма на одни пятерки закончил. Только не надо под лозунгом общественных начал нарушать основной закон социализма. У нас молодежный лекторий на общественных началах — правильно! Библиотека на общественных началах — правильно! Бюро рационализации и изобретательства — правильно! Народная дружина — очень правильно! Еще что? Товарищеский суд у нас есть? Есть! Комсомольские посты есть? Есть! Металлолом мы собирали в воскресенье? Да! И стадион на общественных началах сделали. А сейчас администрация объявила выходной рабочим днем.

Щеки у Пети Зайцева полыхали. Дорофеев слушал комсомольского вожака с возрастающим интересом. Этот мудрущий парень ему нравился все больше непреклонной решимостью отстаивать свои убеждения.

— А на хлопкоочистительном объявили воскресники для погрузки кип волокна в вагоны? На общественных началах! И дирекции, и месткому от облсовпрофа так досталось! А тоже хотели на общественных началах. Только ни грузчики, ни профсоюз этих начал не одобрили… Я вот сознательный. И в цехе у нас — все сознательные! А если вы скажете, что надо детали точить сверхурочно на общественных началах или по выходным — не выйдет!

— Слишком сознательные, да? — проиронизировал Стародумов.

— Не слишком! Как раз в меру. Каждая работа в наряде будет записана. И будет оплачена. Всех расставим по бригадам, закрепим объекты. Прикрепим к бригадам учетчиков на всех работах, чтобы не было путаницы, приписок. А об оплате договоримся в месткоме и отделе труда. Иначе обидятся ребята. Ладно, Сергей Петрович? Не сердитесь только…

Дорофеев не мог не рассмеяться, улыбнулся смущенно и Зайцев.

— Ну, убедил! — произнес Дорофеев. — Только, может, все же рассчитаемся не как за работу в воскресный день, не по повышенным расценкам, Зайцев?

— Этого я не знаю. Как еще скажет завком! — не сдавался Зайцев. — По закону надо…

— Ладно. Выясним в отделе труда и зарплаты. До конца дня узнайте и скажите, сколько человек будет работать в воскресенье. Да, кстати, Одинцов с тобой, работает?

— В одной бригаде, Сергей Петрович. Ничего вроде… Неровно только работает. Перед праздником подошел к бригадиру после зарплаты: «А на эти гроши можно полмесяца прожить до новой получки?» Ну, а дядя Яша ему ответил, что одному — можно, если скромно. Посоветовал квалификацию повышать… Одинцов по третьему разряду. За полмесяца сорок семь рублей получил. Чудной такой!.. Когда зарплату в цех принесли, ему дядя Яша говорит:

— Ну, иди получай…

— У кого получать? Это, — говорит, — вроде магазина без продавца, что ли?

— Иди, иди! — это дядя Яша ему.

— Нет, — говорит, — я подожду… Пусть все сперва получат. Посчитаю, что мне останется…

Так последним и подошел к столику. Пересчитал и ужасно удивился, что все его деньги целы.

— Копейка в копейку! — сказал. — Это что же — воспитание ворья доверием?

— Я его сегодня про воскресник спросил, придет или нет. А он поинтересовался: обязательно или можно не приходить? Да нет, говорю, не обязательно, но там варить кое-что надо… И вообще все придут… Раз надо, ответил, приду…

…Одинцов разглядывал на шестеренке сбитые зубья. Ее только что принесли в цех, попросили срочно отремонтировать.

— Прямо горяченькую на место поставим! Из-за этой штуковины погрузка задерживается, вагоны простаивают, — сообщил парнишка лет семнадцати.

Одинцов внимательно посмотрел на него. У парнишки над губой бабочкой-капустницей торчали маленькие усики, а концы давно не стриженных прямых светлых волос лежали на воротнике серого пиджака.

— Экий ты патлатый! Что же тебя мамка не подстрижет? — спросил Одинцов, показывая в улыбке золотой зуб.

— Не твое дело! — с обидой сказал тот. — Подумаешь, фиксу воткнул в рот! Тоже мне!

— Фикса, говоришь? — Цыган с интересом продолжал оглядывать собеседника от кудлатой головы до узких брючек и остроносых красных туфель на толстой каучуковой подошве. Подмигнул: — А ты сам-то — из блатных? Свой, что ли?..

— Не-е… Я — мамкин. Блатную жизнь люблю. А воровать — боюсь, — пошутил паренек.

— А откуда про фиксу знаешь?

— В книжках вычитал… «Машина путает след»… Потрясно! Потом еще одна… «Черная пуговица». И эта, как ее, про лейтенанта Вязова, читал?

— Это что же, все про воров?

— Ага!

— Тебя как звать-то?

— Сева…

— Я могу рассказать — почище твоих книжек будет.

— Это про что же ты мне можешь рассказать? — насторожился Сева.

— Ну, про то, как воры живут. Как на малинах гуляют…

— Не-е-ет! Это мне как с крыши упасть, — ни к чему! Мне интересно, как их ловят! — воскликнул парнишка. — Про это можешь? Мечтаю криминалистом стать…

— Про это?.. Можно бы и про это… — Интерес к пареньку у Цыгана пропал. — Ладно, беги на свою репетицию…

— На какую репетицию? — переспросил Сева.